Страница 12 из 17
Мы с Юджином часто бродили по развалинам, лазали по остаткам стен и башен, искали черепки посуды с черным лаковым узором и монеты, похожие на ржавые чешуйки.
А иногда мы купались и загорали на маленьком каменистом пляже под обрывом, сложенном из желтых пористых пластов. Я, несмотря на грузность, почти не отставал от чертенка Южки. И лишь когда схватывало поясницу или ноги, ложился пузом на горячую гальку и постанывал.
– Юж, ну-ка, пройдись по позвоночнику...
Он с удовольствием вскакивал на меня. Как ласточка на моржа. Но пятки у "ласточки" были твердые, словно костяные шарики. Он ими добросовестно пересчитывал мои позвонки. Наступит, да еще и крутнется! Я наконец не выдерживал:
– Ай! Пошел прочь!
Он прыгал с меня, крутнувшись напоследок сильнее прежнего.
– Хулиган!
– Конечно... – И он плюхался рядом со мной. – Мама, как только я родился, сказала, что я хулиган.
Родители Южки где-то у черта на куличках разведывали новые нефтяные месторождения, чтобы спасти нас, грешных, от очередного энергетического кризиса. Потому их сын и торчал тут, у деда, хотя это противоречило инструкциям о секретности...
Долго лежать Юджину мешала врожденная подвижность.
– Дядя Пит, давай еще окунемся! И пойдем крабов выслеживать!
– Ну да! По камням-то лазать...
– Тебе полезно побольше двигаться. А то вон какой... Как дирижабль.
– Нахал...
– А я знаю, почему тебя так зовут – Питвик. Такое многосерийное кино было: "Приключения мистера Питвика и его клуба"...
– Там не Питвик, а Пикквик... А со мной все проще. Петр – Питер – Пит. Викулов – Вик... Склеили, вот и получилось...
Он, откатившись подальше, критически щурился:
– Все равно ты как Пикквик. Такой же... объемный.
– Во-первых, не такой же! Он жирный был, а у меня мускулатура...
– Ох уж...
– Вот иди сюда, покажу "ох уж"... Кроме того, у него была лысина. А у меня еще вполне прическа...
– Лысина – дело наживное.
– Все на свете – дело наживное... Может, и ты вырастешь и будешь как я. Или еще объемнее...
– Ну уж фигушки!
– Когда мне было десять лет, я так же считал. А вот лет через сорок поглядим...
– У-у! Это еще сколько ждать...
На меня словно тень набегала.
– Это тебе "сколько ждать". А мне – пару лет...
– Ой, да... Я забыл... Дядя Пит, а почему время в "Игле" сжимается?
– Читай Эйнштейна и своего деда...
– У них ничего не понятно... Ну как это получается? Вперед лететь – кучу времени, а обратно – за одну секунду...
– Уж будто бы тебе дед не объяснял!
– Уж будто у него время есть объяснять! Только и знает: "Будешь приставать – вмиг отправлю к родителям!.." А сам даже адреса их толком не знает. Да и я тоже...
Тень пробегала и по Южке.
– Ну ладно, двигайся ближе... Смотри... – Я среди каменных окатышей расчищал песчаную проплешину. Втыкал в песок палец. – Представь такой бур... или лучше машину, которая роет туннель для метро. За день она проходит несколько метров.
– Несколько десятков...
– Ну, не важно... А потом по вырытому туннелю все расстояние можно промчаться обратно за несколько секунд...
– Значит, корабль оставляет за собой туннель в Пространство? – он был сорванец, но умница.
– Именно. И в этом туннеле уже не Пространство, а межпространственный вакуум. В нем нет ни расстояния, ни времени. По крайней мере, по нашим привычным понятиям... И от той точки, где находится "Игла", до базы можно будет перемещаться практически мгновенно. И обратно, разумеется... Ну, конечно, не всякому, а у кого есть специальная подготовка...
– А у тебя есть?
– А ты как думал!
У него опять появлялась вкрадчивая ехидность:
– А тебе не тесно будет в "Игле"? Она ведь совсем небольшая.
– Как-нибудь...
– Да еще твой этот... ос-те... дрозд...
– Сам ты дрозд... Это не играет никакой роли.
– А в космонавты ни с какими хворями не берут.
– Сокровище мое! Ты ведь знаешь не хуже меня, что сравнивать наше дело и обычную космонавтику – это все равно что...
– Арбуз и балет на льду, – услужливо подсказал он.
– Вот именно! Абсолютно разные принципы!..
– Но все равно ведь – путь к другой звезде...
– Но путь-то можно прокладывать по-разному! И космонавты не строят в Пространстве туннели... А у нас – Конус...
Про Конус Южка не спрашивал, он про него и так был наслышан. Спрашивал о другом:
– Дядя Пит, а почему ты летишь, а дед не летит?
– Потому что... на свете есть ты.
– Ну и что?
– Ты и твои мама и папа. И бабушка... А у всех, кто уходит, не должно быть семьи. Такое условие. С самого начала...
– И у тебя... никогда никого не было?
– Ну... по крайней мере, не женился. Пришлось выбирать...
– А дед... он, значит, не так выбрал?
– Да он и не собирался быть в экипаже, он ведь теоретик и командир базы... И кроме того, если бы он выбрал экипаж, не было бы на свете хулигана по имени Южка.
– Ой...
– Вот именно.
– Пошли тогда купаться. Я с тобой поныряю. А то...
– Что?
Но он молчал. И я догадался: "Скоро улетишь, и неизвестно, увидимся ли. А если и увидимся, то когда еще..."
Это была постоянная печаль, постоянная заноза в душе. У всех у нас. И у тех, кто в экипаже, и у тех, кто оставался на базе. Самым "юным" – уже за сорок, и каждый понимал: те, кто останется, едва ли дождутся тех, кто уйдет на "Игле".
А Юджин – он был как раз из тех, кто все-таки дождется. По крайней мере, если все будет хорошо. И, возможно, я именно поэтому в те летние дни проводил столько времени с Южкой. Словно старался сохранить последнюю ниточку между нынешней жизнью и той, будущей, – неясной и, наверно, чужой...
2
Юджин дождался. А больше никого не осталось. Дед его – Валентин Сергеевич Сапегин, – тот вообще погиб вскоре после старта "Иглы", когда местные гвардейцы и морская пехота ЮВФ начали выяснять, в чьем ведении должно быть побережье. Валентин попал под минометный огонь, пробираясь на базу...
Эх, Валька, Валька... Я вспоминал почему-то не долгие годы нашего совместного колдовства над Конусом, а совсем раннюю пору. Как вдвоем на сцене запевали мальчишечьими голосами: "А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер..."