Страница 3 из 10
Тогда же, лежа рядом с тихо посапывающей Мелани, Джонни думал о годах после смерти матери. Он так ни к чему и не пришел. Он устал от постоянных придирок отца и ушел из дома. Хотя ему было всего семнадцать, он устроился буфетчиком в маленьком ресторанчике в Джэксонвилле. Там он познакомился с повесами, мелкими мошенниками, подружился с Фреди Чиано. Вместе они провернули несколько дел, в основном грабили автозаправочные станции, пока до них не добралась полиция. Джонни отсидел два года, и это определило его дальнейшую судьбу. Вышел из тюрьмы он уже матерым преступником, уверенным, что в следующий раз его не поймают. Пару лет он грабил один. Деньги были небольшие, но он надеялся, что когда-нибудь ему подвернется крупное дело. Потом он снова встретил Чиано, который теперь работал на Джо Массино. Чиано привел Джонни к Массино, и тому показалось, что Джонни подходит для его дел, – он искал себе телохранителя – молодого человека, на которого можно было положиться и который хорошо управлялся с пистолетом. Джонни почти ничего не знал об оружии. Для ограблений он использовал игрушечный пистолет. Но это не повлияло на решение Массино. За три месяца Джонни стал первоклассным стрелком. Это ему пригодилось – он трижды спасал своего босса от неминуемой смерти, убивая того, кто покушался на Массино. И вот он работает на Массино уже двадцать лет. Убивать уже не приходилось, Массино теперь крепко сидел в седле. Он контролировал почти все, включая крупные объединения. И никто не мог противостоять ему. Теперь Джонни уже не был его телохранителем. Сейчас ему было поручено охранять Сэмми, когда тот собирал деньги. Массино хотел, чтобы его охраняли молодые люди. Все, кому было за тридцать пять, были, по мнению Массино, слишком стары, слишком медлительны, чтобы защищать его.
Лежа на кровати рядом с Мелани, он думал обо всем этом. Затем он переключился на мысли о будущем. Сорок лет! Если в ближайшее время он так ничего и не сделает, потом будет уже слишком поздно. Через два-три года Массино станет думать, что Джонни уже слишком стар, чтобы охранять Сэмми. Что тогда? Ничего хорошего, это точно. Скорее всего, ему будут давать мелкие поручения: подсчитывать какой-нибудь товар или еще какую-нибудь чепуху вроде этого. А это конец. У него никогда не получалось откладывать деньги. Его губы скривились в горькой улыбке, когда он вспомнил совет, который когда-то дал Сэмми. Его деньги как-то ускользнули из его рук: женщины, страсть к ставкам на лошадей, которые никогда ничего не приносили. У него ничего не осталось. Джонни знал, что, когда Массино даст ему пинок под зад, у него не хватит денег, чтобы жить, как он хотел, и делать то, о чем он всегда мечтал.
А Джонни всегда хотел иметь лодку. Когда он был маленьким, все свободное время он проводил в порту, где богатые держали свои яхты, а рыбаки – свои лодки. Море всегда притягивало его, словно магнит. Вместо того чтобы ходить в школу, он бегал к лодкам. Он брался за любую работу в порту – только бы ему разрешали подняться на борт. Он драил палубы, чистил медь, вязал веревки за какие-то центы. И все-таки это было лучшее время в его жизни!
И теперь, лежа в темноте, Джонни снова почувствовал тягу к морю. Но теперь он хотел вернуться туда не ребенком, работавшим за центы, только чтобы почувствовать палубу под ногами. Он хотел вернуться со своей тридцати футовой яхтой. Он бы ловил на ней рыбу, он бы был капитаном своей команды, плавал бы с кем-нибудь вроде Сэмми, даже с Сэмми.
Лодка его мечты стоила недешево. Потом еще снасти для ловли рыбы. Джонни подсчитал: ему понадобилось бы около шестидесяти тысяч долларов.
Джонни говорил себе, что глупо думать об этом, но он не мог не мечтать. Нереализованная мечта о собственной лодке, о море больным зубом ныла всю его жизнь.
Мечта, которая могла бы сбыться, попади в его руки большие деньги.
Полгода назад у него появилась одна мысль, которую он сразу же отбросил. Он отбросил эту мысль так же, как человек, почувствовавший внезапную боль, отбрасывает мысль о раке. Но он возвращался к этому вновь и вновь. Она крепко засела в его голове. Наконец Джонни пришлось сказать себе, что это всего лишь идея, как и миллион других. Что было плохого в том, что он просто размышлял об этом?
И вот Джонни снова начал думать об этом и вдруг понял, что он совсем один. Было бы лучше, если бы он мог с кем-то поговорить об этом, но у него не было никого, кому он мог бы доверять. Какой смысл говорить об этом с его единственным настоящим другом, Черным Сэмми? А рассказать обо всем Мелани? Она бы возненавидела мысль о море и лодке, сочла его сумасшедшим. Даже если бы его мать была все еще жива, он не смог бы рассказать ей об этом. Она бы пришла в ужас. И его отец был слишком глуп, в нем было слишком много от раба, чтобы обсуждать с ним такие вещи.
И Джонни размышлял об этом, когда оставался один. Вот и теперь, сидя у окна, он снова думал о своей мечте и об этой идее.
Его идея была проста – украсть собранные деньги. Но чтобы оправдать риск, сумма должна была быть достаточно большой.
И вот теперь это случилось! Двадцать девятое февраля! Около ста пятидесяти тысяч долларов! Чертовски большая сумма!
«Если я действительно собираюсь это сделать, если я хочу получить свою лодку, – говорил себе Джонни, – двадцать девятое февраля – это то, что надо! С такими деньгами я смогу купить отличную лодку, и у меня останутся еще деньги, если идея с рыбалкой провалится. Если я не буду слишком много тратить, этих денег хватит мне до смерти, и у меня все еще будет моя лодка и море, и мне ни о чем не придется беспокоиться. Клянусь, я больше не буду играть на скачках. Может быть, я даже плюну на женщин.
Ну что ж, – сказал он себе, – ночью двадцать девятого февраля ты пойдешь и отберешь у Массино эти деньги. Ты уже довольно долго об этом думаешь. У тебя есть план. Ты даже зашел так далеко, что сделал слепок с ключа от сейфа Энди. Ты зашел даже дальше: ты сделал дубликат по этому слепку и ты знаешь, что он откроет этот сейф. Скажи спасибо двум годам в тюрьме».
Тут Джонни прервал свой внутренний монолог, чтобы вспомнить, как он сделал этот слепок, и капли пота скатились с его лба, когда он вспомнил, на какой риск он тогда шел.
Сейф был большим старомодным ящиком из стали, который стоял в кабинете Энди. Он принадлежал еще деду Массино.
Не один раз Джонни слышал, как Энди ныл Массино по поводу сейфа.
– Вам надо что-то посовременнее, – тянул Энди. – Даже ребенок может залезть в этот чертов ящик. Почему бы вам не разрешить мне избавиться от него и купить какой-нибудь поновее?
Джонни хорошо помнил, что ответил на это Массино:
– Этот сейф принадлежал моему деду. То, что годилось ему, вполне подойдет и мне. Вот что я тебе скажу: этот сейф – символ моей власти. В этом городе никто, кроме нас с тобой, не осмелится до него дотронуться. Каждую пятницу ты кладешь в него выручку, и все в этом городе знают, что в субботу утром деньги будут там. Почему? Да потому, что все знают, что ни у кого не хватит смелости даже тронуть то, что принадлежит мне. Этот сейф так же надежен, как моя власть… И поверь мне, моя власть очень сильна!
Но Энди не отступал.
– Я знаю все это, мистер Джо, – тянул он свое. – Но может найтись какой-нибудь дурак не из нашего города, который решит попробовать. Зачем давать ему шанс?
Массино уставился на Энди своими ледяными глазами.
– Если кто-то дотронется до этого сейфа, я его достану, – сказал он. – Он не уйдет далеко. Тому, кто решится что-нибудь украсть у меня, лучше заранее договориться с могильщиком. Во всем мире не найдется глупца, способного попробовать украсть у меня.
Массино всегда подкреплял свои слова делом, и это оправдывало себя. Когда деньги клали в сейф в пятницу, он запирал на ночь Бенно Бианко в комнате с сейфом. Не то чтобы Бенно был каким-то особенным. Когда-то он начинал как боксер. И не слишком продвинулся. Он неплохо владел пистолетом и выглядел крепким, намного крепче, чем был на самом деле. Но это не имело значения. Главное – Бенно дешево обходился Массино, а его сплюснутое лицо, то, как он ходил по улицам, впечатляло отбросы общества. Они думали, что Бенно на самом деле крепок, и это было как раз то, что нужно. Те, чья доля была в железном сейфе, могли быть уверены, что на следующий день они получат ее.