Беглянка (сборник)

Не спросив, Айло наливает кофе Джулиет в чашечку, потом себе в кружку. Приносит для себя кусок торта. У этого розовый слой внизу, а сверху крем.

– Ревень свешший. Надо есть, а то испортится. Мне ни к чему, а все равно ем. Может, тебе тоже принести?

– Нет. Спасибо.

– Ну так вот. Эрика нету. Сегодня не вернется. Скорей всего. У Кристы он. Знаешь Кристу?

Джулиет слабо покачивает головой.

– Мы тут открыто живем, друг про дружку все знаем. Хорошо знаем. Я понятия не имею, как там у вас заведено. В Ванкувере? – (Джулиет кивает.) – Город большой. Совсем другое дело. Чтоб Эрик мог за женой ходить, ему помощь требовалась, понятно? Вот я и помогаю.

Джулиет неосмотрительно спрашивает:

– Но разве вам не платят?

– Чего ж не платят? Платят. Но это больше, чем работа. Это от женщины помощь, ему иначе никак. Понимаешь, о чем я толкую? Ему и другая помощь требовалась от женщины. Не от той, что с мушшем живет, я на такое не согласна, не по-людски это, только на скандалы нарываться. Сперва у Эрика Сандра была, потом она уехала, теперь у него Криста. Одно время обе были, Криста и Сандра, но они меж собой дружили, так что ничего. У Сандры дети, она хочет поближе к большим школам жить. А Криста – художница. Поделки мастерит из древесины, которую волны на берег выносят. Как она называется, такая древесина?

– Плавник, – через силу отвечает Джулиет.

Она парализована разочарованием, стыдом.

– Во-во. Отвозит в другие города и выставляет на продажу. Большие фигуры. Звери, птицы, но не реалистные. Не реалистные?

– Не реалистичные?

– Точно. Точно. Детей у нее нет и не было. Думаю, она отсюда никуда не двинется. Эрик тебе рассказывал? Кофе подлить? В кофейнике еще осталось.

– Нет. Нет, спасибо. Нет, не рассказывал.

– Ну так вот. А я рассказала. Если ты все, я чашку заберу помыть.

Она делает крюк, чтобы пнуть желтого пса, привалившегося к холодильнику.

– Вставай. Лежебока. Скоро домой… Тут автобус до Ванкувера будет, – она уже повернулась спиной и хлопочет у раковины, – в десять минут девятого. Хочешь – пойдем ко мне, мой мушш тебя ко времени отвезет. Заодно и поешь с нами. Я на велосипеде, поеду медленно, чтоб ты поспевала. Тут недалеко.

Ближайшее будущее расписано так четко, что Джулиет бездумно встает, оглядывается в поисках сумки. Потом опять садится, но уже на другой стул. Вид кухни в новом ракурсе, судя по всему, придает ей решимости.

– Я, наверно, подожду здесь, – объявляет она.

– Здесь?

– Вещей у меня не много. До автобуса пешком дойду.

– А как ты дорогу найдешь? Идти-то с милю.

– Ничего страшного.

Джулиет не уверена, что запомнила дорогу, но считает, что главное – идти под горку.

– Имей в виду, он не скоро вернется, – говорит Айло. – Уж всяко не сегодня.

– Это не важно.

Айло мощно и, похоже, презрительно пожимает плечами.

– Вставай, Пет. Подъем. – И через плечо добавляет: – Корки остается тут. Как ты хочешь: чтоб она в доме была или во дворе?

– Во дворе, наверное.

– Тогда я ее на цепь посажу, чтоб за нами не увязалась. Может, она и сама не захочет с чужими сидеть.

Джулиет молчит.

– Дверь сама захлопнется. Понятно? Если выйдешь и захочешь вернуться, вот сюда нажмешь. А когда уезжать будешь, не нажимай. Пусть запертая стоит. Понятно?

– Да.

– Мы-то не запираемся, да только нынче сюда чужие повадились.

После того как они полюбовались звездами, поезд сделал короткую остановку в Виннипеге. Они вышли на ветер, такой холодный, что невозможно было дышать, а уж разговаривать – тем более. Вернувшись в поезд, они опять наведались в салон; Эрик заказал бренди.

– Сейчас согреемся, и вы спать крепче будете, – сказал он.

Сам он спать не собирался. А собирался сидеть и ждать остановки в Реджайне, уже перед рассветом.

Когда он проводил ее в вагон, спальные места по большей части уже были застелены, а в проходах стало тесно от темно-зеленых шторок. У каждого вагона было свое имя; ее вагон звался «Мирамичи»[8].

– Пришли, – шепнула она в тамбуре, когда его рука уже готовилась распахнуть перед ней дверь.

– Тогда давай прощаться.

Он убрал руку, они нашли такое положение, в котором тряска почти не ощущалась, и он смог ее как следует поцеловать. Отпустил он ее не сразу, а прижал к себе, стал гладить по спине и покрывать лицо поцелуями.

Но она отстранилась; она горячо сказала:

– Я еще девственница.

– Конечно-конечно.

Он рассмеялся и поцеловал ее в шею, потом отпустил, распахнул дверь. Они двинулись по проходу; она нашла свою койку. Прижавшись к шторке, она обернулась и понадеялась, что он еще раз поцелует ее или погладит, но его уже и след простыл, будто они столкнулись по чистой случайности.

Какая глупость, какая несуразность. Естественно, она боялась, что его рука скользнет ниже и нащупает узел, при помощи которого прокладка крепилась к поясу. Будь Джулиет из тех девушек, кто пользуется тампонами, беспокоиться было бы не о чем.

И почему «девственница»? После тех гадостей, что она пережила в Уиллис-парке ради того, чтобы это состояние перестало быть преградой? Кажется, она лихорадочно соображала, что бы такое сказать (нельзя же признаться, что у нее месячные), если он вдруг захочет большего. Но как он мог на что-либо рассчитывать? Каким образом? Где? В ее койке, на которой и одному не повернуться? Да и соседи еще не спят. Или в шатком тамбуре, стоя, прислонившись к двери, которую в любой момент может открыть кто угодно?

Значит, он теперь пойдет рассказывать, как весь вечер слушал эту дуреху, которая бахвалилась познаниями в греческой мифологии, а под конец (когда он уже поцеловал ее на прощание, чтобы поскорей отделаться) стала вопить, что она девственница.

Он не производил впечатления человека, который так поступает, так говорит, но все равно ей это лезло в голову.

Почти всю ночь она не смыкала глаз, но во время стоянки в Реджайне уснула.

Оставшись в одиночестве, Джулиет могла бы побродить по дому. Но нет. Должно пройти еще минут двадцать, прежде чем она удостоверится, что избавилась от Айло. Нельзя сказать, что она боится, как бы Айло не вернулась с проверкой или за какой-нибудь забытой вещью. Айло не из тех, кто забывает свои вещи, даже в конце тяжелого дня. А если бы она считала, что Джулиет нечиста на руку, то попросту выставила бы ее на улицу.

Зато она из тех женщин, кто охраняет свое пространство, особенно кухонное пространство. Все, на что только падает глаз Джулиет, выдает присутствие Айло: от растений (лекарственных?) в горшках на подоконнике до колоды для рубки мяса на сверкающем линолеуме.

А когда ей удается задвинуть Айло подальше – не за порог, разумеется, но хотя бы за древний холодильник, в поле зрения возникает Криста. У Эрика есть женщина. Конечно, у него есть Криста. Она видится Джулиет как вторая Айло, только моложе и соблазнительней. Широкие бедра, сильные руки, длинные волосы (соломенные, без седины), груди, откровенно прыгающие под свободной блузой. То же агрессивное (у Кристы – сексуальное) отсутствие шика. Та же смачная манера пережевывать, а затем выплевывать слова.

Ей на ум приходят две женщины. Брисеида и Хрисеида. Спутницы Ахиллеса и Агамемнона. Каждую описывают как «исполненную чудных ланит». Когда профессор прочел это греческое слово (сейчас она не могла его вспомнить), он залился краской и, кажется, подавил смешок. С этой самой минуты Джулиет его презирала. Так что же: если Криста окажется грубоватой северной копией Брисеиды/Хрисеиды, неужели Джулиет запрезирает Эрика?

Но как она узнает, если уйдет по шоссе и сядет на автобус?

Вся штука в том, что она и не собиралась садиться на этот автобус. Так ей думается. Когда рядом не отсвечивает Айло, легче разобраться в своих намерениях. Наконец Джулиет встает, чтобы заварить еще кофе, и наливает себе полную кружку, а не ту чашечку, что подала ей Айло.

8

По названию реки и города в Канаде.