Страница 18 из 19
Но волосатый оказался хитер.
«Теперь отойди!» – показал он.
Алексей отошел. Второй тут же прибрал оружие. Нацепил пояс на себя. Пояс оказался велик, спадал, но оборванца это не смутило. Засмеялся, сказал что-то… гордое.
Старший цыкнул сердито и второй отбежал на пару шагов. Как раз когда Коршунов примеривался, как половчее его скрутить и прикрыться.
«Пойдешь с нами», – тоже знаками объявил волосатый.
С вами, так с вами. Алексей по прежнему не очень напрягался.
– Повезло вам, ребята, – сказал он по-русски. – Имперского легата в плен захватили.
Второй что-то пробормотал сердито и ткнул Коршунова копьем в спину. Больно!
– Полегче, сучонок, – тоже по-русски, (всё равно ведь не понимают) прорычал Алексей. – Будешь хамить – руки обломаю!
Интонация дошла. Больше его в спину не кололи.
Двинулись вверх. По какой-то каменной осыпи. Старший – впереди. Второй – сзади с копьем, а третий, с луком наизготовку, параллельно. Чернявые похитители прыгали по валунам с легкостью горных коз. Это было нехорошо, потому что на такой местности у Коршунова не было никакой возможности для маневра. А у оборванцев – была.
Что ж, придется идти, куда ведут.
Шли долго. Часа три. Коршунов взмок и запыхался. А оборванцам – хоть бы что.
«Меня, наверное, уже хватились», – подумал Алексей. И что дальше?
Стража видела, как он покидал город. Наблюдатель с вышки наверняка проследил, куда он пошел (делать-то ему все равно нечего), а затем, тоже наверняка, потерял Алексея из виду. Коршунова будут искать. Но как? Готы – отличные следопыты. Но не в этой местности. Скалы, щебень, каменистые тропки… Не найдут. Разве что начнут прочесывать местность. Но это долго. Значит, придется выпутываться самому. Ладно, в первый раз, что ли?
Часа через четыре очередная тропка вывела нечаянных спутников Алексея в маленькую долинку. Зеленая травка, козочки пасутся… И – вход в пещеру. Пастушок, мальчишка лет семи, с изумлением уставился на Коршунова.
«Сесть!» – жестом показал старший. Бросил что-то пастушку, тот пискнул в ответ.
Старший вразвалочку направился в зев пещеры. Коршунов сидел на молодой травке. Изучал окрестности. Его сторожа расслабились. Тот, что с копьем пытался поудобнее пристроить пояс Коршунова. Тот, что с луком, опустил оружие и с воодушевлением скребся под мышкой. Коршунов без проблем мог бы свалить их обоих, но во-первых, не хотел устраивать бойни при мальчишке, а во-вторых, понятия не имел, что там, в пещере. Вдруг там взвод автоматчиков или типа того?
Старший вернулся. Не один. С ним пришел дедок самого патриархального вида: седые патлы, бородища аж до пояса, лицо сурового аскета. Бодрый еще дедок. Шаг легкий, плечи в разворот.
Глянул раз – и немедленно набросился на сына. Что сын, Коршунов догадался не столько по сходству (все они были – одного замеса), а по формату обращения. Примерно так же когда-то гот Фретила орал на своих младших сыновей.
Волосатый вяло бурчал в ответ. Оправдывался.
Зря. Старик орал, орал, а потом так врезал сынку по волосатой морде – аж треск пошел.
Врезал – и успокоился.
Подошел к Коршунову. Опустился на корточки (в разрезе серой рубахи качнулся какой-то серебряный знак на засаленном кожаном ремешке. С минуту разглядывал Алексея, а потом спросил на том средиземноморской диалекте, а котором болтают на побережье:
– Кто ты, человек?
– Хозяин должен назвать свое имя первым! – по-гречески отчеканил Коршунов.
Старичина задумался. Но – понял.
Хлопнул себя в грудь:
– Элиегу, сын Нисима, – сообщил он.
– Алексий, сын Виктора, – поделился информацией Коршунов.
– Мои глупые сыновья, более тупые, чем эти козы, привели тебя сюда, – констатировал очевидное дедушка Элиегу.
– Да, – согласился Коршунов. – Зачем?
– Затем, что если бы я не знал их мать, да упокоится она в мире, я бы подумал, что они вышли их чрева козы. Ты – солдат из города римлян?
– Да, – кивнул Коршунов. Диалог, судя по всему налаживался. Старейшина не одобрял инициативы молодежи. Так что есть шанс, что Алексея отпустят. – Но я – не просто солдат.
– Я понял это по твоему оружию.
Теперь дедушка старался говорить по-гречески. В основном.
– Разделишь с нами трапезу? – предложил патриарх.
– Да.
Ко всему прочему время завтрака давно миновало, и Коршунов порядком проголодался.
Они отправились в пещеру. Что характерно, оружия ему не вернули.
Взвода автоматчиков внутри не наблюдалось. Четыре женщины разного возраста, девчонка лет десяти и еще одна – годика три, не больше. Все – чумазые и говорливые.
Впрочем, при появлении Коршунова тут же заткнулись.
Дедушка показал жестом на валун, накрытый вытертой шкурой: присаживайся.
Алексею вручили глиняную чашку с козьим молоком, кусок свежего козьего сыра на виноградном листе и пшеничную лепешку, очень твердую, со странными привкусом, но вполне съедобную.
Алексей и впрямь очень проголодался, потому что эта простая еда показалась невероятно вкусной. Ели только они с дедом. Остальные лишь смотрели. Ели и разговаривали.
– Это пшеница? – спросил Коршунов, показав лепешку.
Дед подтвердил.
– Откуда?
Отвечать ему не хотелось. Но он все же ответил:
– Не ворованное. Хранилище для зерна, – сказал дед. – Очень старое. Все забыли. Осталось с времен Бар-Кохбы, да будет вечно помниться его имя!
Бар-Кохба был предводителем последнего иудейского восстания. Сто лет назад. Он был крут. Это признали даже враги.
Бар-Кохба три года терзал римлян партизанской войной, а под конец вообще вышиб их из Иерусалима и продержался несколько дней, пока подоспевшие легионы не задавили его числом. Причем потери римлян были такими, что император Адриан, сообщая Сенату о своей победе над иудеями, даже опустил из речи традиционную формулу «со мной всё в порядке и с моей армией всё в порядке».
– Ты – иудей? – напрямик спросил Коршунов.
Тот подумал… Потом с достоинством кивнул.
– Разве не из-за вашего Бар-Кохбы иудеев изгнали отсюда? – спросил Алексей.
Тот покачал головой.
– Ваш император отнял у нас всё, – сказал он. – Запретил нашу веру. У иудеев не было выбора. Так рассказывал мне дед. И он не лгал.
Коршунов не стал спорить. При желании все документы можно найти в римских архивах. Только зачем? А то неизвестно, как это бывает? Большой и сильный дядя приходит и насаждает свои «единственно правильные» идеалы. Полностью уверенный в том, что облагодетельствовал «меньших братьев», и теперь они ему по гроб жизни обязаны.
Маленькая девочка с огромными синими глазищами забралась Алексею на колени. Пахло от нее на удивление приятно. Молоком, дымком и весенними травами.
Забралась – и в оба глаза уставилась на сыр. Коршунов протянул сыр ей. Сыр исчез, будто по волшебству.
«Они же голодные, – сообразил Алексей. – А я ем их еду!»
И поспешно отставил миску с недопитым молоком. Перехватил взгляд деда и сказал:
– Благодарю, я сыт!
Надо бы им денег оставить… Это же полная нищета. Но нет с собой денег.
«Ладно, – подумал Коршунов. – Подарю им нож».
Хороший нож, даже немного жалко. Он с ним с тех пор, как по Генкиному приказу Коршунова сняли с креста.
– Я пойду, – сказал он деду.
Патриарх вперил в него взгляд: ясный, испытующий… Это был вопрос…
«Нет, – качнул головой Коршунов. – Я вас не выдам».
Как бы он сам поступил на месте деда? Поверил бы? Не факт. Наверное, все-таки убил бы пленника-римлянина. Он ведь не только за себя отвечает – за всех: от «козоумного» старшего сына до этой синеглазой малышки.
Убил бы и увел своих подальше. Потому что Коршунова будут искать. И непременно доберутся до этой милой пещерки. Хотя искать будут долго. За это время можно увести своих далеко-далеко… И умереть с голоду по дороге. Вряд ли им еще раз удастся найти каменную цистерну со столетним зерном…