Страница 4 из 22
«Среда. 5 января 1927 года. 27 градусов 14 минут северной широты, 28 градусов западной долготы. Спокойная погода. Голубое небо с низкими перистыми облаками. Вода прозрачна как стекло. Во вторую склянку средней вахты старший помощник доложил, что заметил необычный сверкающий предмет, который выпрыгнул из моря, а затем упал обратно. В первую минуту старшему помощнику показалось, что на поверхности резвится неизвестная рыба, но посмотрев в подзорную трубу, он разглядел серебряный глобус или шар, такой легкий, что шар скорее не плыл, а лежал на поверхности воды. Я был немедленно вызван на мостик. Шар величиной с футбольный мяч ярко сверкал почти в полумиле от судна. Я приказал остановить машины и послал бот со вторым помощником, который подобрал шар и доставил на борт.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что шар сделан из необычного, очень прочного стекла и наполнен столь легкой субстанцией, что, когда его подбрасывали в воздух, он полоскался на ветру, словно детский воздушный шарик. Шар был почти прозрачен. Разбить прочную оболочку и добраться до бумаг оказалось непростой задачей. Молоток оказался бесполезен. Шар лопнул лишь тогда, когда главный механик сунул его под поршень двигателя. К сожалению, шар разлетелся в искрящуюся пыль, так что нам не удалось найти ни одного приличного куска, подходящего для исследования состава. Однако бумаги остались неповрежденными. Прочитав сообщение, мы поняли, что оно имеет огромное значение, и решили вручить бумаги британскому консулу, как только достигнем Ла-Платы. Я выхожу в море вот уже тридцать пять лет, но первый раз сталкиваюсь с подобной загадкой. То же самое говорят все, кто находится сейчас на борту. Пускай во всей этой истории разберутся головы поумней, чем моя».
Вот и все, что мы знаем о том, как были найдены записки Сайруса Дж. Хедли, которые приводятся ниже без каких-либо изменений.
«Кому адресовано мое послание? Думаю, что целому миру. Но «целый мир» – довольно неопределенный адресат. Надеюсь, что письмо попадет в руки моего друга сэра Джеймса Талбота, профессора из Оксфордского университета. Мое последнее письмо было адресовано ему. Эти записки станут продолжением. Вероятность того, что шар когда-либо достигнет поверхности, а не будет проглочен акулой или унесен волнами вдаль, сто к одному. Тем не менее стоит попытаться. Маракот уже отправил на поверхность свой рассказ. Таким образом, чья-то попытка окажется удачной. Хочется верить, что мир узнает о наших необыкновенных приключениях. Предполагаю, что тот, кто обнаружит шар, обязательно обратит внимание на его сверкающую поверхность. Невесомый газ внутри оболочки станет еще одним подтверждением неординарной природы находки. Уверен, что Талбот прочитает записки, а не выбросит их за ненадобностью.
Тот, кто желает узнать, с чего начиналась наша история и чем мы занимались первые несколько недель, сможет найти подробное описание в письме, которое я написал 1 октября, в ночь перед отплытием из Санта-Крус-де-Тенерифе. Если бы я знал заранее, что приготовила нам судьба, мне следовало бы сбежать с корабля на лодке в ту последнюю ночь. Но, немного поразмыслив, я пришел к выводу, что даже если б я знал все наперед, то остался бы рядом с доктором до конца, чтобы увидеть все своими глазами.
Сейчас я хочу рассказать о том, что с нами произошло уже после того, как корабль покинул Канары. Не успел порт скрыться из виду, как дряхлый, погруженный в себя Маракот удивительным образом преобразился. Пришло время действовать: энергия, которая таилась глубоко внутри, вырвалась наружу. Маракот полностью взял на себя управление кораблем, подчинил всех и вся своей воле. Сухой рассеянный ученый неожиданно исчез, уступив место человеку-электрической машине. Его глаза сверкали за стеклами очков, подобно мощным прожекторам. Казалось, что он находится одновременно везде: работает с картами, обсуждает маршрут со шкипером, дает команды Биллу Сканлэну, загружает меня странными поручениями. Все действия профессора были подчинены особой методике и преследовали единую цель. Он неожиданно проявил недюжинные знания в области электроники и механики. Большую часть времени доктор проводил в компании Сканлэна, тщательно, элемент за элементом собирая агрегат.
– Знаете, мистер Хедли, профессор отличный парень, – заявил Сканлэн утром второго дня. – Приходите посмотреть. Док просто глыба в механике.
Мои ощущения были не самыми приятными. Казалось, что я воочию увидел собственный гроб. Но, несмотря на мрачные мысли, я вынужден был признать, что гроб имел довольно презентабельный вид. Стальной пол был прикреплен заклепками к четырем стальным стенкам. В центре каждой стенки было по круглому окну-иллюминатору. С крыши спускался узкий трап. Второй трап был привинчен к полу. Камера висела на тонком, но невероятно крепком стальном тросе. Барабан, на который трос был намотан, приводился в движение мощным двигателем. Обычно этот двигатель использовали для глубоководных тралов «Стратфорда». Насколько я понял, трос был около полумили в длину, его конец был намертво закреплен вокруг металлической тумбы на палубе. Резиновые трубки для подачи воздуха были такой же длины, как и трос. Параллельно трубкам тянулся телефонный провод и изолированный кабель, предназначенный для подачи электроэнергии от судовых динамо к прожектору. Кроме того, в камере находились автономные электрические батареи.
В тот вечер мы остановили машины. Барометр показывал низкое давление. Густые черные тучи, застилавшие горизонт, предупреждали о надвигающейся опасности. В пределах видимости оказался барк под норвежским флагом. Мы наблюдали, как моряки опускали паруса, готовясь к шторму. Но в ту минуту море казалось спокойным и умиротворенным. «Стратфорд» мягко покачивался на синих волнах, которые пенились белыми гребешками под порывами ветра.
Билл Сканлэн заглянул ко мне в лабораторию. Всегда беззаботный Билл казался необычно взволнованным.
– Послушайте, мистер Хедли! – сказал он. – Эту штуковину уже опустили в нижний отсек корабля. Вы полагаете, что босс собирается погрузиться на дно?
– Знаю наверняка, Билл. А я собираюсь составить ему компанию.
– Вы оба сошли с ума, если задумали такое. Я буду жалким типом, если позволю вам совершить это без меня.
– Это тебя не касается, Билл.
– Неужели? А я вот думаю иначе. Я пожелтею от зависти, если вы не возьмете меня с собой. Ребята из «Мерибанка» послали меня наблюдать за механизмами. Если механизмы опустятся на дно океана, значит, и я последую за ними. Билл Сканлэн не оставит свои железяки без присмотра. Даже если все вокруг будут считать, что он тронулся умом.
Спорить с Биллом было совершенно бессмысленно. Еще один сумасшедший желал присоединиться к нашему небольшому клубу самоубийц. Мне оставалось лишь успокоиться и ждать дальнейших распоряжений.
Ночь прошла в интенсивных приготовлениях. Только после завтрака мы смогли наконец проникнуть в камеру и оглядеться. Стальная клетка была наполовину опущена в фальшивый проем, вырезанный в днище «Стратфорда». Мы один за другим забрались внутрь по трапу через верхний люк. Люк наглухо задраили и завинтили за нашими спинами после того, как капитан Хави, нахмурившись, крепко пожал каждому из нас руки. Затем клетку опустили еще на несколько футов вниз, закрыли крышку и запустили в отсек воду, чтобы испытать, насколько наш аппарат пригоден для плавания. Камера прекрасно выдержала испытание. Каждый шов был точно подогнан, течи не наблюдалось. Люк в днище раздвинулся, и мы повисли над бездной под самым килем корабля.
Кабина оказалась очень удобной. Я восхищался тем, как тщательно продумана каждая мелочь. Электрическое освещение еще не включили. Ярко светило субтропическое солнце. Солнечные лучи преломлялись в бутылочно-зеленой воде. Мягкий свет проникал внутрь кабины сквозь стекла иллюминаторов. Небольшие, юркие серебряные рыбки мерцали то тут, то там, словно сияющие полоски на зеленом фоне. Вдоль стен по периметру кабины расположились диваны. Над диванами матово поблескивали циферблат глубиномера, термометр и прочие приборы. Под диванами были спрятаны баллоны с резервным запасом сжатого воздуха на случай, если проводящие воздух трубки подведут нас. Концы этих трубок уходили к потолку, рядом с ними висел телефонный аппарат. Мы услышали траурный голос капитана: