Страница 9 из 23
Я уже открыл дверь, когда мне в голову пришла идея.
– Думаю, сир… – начал я.
Он подпрыгнул на месте с яростью дикого животного. Мне даже показалось, что он ударит меня.
– Думаете! – крикнул он. – Вы, вы… Вы вообразили, что я выбрал вас потому, что вы умеете думать? Посмейте сказать мне это еще раз! Вы единственный человек, который… впрочем, довольно! Ждите меня у сосны в десять часов!
О Господи, я был счастлив, что выскочил из комнаты. На хорошем коне, с саблей за поясом я чувствовал себя на своем месте. Я знал все, что касается лошадиного корма, сена и овса, ржи и ячменя. Я умел командовать эскадронами на марше, мало кто мог сравниться со мной. Но, встретившись с камергером{48}, маршалом, перебросившись несколькими словами с императором, я понял, что все они предпочитают говорить намеками вместо того, чтобы выражать свою мысль ясно и открыто. Я чувствовал себя, словно строевой жеребец, которого запрягли в дамскую коляску. Чопорность и притворство выводили меня из себя. Я научился манерам джентльмена, но не придворного. Поэтому я был счастлив, когда вновь очутился на свежем воздухе и помчался к себе домой, словно школьник, который только что сбежал от сурового учителя. Но стоило только открыть дверь, как две пары ног: одна в синих лосинах, заправленных в гусарские сапожки, а другая в коротких до колен черных бриджах с пряжками – бросились мне в глаза. Обе пары вскочили с места при моем появлении.
– Что, что он сказал? – крикнули Лассаль и Талейран в один голос.
– Ничего, – ответил я.
– Император отказался встречаться с вами?
– Нет, я видел его.
– Что он хотел?
– Месье де Талейран, – ответил я. – К сожалению, я не могу ничего вам рассказать. Я дал слово императору.
– Осторожнее, молодой человек, – сказал Талейран, подкравшись ко мне с видом кота, который желает потереться о вас. – Здесь собрались друзья. Все останется в этих четырех стенах. Кроме того, император не имел в виду меня, когда говорил о том, что вы должны хранить тайну.
– Вам понадобится одна минута, чтобы добраться до дворца, месье Талейран, – ответил я. – Уверен, что вас не затруднит короткая прогулка. Принесите мне письменное свидетельство императора о том, что он не возражает, чтобы я все вам рассказал. Тогда я с радостью сообщу вам каждое слово из нашей беседы.
Талейран оскалил зубы, словно старый лис, каким он, собственно, и был.
– Месье Жерар, кажется, слегка растерялся, – сказал он. – Он слишком молод, чтобы видеть мир таким, каким он является на самом деле. Когда он станет старше, то поймет, что младший офицер кавалерии поступает не очень разумно, так резко отказывая старшему по званию.
Я не знал, что ответить, но тут мне на помощь пришел Лассаль со своей простодушной прямотой.
– А парень ведь прав, – сказал он. – Если бы я знал, что он дал обещание, то не стал бы досаждать ему расспросами. Вы ведь прекрасно знаете, месье де Талейран, что расскажи он все, то вы первым стали бы смеяться над ним. Тогда бы он представлял для вас ценность не бóльшую, чем пустая бутылка, из которой выпили бургундское. Что касается меня, то я заверяю: стоит ему нарушить обещание, как в Десятом гусарском для него не останется места. Полк лишился бы лучшего фехтовальщика, если б я услышал, что он выдал тайну императора.
Но речь полковника не произвела на Талейрана ни малейшего впечатления. Напротив, он стал еще жестче.
– Мне прекрасно известно, полковник Лассаль, – заявил он с холодным достоинством, – что ваше мнение много чего стоит в делах, касающихся легкой кавалерии. Когда мне при случае понадобится справка об этом предмете, я буду счастлив обратиться к вам. Однако сейчас, когда дело касается дипломатии, позвольте мне самому решать, как поступить. Пока благополучие Франции и безопасность императора лежат на моих плечах, я буду использовать все рычаги, чтобы не поставить их под угрозу. Иногда ради этого я готов пренебречь сиюминутными причудами императора. Желаю вам доброго дня, полковник Лассаль. Имею честь.
Талейран бросил на меня враждебный взгляд, повернулся на каблуках и быстрыми бесшумными шагами вышел из комнаты. По лицу Лассаля было видно, что он не испытывал особого удовольствия, поссорившись с всесильным министром. Он громко выругался, а затем побежал вниз, придерживая одной рукой шляпу, другой – саблю. Я выглянул в окно и увидел, как крупный мужчина в голубом мундире и хромой в черном сюртуке идут вместе по улице. Талейран вышагивал очень жестко. Лассаль размахивал руками и что-то говорил, очевидно, пытаясь вымолить прощение.
Император приказал мне не думать. Я изо всех сил пытался выполнить его приказ. Карты лежали на столе в точности там, где Морат оставил их. Я попытался разыграть несколько комбинаций в экарте{49}, но никак не мог вспомнить, где находятся козыри, поэтому отшвырнул карты. Затем я вытащил саблю и тренировался до тех пор, пока не выбился из сил. Но и это не помогло, мозг работал несмотря ни на что. В десять мне предстоит встретить императора в лесу. Из всего множества возможных событий, которые могли ожидать меня, это было бы последним, которое пришло бы мне в голову сегодня утром. Но ответственность, устрашающая ответственность неподъемным грузом лежала на моих плечах. Не было никого, кто мог бы разделить ее со мной. Я холодел от волнения. Мне приходилось видеть смерть на поле боя, но я никогда не знал, что такое настоящий ужас, вплоть до сегодняшнего дня. Затем, поразмыслив немного, решил, что должен приложить максимум стараний и вести себя как настоящий солдат, подчиняться приказам до конца. Если все пройдет хорошо, то этот случай перевернет мою судьбу. Таким образом, предаваясь то отчаянию, то надежде, я промаялся долгий вечер, пока не пришло время собираться.
Я надел плащ, так как не знал, сколько времени придется провести в лесу, и застегнул поверх саблю на поясе, снял гусарские сапоги, а на ноги надел гетры и легкие туфли. Так легче передвигаться. Затем я выскользнул из дома и направился в сторону леса. Теперь я чувствовал себя гораздо лучше. Я всегда чувствую себя хорошо, когда проходит время размышлений и наступает время действовать.
Миновав казармы гвардейских егерей и выстроившиеся в ряд кафе, которые были заполнены людьми в мундирах, я заметил голубые с золотом цвета своих однополчан среди темных плащей пехотинцев и светло-зеленых егерей. Они сидели, пили вино, курили сигары, не имея ни малейшего представления о том, что предстоит совершить их товарищу. Командир моего эскадрона заметил меня при свете фонарей и, громко позвав, бросился за мной на улицу. Я сделал вид, что не слышу его, и прибавил шаг. Он вернулся в кафе допивать свою бутылку, громко проклиная мою глухоту.
В лес Фонтенбло попасть несложно. Деревья подступают к домам, словно снайперы к неприятельской колонне. Я свернул на тропу, которая вела к опушке, а затем быстрым шагом направился к старой сосне. Как я уже говорил, у меня были причины хорошо знать это место. К счастью, сегодня ночью Леони не ждет меня. Бедная девочка, вероятно, умерла бы от ужаса при виде императора. Он мог быть слишком груб с ней, или, что еще хуже, слишком ласков.
Месяц ярко светил в небе. Когда я явился в назначенное место, то увидел, что не был первым. Император ходил взад-вперед по поляне, сложив руки за спиной и уронив голову на грудь. Он был одет в широкий серый плащ с капюшоном. Я уже видел на нем этот плащ во время польской кампании. Поговаривали, что император надевает его для того, чтобы его никто не узнал. Наполеон, независимо от того, где это происходило, в армейском лагере или Париже, любил бродить по ночам и прислушиваться к разговорам горожан в кафе или солдат у костра. Однако его фигура, а также привычка держать за спиной руки и склонять голову была настолько известна, что императора всегда узнавали. Тогда все разговоры стихали или переносились на предметы, доставляющие императору удовольствие.