Страница 1 из 23

Преступления и призраки (сборник)

Конан Дойль Артур

Артур Конан Дойл

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

Код доктора Ватсона

Итак, снова неизвестные произведения Конан Дойла. Откуда же они все-таки берутся? Почему сэр Артур даже спустя многие десятилетия после своей смерти продолжает радовать нас своими «новыми» рассказами?

Сам он, как известно, был активным сторонником идеи посмертного существования – так что этот парадокс, пожалуй, вызвал бы у него добродушную улыбку. Однако попробуем все же разобраться, не воспаряя в такие выси.

Сначала о самом прозаическом. Некоторые из рассказов оставались всего лишь «полунеизвестными», во всяком случае, для квалифицированного и внимательного читателя. Так, «Дебют бимбаши Джойса», «Романс по ведомству иностранных дел» и «Случай с леди Сэннокс» даже переводились на русский – однако читатель, хотя бы и самый внимательный, ранее мог ознакомиться исключительно с дореволюционными версиями переводов. А эти версии не просто имеют иные названия: они к тому же крайне несовершенны, изобилуют откровенными ляпами (как чисто литературными, так и касающимися упомянутых в тексте реалий) и, что еще хуже, совершенно сознательно сокращены и обрезаны. Вдобавок порой имело место и честное непонимание: так, анонимный переводчик «Романса по ведомству иностранных дел» (в русском дореволюционном варианте – «Дипломатические хитрости») не разобрался, что оригинал рассказа выдержан примерно в том же стиле, что и «Приключения бригадира Жерара», а значит, хорошо бы это донести и до наших читателей. Дело в том, что Конан Дойл на момент написания «Романса…» пребывал в творческом поиске. Он уже фактически придумал, каким быть бессмертному бригадиру, но еще не окончательно определился с его именем и профессией…

Перейдем к менее прозаическим, но все-таки «обыденным» вещам. Творческое наследие сэра Артура весьма обширно, некоторые из его ранних рассказов, созданные в ту пору, когда он еще не был знаменитым писателем, публиковались лишь в журналах – и, по тогдашним правилам, имя автора при публикации не указывалось. Впоследствии Конан Дойл не то чтобы относился к тому этапу своего творчества с пренебрежением, но как-то не уделял ему должного внимания, не вспоминал о рассказах, написанных в 1880-е годы, не включал их в последующие сборники… Так что в ряде случаев его авторство было установлено лишь век спустя. А ведь эти рассказы (в их числе – «Ветеран Крымской кампании», «Одинокий коттедж в Гемпшире» и «На волосок») порой необыкновенно хороши! Сам автор, будучи человеком в высшей степени скромным, постоянно отрицал ценность своих ранних текстов, ссылаясь на недостаток литературного опыта, – но тут позволим себе с ним не согласиться: все это полностью искупается благодаря высочайшей свежести восприятия. Да и литературный профессионализм к тому времени все-таки был достигнут, творческий рост Конан Дойла происходил очень быстро.

(Добавим, кстати, что «Ветеран Крымской кампании», даже окажись он более известен самим англичанам, для нас все равно бы остался под запретом и в дореволюционное, и даже в советское время. ТАКОЙ взгляд на некоторые эпизоды Крымской войны – пускай и вполне уважительный, но все-таки «с той стороны»! – для наших переводчиков и издателей был совершеннейшим табу…)

А иногда случалось, что эти рассказы НЕ были опубликованы, так и оставались затерянными в архивах журнальных редакций и обнаруживались лишь несколько поколений спустя (англичанам в этом смысле можно лишь позавидовать: для нас такой вариант событий выглядит просто фантастикой!). Например, это касается рассказа «Призраки старой усадьбы». Постоянные читатели «Книжного клуба», конечно, вспомнят, что в предисловии к прошлому сборнику («Неизвестная Бейкер-стрит») мы упомянули некий ранний, не сохранившийся черновик рассказа, где история встречи с призраками, в отличие от позднейшей переработки, была изложена не в шутку, а абсолютно всерьез. Но ситуация, как выяснилось совсем недавно, оказалась даже более интересной: это был НЕ черновик, но совершенно самостоятельный рассказ, а главное – он все-таки сохранился! Добавим, что в этом первом рассказе (мастерски написанном, несмотря на крайнюю молодость автора: ему еще не исполнилось даже девятнадцати! Потом он, осознанно пытаясь найти свой стиль, на короткое время «разучится» писать хорошо, и несколько лет подряд из-под его пера будут выходить в основном ученические вещи.) главными героями является пара «знакомых незнакомцев». Один, от имени которого ведется повествование, по образованию врач, а по складу ума «простак» – другой же, наоборот, «умник», склонный расследовать всяческие загадки; он увлекается химией, курит трубку, знает немецкий язык (помните, как Холмс на страницах «Этюда в багровых тонах» ошарашил всех расшифровкой слова «RACHE»?) и в меру злоупотребляет восточной экзотикой.

Конечно, в ту пору юный Артур даже представить себе не мог, какими окажутся дальнейшие приключения этой неразлучной пары друзей, пусть и под другими именами…

Дальше уже начинаются если не тайны, то, во всяком случае, секреты. Порой бывало, что Конан Дойл осознанно препятствовал переизданию некоторых своих ранних рассказов и вообще старался как можно меньше их вспоминать. Опять-таки это происходило отнюдь не потому, что сами рассказы плохи. Иногда причина выглядит совершенно безобидной: так, некоторые элементы сюжетной канвы рассказа «Трагедианты» в дальнейшем были использованы повторно (рассказ «Актерская дуэль» или, в другом переводе, «Дуэль на сцене») – и автор почему-то счел это достаточным основанием для того, чтобы предать забвению именно первый из сюжетов. Позволим себе опять с ним не согласиться: прежде всего, «Трагедианты», на наш взгляд, являются гораздо более удачной версией, а кроме того – это, собственно, и не «версия», но абсолютно самостоятельное произведение.

Существовали и иные причины. Например, «Голос науки» отчего-то показался оскорбительным движению феминисток – и автор по-джентльменски решил их не расстраивать. Кроме того, этот рассказ, будучи в момент написания (1891 г.) почти фантастикой – тогда он воспринимался примерно так же, как сегодняшние рассказы о чудесах нанотехнологии! – очень скоро «устарел», потому что стало невозможно представить себе образованного человека, офицера, не имеющего вообще никаких представлений о звукозаписи. Да и старомодный фонограф уже уступил место такому «последнему писку новых технологий», как граммофон, на котором, при всех его достоинствах, нельзя осуществить запись в домашних условиях. Однако для нас эти доводы больше не имеют столь серьезного значения: и «перехлест» феминистских обид даже слишком очевиден (рассказ более чем укладывается в самые современные представления о политкорректности), и передовой граммофон выглядит не менее прапрадедовским устройством, чем устаревший фонограф, особенности которого вдруг оказались даже более актуальными в свете нынешней моды на «войну компроматов». А сам «Голос науки», переживший давние споры вокруг идеологических и технологических рубежей, остается совершенно прелестным литературным произведением, только выигрывающим от аромата викторианской старомодности.

С этим, вероятно, согласится и сам Конан Дойл, если он сейчас наблюдает за нами из своего спиритического далёка. Но вот публикацию рассказа «Прискорбный случай» он наверняка бы не одобрил. Однако никого из тех, чьи чувства могли быть затронуты, уже давно, очень давно, нет на свете, все раны отболели и обиды забыты – так что рискнем все-таки приподнять завесу над этой тайной.

Дело в том, что семейная трагедия мистера и миссис Раби очень напоминает аналогичную трагедию мистера Чарльза Дойла и миссис Мэри Дойл, в девичестве Фоли: супружеской четы, старший сын которой при крещении получил двойное имя Артур Конан[1]. Сходство это не полностью буквально: Мэри была женщиной достаточно жесткой, далекой от всепрощения (с другой стороны, любое обещание было для нее настолько свято, что история с покупкой платья вполне могла бы иметь место… если бы, конечно, ей приходилось зарабатывать на жизнь как портнихе: на самом деле семья Дойлов-старших все же не до такой степени разорилась), да и Чарльз являлся художником не «доморощенным», а профессиональным, причем очень хорошим. Это тема для отдельной книги, но, возможно, в дальнейшем у нас появится шанс познакомить читателей с художественным творчеством Чарльза Элтамонта Дойла (творившего, говоря современным языком, преимущественно в жанре фэнтези!) и с теми комментариями к этому собранию графики и акварелей, которые оставил его сын, Артур Конан Дойл, к творчеству отца относившийся с величайшим почтением, а потому всячески избегавший упоминаний о том, какой именно «профессиональный недуг» безнадежно исковеркал жизнь Чарльза. Лишь иногда проскакивают завуалированные, подсознательные упоминания – в частности, на страницах этого рассказа, раннего, «безымянного»…

Точнее, даже тройное: Артур Игнациус Конан. Но третье имя у Конан Дойла как-то само собой превратится в часть фамилии, а второе тоже как-то само собой «отпадет». (Здесь и далее примеч. пер.)