Страница 16 из 18
Фрейлины за нею последовали испуганно, женщины — чуткие существа, как хомяки весной, хоть как я ни держусь красиво и нарядно, но ощутили быстрое приближение грозы, даже приотстали чуть, чтобы их не ударило громом, дуры, не знают, что надо бояться не грома, а молнии, а те я уже отметал взглядом, сейчас в самом деле почти добр, как-то все-таки Аскланделла на меня действует.
Глава 9
Моя свита, уже хорошо зная привычки их непредсказуемого лорда, сделала вид перед гостями, что сопровождает, но сразу же за дверью рассосалась прямо в коридоре.
Я подвел Аскланделлу к кабинету, слуга распахнул дверь, стараясь не улыбаться довольно, что они, все с ума посходили, я же в кабинет веду, а не в спальню.
Аскланделла послушно позволила усадить себя в кресло, выпрямилась и смотрела на меня спокойными глазами, крупными, ясными и безмятежными.
Я обошел стол и опустился в кресло напротив, некоторое время смотрел на нее инквизиторским взглядом, на что она отвечала полнейшим равнодушием.
— Ваше высочество?
— Да, — ответил я. — Оно самое.
Она не повела глазом, когда я сделал приглашающее движение, и на столешнице появился хрустальный фужер, загадочно мерцающий сотнями цветных искорок, настолько тонкий, что боязно взять. Вино, красное, цвета закатного солнца, возникло на донышке и быстро поднялось почти до края, но не слишком, чтобы не расплескать по дороге к губам.
Она спокойно смотрела, как рядом с первым появились еще два фужера, в одном вино оранжевое, как солнце, в другом багровое настолько, что почти черное.
— Из сухого пайка, — объяснил я. — В дороге что-то же надо есть и пить.
Она царственно наклонила голову.
— Да, ваше высочество. Особенно пить.
— А что, — ответил я с достоинством, — бездельник, как сказал граф Беранже, кто с нами не пьет!..
Она взяла фужер спокойно и с достоинством, отпила до половины и с осторожностью опустила на столешницу, явно стараясь не сломать тончайшую ножку. Золотистое шампанское тут же стремительно поднялось под моим строгим взглядом к золотому ободку у самого края, а серебряные пузырьки, появляясь на донышке и стенках, бесконтрольно увеличиваясь в размерах, отклеиваются и мчатся наверх, выпрыгивая и разбрасывая тончайшую влажную пыль.
Я поинтересовался с необходимой подозрительностью в голосе:
— Ваше высочество, что за союзы заключаете за моей широкой и, надеюсь, надежной спиной? Ну, как я сам полагаю, а как вы ее оцениваете, не знаю…
Она медленно повернула голову, обратив ко мне ясное лицо.
— Вообще-то да…
— Ага, признаетесь?
— Что у вас широкая спина? — переспросила она с таким выражением, словно имела в виду место пониже спины. — Но это вы и сами, я уверена, замечаете, да еще как замечаете. Это же видно, как горделиво раздвигаете плечи, когда входите в зал.
— А что, — спросил я, — так не стоит?
— Нужно, — объяснила она, — но только чуть раньше. До того, как перед вами распахнут двери.
— Эх, — сказал я с огорчением, — каких же высот достигла мысль человеческая в империи!
— Зря язвите, — сообщила она. — Мелочи соблюдать легче, чем крупности, но польза от них бывает даже выше, ибо зримее и замечаемы даже людьми недалекого ума… А на ваш вопрос, который вы уже забыли, отвечу, что договоры и союзы я не заключала, а отправила к вам.
— А если бы меня не было? — полюбопытствовал я.
— Заключила бы предварительное соглашение, — ответила она обстоятельно. — Некоторые вопросы можно откладывать до бесконечности, но есть такие, что требуют решения быстрого. Даже немедленного.
— Ладно-ладно, — сказал я примирительно, — я скоро уеду снова, нам только подраться недоставало. Я уже остыл и бить, наверное, не буду.
— Вернетесь в Храм?
Я смерил ее взглядом. Смотрит спокойно и ровно, цвет лица безукоризненный, здоровая девочка, ничем не болеет, глаза ясные и чересчур для женщины умные.
— Вы же догадываетесь, — сказал я обвиняюще, — что не в Храм.
— Ваше высочество?
— Похоже, — сказал я, — принцесса, вы оказались больше правы, чем сами рассчитывали.
— Ваше высочество?
— Сначала выпейте это вино, — сказал я. — Это как бы за вашу победу. Я сраженный дракон, а вы попинывающая меня задней конечностью героиня.
Она остановила взгляд на возникающем перед нею фужере из радужного стекла, украшенном по бокам медальонами из чистого золота. Даже я, зная про их прочность, взял бы с некоторой инстинктивной робостью, а вдруг в моих скифских пальцах хрустнут и рассыплются в тончайшую пыль, и вообще, как такие фужеры удерживают тяжесть вина, сам не понимаю.
— Сосуд очень изящен, — признала она. — Что и понятно, развращенный юг направляет все усилия ума и души на мирские удовольствия.
— Увы, — согласился я, — вы правы. Хотя нам, высокодуховным, тоже можно иногда пропустить по фужерчику марочного винца, а потом покаяться. А можно и не каяться.
Она чуть приподняла брови.
— Почему?
— Создатель не мелочен, — сообщил я.
— Уверены? — спросила она с сомнением.
— Знаю, — сообщил я гордо.
— Откуда?
— Как паладин, — напомнил я, — что значит воин его… э-э… воинства, вы же слышали, что нас легион? Так и в Писании сказано!.. Небесный Легион. Правда, мы его земной аналог. Так вот, как легионер Господа, я примерно знаю его желания, вкусы, наклонности, пристрастия и даже высшие цели… Нет, высшие не знаю, зато строю предположения.
Она произнесла с подозрением:
— Даже не хочу представлять, какие…
— У меня фантазия богатая, — согласился я виновато. — Отведайте и вот сего винца.
Она осторожно пригубила, уже понимает, что рисуюсь перед нею, распускаю хвост уже не как простой деревенский петух, а как заморский павлин, ну да ладно, все равно мне есть чем хвастаться, а от осознания своей силы ощущаешь себя почти благодушным.
— Спасибо, — произнесла она чуть потеплевшим голосом. — В самом деле восхитительно.
Я откинулся на мягкую спинку, чувствуя, как блаженная усталость наполняет тяжелеющее с каждым мгновением тело, словно горячая вода мешок с ватой.
Аскланделла пьет мелкими глотками, делая большие паузы, ее большие серьезные глаза рассматривают меня изучающе, но мне сейчас все приятно, даже ее присутствие делает мой мир завершеннее и счастливее.
Через окно видно, как вечернее солнце медленно и торжественно опускается на сверкающую полосу заснеженной земли у горизонта, растекается там, как жидкое яйцо, превращая голубовато-зеленоватый снег в красно-оранжевый.
Вспыхнули напоследок далекие деревья и погасли, а яркий пурпур неспешно начал подниматься по склонам заснеженных гор, и чем ближе к вершинам, тем медленнее взбирается, а там долго горит красным пламенем.
Она отняла край фужера от покрасневших губ, те стали еще полнее и красиво выгнулись, посмотрела на меня и опустила фужер на столешницу.
— Так что, — напомнила она, — у меня за победа? Я должна подумать, пинать или не пинать.
— Пинать, — сказал я решительно. — Когда у вас будет еще такая возможность?
— Ваше высочество?
— Вам сообщаю первой, — сказал я.
Она наклонила голову.
— Польщена…
— Еще бы, — сказал я сердито. — Когда бы я еще признался, что прав не я, а кто-то другой? Да еще, какой позор, женщина! Хоть и дочь императора.
Она напомнила надменно:
— У императоров нет дочерей.
— Простите?
— Только наследницы, — произнесла она со странной интонацией, мне даже почудилась тщательно скрытая горечь. — Так что же?
— Я приму корону, — сообщил я. — Но не потому, что мне ее тычут в руки и даже пытаются тайком, подкравшись сзади, как к Карлу Великому, надеть на голову… а потому, что сам так изволю!
Она чуть наклонила голову, но не сводила с меня взгляда.
— Вы не похожи на человека, — произнесла она спокойно, — на которого может повлиять… попавшая под хвост вожжа.
— Ага, догадались!
— Прижало?