Страница 12 из 18
– Вот-вот, – поддержал он. – Однако же, сын мой, меня очень тревожит то, что ты сказал о новом мятеже.
– Я бы хотел, чтоб его не было! Но увы.
– Насколько твои сведения… верны?
Я поколебался, но кардинал выглядит в самом деле мудрым, хотя внешность обманчива, к тому же напоминает отца Дитриха, я вздохнул тяжело, наклонился ближе.
– Тяжко мне это говорить, святой отец, однако…
– Говори, сын мой, – ответил он просто. – Знал бы ты, чего я только не наслушался…
Я вздохнул снова и начал рассказывать. Он слушал внимательно с самого начала, хотя тело и одряхлело, но ум сохранился живым и острым, все быстро схватывающим, что свойственно и молодым, однако и умеющим сравнивать со всем ранее известным, изученным и уже освоенным.
– Честно говоря, – произнес он несколько потрясенно, – такого еще не слышал… и даже не думал, что такое возможно… Подумать только, второй мятеж!.. Темные ангелы прозрели и готовы молить Господа о прощении!.. Светлые ангелы завидуют человеку и тоже не любят его… Хотя, если поразмыслить, именно так и должно бы случиться… но кто из нас заходит в своих рассуждениях и догадках так опасно далеко?
Я молчал, наконец сказал осторожно:
– Так что мне ждать от коллегии кардиналов?
Он тяжко вздохнул:
– Мне очень не нравится тон, который ты взял в разговоре с ангелами… Я имею в виду ангелов небесного легиона. С темными уже неважно, с побежденными не считаются.
Я признался:
– Мне мой тон тоже не нравится. Более того, скажу честно, я откровенно трушу. Наверное, потому и хамлю.
Он горько усмехнулся:
– Даже ты, сын мой, доблестный Фидей Дефендер, трусишь?
– Увы, – сказал я откровенно. – Страшно. Это же какие силы! Однако как иначе напомнить светлым ангелам, что они вообще-то совершили рейдерский захват власти, и мы это понимаем?..
– Захват власти?
– Да, – ответил я, – раньше там была хоть какая-то слабенькая оппозиция, можно было вести полемику, чтоб не так скучно… А партия Михаила воспользовалась предлогом и умело вытеснила противников. Да, все у них прошло благополучно, и если и трусили вначале, то за эти тысячи лет уверили себя, что так и было изначально. Я лишь напоминаю им, что Господь оставил для нас всех несколько иные правила. Для всех, ангелам тоже. Это и вызывает ярость, будто клевета какая!
Он сказал слабо:
– Это они еще бы стерпели. Но их старшие видят, что это для тебя, сын мой, лишь платформа, с которой желаешь заключать соглашения на новой основе. Ведь желаешь? По глазам вижу. А это для них серьезнее и опаснее. Да, они силой вытеснили оппозицию и укрепили свою власть, но теперь ты вроде бы желаешь что-то пересмотреть им в ущерб!
– Так и есть, – подтвердил я. – Но это не мятеж, а лишь возвращение к истокам!..
Он насторожился:
– К истокам?
Я объяснил почтительно:
– Как в церкви то и дело заново перечитывают Библию, чтобы придерживаться прежней линии, не уходить далеко в сторону.
Он сказал строго:
– Может быть, не следует перечитывать Библию… простым людям?
– Ваше преосвященство, – спросил я в испуге, – но… почему?
– Вера, – ответил он значительно, – тоже должна реформироваться и развиваться. А Библия… это основа. Возвращаться к основам – это отрицать все новое, что создала богословская мысль.
– А если богословская мысль, – возразил я, – ушла далеко в сторону?
– А ты можешь об этом судить? – спросил он. – Нелегко даже нам, которые всю жизнь посвятили, и то…
– Некоторые вещи заметны сразу, – сказал я. – Например, для того чтобы быть понятным простому народу, была сделана нехорошая уступка язычеству. Я говорю о том, что великого пророка Иисуса Христа начинали почитать, как бога, а потом вообще объявили сыном Всевышнего. И не так, что все мы – дети Творца, а в буквальном смысле! Дескать, Творец, как языческий Зевс, что совокуплял женщин…
Он дернулся, на лице отчетливо проступило острое неудовольствие.
– Как можно такое слышать от Защитника Веры?
– Я Фидей Дефендер, – согласился я, – но при чем здесь Христос?.. Я и его защищаю от умаления его достоинства! Это был великий пророк, поднявший человечество на новую ступень развития, понимания и добавивший ему человечности. И я никому не позволю принизить его величайшую роль именно в очеловечивании того зверя, которым был до его прихода человек.
Кардинал произнес с негодованием:
– Но ты же отрицаешь его божественное происхождение!
– Тем самым его возвеличивая, – возразил я. – Вот вы и кардинал заседаете в конклаве кардиналов наряду с теми кардиналами, что стали ими благодаря высокому положению своих семей, высоких титулов… я ведь правильно понял, что вы не являетесь выходцем из древнейшего рода, что некогда поставлял королей? Но такие вот занимают кресла и в коллегии кардиналов, а вот вы – потому что трудом, упорством, ярким умом и невероятной работоспособностью пробились из самых низов простонародья и теперь вы тоже в Высшем Совете Кардиналов. Скажите, кто из вас более достоин уважения?
Он быстро открыл рот, доводов много, но медленно закрыл, посмотрел на меня исподлобья:
– Я не могу давать себе оценку.
– Но другие вам дали, – заверил я. – И она говорит о том, что вы просто гениальный человек, добившийся многого. Будь вы сыном герцога, место за столом папской курии было бы не вашей заслугой.
Он стиснул челюсти, посмотрел на меня зло и растерянно.
– При всей ясности ваших доводов, – проговорил он тяжелым голосом, – вам придется бороться против всей церкви!
– Всей? – спросил я.
Он зыркнул на меня из-под кустистых бровей:
– Что вы задумали?
– В церкви не дураки, – сообщил я. – Они знают правду. Большая часть, вы правы, останется на привычных прежних позициях. По разным причинам. Но все же наиболее активная, что всегда в меньшинстве, может принять мои доводы.
Он покачал головой, голос прозвучал с прежней непримиримостью:
– Тоже по разным причинам! Из них главная – потеснить старых кардиналов и захватить их место, как всегда во время реформ!
– Но кто-то, – сказал я, – в самом деле увидит возможности для церкви?
Он почти завопил, так прозвучал его надсадный и надтреснутый голос:
– Какие возможности?
– Такие же, – ответил я, – какие продемонстрировали вы, кардинал Гальяниницатти.
– Сэр Фидей?
– Вы показываете всему простому народу, – напомнил я, – что не все так тоскливо и безысходно в нашем мире.
– Простите?
– Простой народ, – пояснил я, – глядя на вас, скажет себе и детям, что если много трудиться, учиться и совершенствоваться, то такому будут открыты все дороги к власти и могуществу. Что у нас наконец-то все больше начинают оценивать людей не по происхождению, а по их личным качествам!
Он поморщился, помолчал, я видел по его лицу, как хочется принять эту точку зрения, предельно лестную для него лично, однако проговорил со вздохом:
– Сэр Фидей, вы думаете о людях слишком хорошо. Это свойственно юным и романтичным.
– Я полагал, – сказал я, – юные как раз во всем изначально разочарованы.
Он покачал головой:
– Юности свойственны крайности. Либо мир прекрасен, либо все в дерьме и жить незачем. На самом же деле мир не белый и не черный, он… хуже всего, серый. Был бы черный, люди скорее бы устыдились своего скотского существования! А так никто вашу реформу не примет.
Я сказал быстро:
– Разве это реформа?
– Реформа, – ответил он твердо.
– Это не так, – сказал я жалко, – всего лишь мелкое уточнение. Возвеличивающее сущность Христа!
Он вздохнул, лицо стало мрачным.
– Вы сами сказали, часть кардиналов занимают места в папском совете по праву высокого рождения. И это никем не оспаривается, потому что освящено древними обычаями и законами. Обычаю следуют потому, что он обычай, а вовсе не из за его разумности. Народ соблюдает обычай, твердо веря, что он справедлив. А обычаи ломать, сэр Фидей… это не просто.
– Есть средства, – возразил я, – бороться с преступлениями – это наказания. Есть средства для изменения обычаев – это такие достойные примеры, как ваша жизнь.