Страница 14 из 27
Владимир снова замолчал. Его круглые щеки были усеяны фиолетовыми пятнами, он сильно сжимал кулаки. Глухим голосом он закончил:
– Дальше рассказывать нет необходимости, не так ли? Надеюсь, теперь ты убедилась?
Да, Лин Маннова убедилась. Глубина и острота нависшей опасности вернули ей всю сообразительность, которая была ей так нужна. Она рассуждала теперь спокойно и цинично и нашла выход в несколько секунд.
– Я пропала, – простонала она, закрыв лицо руками.
Она подошла к дивану и упала на него, нервно всхлипывая.
– Клянусь тебе, Владимир, что я невиновна! Я была только неосторожной... Но... Поверь мне... Кто мне поверит, если не веришь ты? Теперь все кончено! Да, я хотела выйти за тебя замуж... Ты один любил меня искренне и бескорыстно. Ты добрый, Владимир, и я тоже полюбила тебя.
Она посмотрела на него через слегка раздвинутые пальцы и поразилась одновременно похотливому и хитрому выражению лунообразного лица комиссара. Только тогда она заметила, что в момент падения на диван ее пеньюар раскрылся. Она умышленно задрала ткань еще выше, открывая свои полные ляжки, крепкие и загорелые. "Он такой же, как все, подумала она, и попытается попользоваться мною, прежде чем выдать". Почти тотчас до нее донесся странно хриплый голос Владимира:
– Это возможно... Все это очень возможно... Ты знаешь, что я давно хотел жениться на тебе... Если ты и можешь кого убедить, так это меня... И все-таки надо... В общем, ты понимаешь, что я не в состоянии думать и слушать тебя сейчас...
Он подошел к дивану, и его колено коснулось голой ноги Манновой, которая не пошевелилась. Она знала, что мужчина может видеть в широкую щель пеньюара низ ее живота, и от этой мысли у нее вспыхнули щеки, но сейчас было не время смущаться.
Он упал на нее и сжал ей голову своими большими холодными ладонями.
– Лин, – пробормотал Владимир, – я могу взять тебя сейчас, а потом, обещаю, что...
Она гибко высвободилась, скользнула вбок и встала на ноги При этом движении ее пеньюар окончательно распахнулся и, закрывая его, она промедлила ровно столько чтобы дать мужчине зажечься от вида ее крепкого тела.
– Я тебе не верю, – сказала она. – Если я отдамся тебе сейчас, ты меня потом выдашь. Мужчины бесчестны в таких делах...
Ему захотелось спросить ее, честнее ли в них женщины, но он промолчал, сел на край дивана, потом встал и, сделав шаг, заключил ее в объятия.
– Лин, я хочу тебя. Обещаю, я улажу эту историю ради тебя после того...
Она безуспешно попыталась оттолкнуть его, и при этом усилии ее живот прижался к животу мужчины.
– Не после, – сказала она, – а до того...
И, делая вид, что снова пытается вырваться из его объятий, она заерзала, доводя его желание до высшей точки. Скоро он сдался.
– Я сделаю то, что ты хочешь, Лин.
"Если бы он не знал, какая я сильная, то уже попытался бы изнасиловать меня", – подумала она, и ее недоверчивость усилилась от жестокого хитрого огонька, который она увидела в расширенных глазах Владимира.
– Вот как мы сделаем, – сказала она. – Ты напишешь заявление и признаешься в нем, что покрывал своей властью иностранного шпиона, виновного в преступлениях против нашей страны. Имен ты указывать не будешь. После того как ты подпишешь, я отдамся тебе, а потом напишу под твоим признанием, что я, Лин Маннова, и есть шпион, о котором ты пишешь. Так мы будем взаимно защищены. В ближайшем будущем мы поженимся и постараемся забыть эту историю.
Она догадалась, что он напрягся, пытаясь разглядеть ловушку, и стала поддерживать в нем желание, не давая ему вернуть себе ясность мысли. Она действовала так успешно, что он вдруг отбросил всякую осторожность и согласился:
– Сделаем, как ты хочешь, только быстро.
Она подтолкнула его к столу, положила перед ним листок бумаги, посмотрела, как он садится и снимает колпачок с ручки, потом опустилась на колени возле него и стала водить опытной рукой по его ляжке.
Она начал писать. Вдруг она вздрогнула и воскликнула:
– Это бесполезно. Все напрасно.
– Почему? – удивился он, хмуря брови и уже придя в ярость.
– Твои коллеги! Они знают все то, о чем ты мне рассказал...
Он ответил совершенно искренне:
– Нет! Все, что касается тебя, я сохранил в тайне! Кроме меня никто ничего не знает!
Она почувствовала, как ее заполняет жестокая радость, и спросила, тщательно маскируя ее:
– Ты можешь в этом поклясться?
– Клянусь памятью моей покойной матери!
Он снова стал писать, торопясь поскорее покончить с этим. Рука молодой женщины не отпускала его до того момента, когда он поставил под признанием свою подпись. Лин Маннова слегка приподнялась, чтобы прочесть текст.
– Ты этого хотела?
– Да, – шепнула она.
Она потянулась к нему, подставляя губы.
"Она в моих руках, – подумал он, целуя ее. Займусь с ней любовью, дам подписать признание и сразу же выдам, рассказав, к какой хитрости мне пришлось прибегнуть".
Он поднялся, привлекая ее к себе и подталкивая к постели.
– Иди, сейчас.
Она со смехом возразила:
– Незачем так торопиться, дорогой. Я должна на секунду зайти в ванную. Ты пока раздевайся и жди меня в постели... Прошу тебя, дорогой.
Он отпустил ее. В конце концов, ему некуда спешить. До утра все равно ничего не сделаешь. Его ждали несколько часов удовольствий... Он начал раздеваться...
Лин Маннова прильнула глазом к замочной скважине с другой стороны двери ванной комнаты. Она видела, как Владимир лихорадочно сбросил с себя одежду и положил "наган" на стол в центре комнаты. Потом он исчез из поля зрения, и почти тотчас послышался скрип пружин кровати.
Тогда она поднялась и надела на правую руку резиновую перчатку, лежавшую на умывальнике. Зеркало отразило ее лицо: суровое и беспощадно решительное. Она не торопясь открыла дверь, выключила в ванной свет, прошла в комнату и рукой, на которой не было перчатки, повернула выключатель слева от двери.
– Я смущаюсь, дорогой! – объяснила она шутливым тоном. – Подвинься немножко...
Она знала помещение достаточно хорошо, чтобы пройти по нему в темноте. Ни на что не наткнувшись, она дошла до стола и правой рукой в перчатке взяла на ходу револьвер, даже не остановившись. Она коснулась коленом края кровати и услышала шумное дыхание Владимира, казалось, прижавшегося к стене.
– Ты где?
Рука мужчины нащупала ее ляжку и потянула Лин к себе. Она упала на него, заведя правую руку за спину, чтобы он не наткнулся на оружие... "Стрелять надо в рот", – спокойно решила она. Если бы она выстрелила с правой руки, входное отверстие в теле жертвы оказалось бы слева, а Владимир, к сожалению, не был левшой. В рот лучше всего...
– Где твой рот? – спросила она, ища его пальцами левой руки.
Она коснулась теплых губ мужчины, уже заключившего ее в объятья и пытавшегося повалить под себя.
– Подожди, – простонала она.
Она продвинула пальцы дальше и Владимир, думая, что это какая-то игра, широко открыл рот. Простое движение, продолжавшееся не больше секунды. Ствол "нагана" стукнулся о зубы мужчины, и в тот же момент грохнул выстрел.
Отдача и шум наполовину оглушили ее. Оружие вылетело из руки. Охваченная внезапным ужасом, она с криком вскочила на ноги, побежала к двери, включила свет, наткнулась на кресло и больно ушибла ляжку.
Наконец, вспыхнул свет, и она увидела разнесенное пулей лицо Владимира, револьвер рядом с телом, простыню, покрасневшую от хлеставшей фонтаном крови. "Все отлично", машинально подумала она. Ей не было нужды вкладывать оружие в правую руку Владимира, лежавшую на груди. Следователи подумают, что револьвер выпал в момент выстрела, что часто случается при самоубийствах...
Она задрожала, стуча зубами. Ей пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы пройти в ванную, снять перчатку и посмотреть на себя в зеркало. Она была зеленой от ужаса и отвращения, но ни единого пятна крови на ней не было.