Страница 23 из 26
Как пишет С. М. Соловьев: «по смерти матери Иоанн был окружен людьми, которые заботились только о собственных выгодах, которые употребляли его только орудием для своих корыстных целей; среди эгоистических стремлений людей, окружавших его, Иоанн был совершенно предоставлен самому себе, своему собственному эгоизму».
Фраза про «собственный эгоизм» выглядит странно. Любой человек в этом возрасте станет эгоистом, наблюдая свистопляску «чужого эгоизма» вокруг себя. В том числе и историк Соловьев. «Эгоизм» Ивана был прямым следствием ничем не обузданного засилья боярщины, имевшего прекрасную возможность проявить свои феодальные инстинкты.
История 1530–40-х гг. раз за разом показывают, что интересы России для крупных феодалов мало что значили. Если они и были храбры – то для себя, для своего возвышения. Но гораздо чаще они были честолюбивы и корыстны. Боярская верхушка покончила с великой княгиней, истребляла соперников, не церемонилась с церковными властями. Жизнь Ивану она пока сохраняла, потому что олигархи еще не воспринимали его всерьез, вернее использовали как прикрытие для своих игрищ. Решения олигархов, естественно, объявлялись народу как великокняжеские приказы. Однако, при первом же проявлении самостоятельной воли, Ивану угрожала бы смертельная опасность.
«Одно припомню: бывало, мы играем, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, локтем опершись о постель нашего отца, ногу на нее положив. Что сказать о казне родительской? Все расхитили лукавым умыслом, будто детям боярским на жалованье, а между тем все себе взяли; и детей боярских жаловали не за дело, верстали не по достоинству; из казны отца нашего и деда наковали себе сосудов золотых и серебряных и написали на них имена своих родителей, как будто бы это было наследственное добро… Потом на города и села наскочили и без милости пограбили жителей, а какие напасти от них были соседям, исчислить нельзя; подчиненных всех сделали себе рабами, а рабов своих сделали вельможами; думали, что правят и строят, а вместо того везде были только неправды и нестроения, мзду безмерную отовсюду брали, все говорили и делали по мзде».
Почему-то историки всегда отмахиваются от этих слов Ивана Грозного из письма известному свободолюбцу князю Курбскому – мол, чего слушать кровопийцу. А меж тем в письме содержится очень емкая характеристика «боярских свобод».
Олигархические властители существовали за счет государства, за счет общества. Им не хватало их собственных вотчин, поэтому они использовали государство для высасывания соков из общества.
В начале 1540-х гг. страна оказалась в разгаре смуты.
Расхватав в кормление города и уезды, бояре обирали горожан. Олигархические кланы боролись друг с другом, «многие были между ними вражды за корысти и за родственников: всякий о своих делах печется, а не о государских, не о земских… И нача в них быти самолюбие и неправда и желание хищения чюжого имения… На своих другов восстающе, и домы их села себе притяжаша и сокровища свои наполниша неправедного богатства». В ходе боярского правления была расхищена даже государственная казна, и войско было не на что содержать. Воеводы ссорились за «места» и это их занимало больше, чем защита Руси от крымцев и казанцев.
Меж тем, в 1541 году, под натиском турок пала Венгрия; в битве под Будой янычары уничтожили 16 тысяч австрийских солдат. Никакого явного военно-технического преимущества Европы перед Османской державой не существовало, организационно же турки были сильнее. Султан Сулейман Великолепный считал себя повелителем всех мусульманских государств восточной Европы – Крымского, Астраханского и Казанского ханств, Ногайской Орды. Серьезное вражеское нашествие могло в любой момент превратить боярскую смуту в агонию русского государства.
Торможение смуты
И вдруг происходит чудо. Обычно псевдорики, вслед за Курбским, преподносят события 29 декабря 1543 г. как кошмарное преступление юного тирана. Для этого, конечно, надо сперва как следует позабыть всю историю предшествующих десяти лет. Удариться головой и забыть.
С 16 сентября до зимы 1543 г. Иван отсутствует в Москве. И сразу после его возвращения великокняжеские слуги убивают князя Андрея Шуйского, «прославившегося» разграблением Пскова. А ближайшее окружение князя Андрея – князь Федор Скопин-Шуйский, князя Юрий Темкин, Фома Головин, который позволил себе кощунственный поступок с митрополитом, и другие – высылается из Москвы.
Этот удар был внезапным, застал противников врасплох, ведь князья Шуйские располагали значительными военными силами.
Если докапываться до корней этого события, то становится ясно, что вряд ли 13-летний мальчик смог бы в одиночку справиться со всесильным князем Шуйским, возглавляющим могущественный феодальный клан.
Многие исследователи резонно полагают, что тринадцатилетний отрок Иван вообще не отдавал распоряжение по устранению князя Андрея Шуйского. Возможно, приказ о казни зарвавшегося олигарха пришел от митрополита Макарий, который с весны 1542 г. находился рядом с Иваном. Еще больше вероятность того, что приказ на уничтожение Шуйского поступил от Глинских, родственников царя по материнской линии.
Так или иначе, но уничтожение всесильного временщика явилось событием чрезвычайной важности. Если бы этого не произошло, то государство бы рухнуло не в 1605, а на шестьдесят лет раньше, причем без надежды на воскрешение. В 1543 г., в отличие от 1605, территория Московской Руси была в разы меньше, и существовал серьезный «казанский фронт». Не было еще таких мощных развитых районов как Север и Поволжье, которые в 1612 гг. фактически остановило Смуту. Скорее всего, великий князь при господстве Шуйских прожил бы недолго. Невозможно себе представить семнадцатилетнего Ивана, безропотно исполняющего указания боярской клики.
В 1543 г. уничтожением Андрея Шуйского смута еще не была завершена, но заторможена. Смертью князя Шуйского незамедлительно воспользовался клан Глинских, который стал наносить удары по ближайшему окружению Шуйских. Одного из князей Кубенских ссылают в Переяславль и сажают под стражу. (Иван Кубенский с братом Михайлом были важными участниками заговора против Бельских и митрополита Иоасафа.) По приказу Глинских подвергся опале и был арестован воспитатель великого князя И. И. Челяднин. Как свидетельствовал современник, дядьку царя «ободрали» донага. В ссылку отправился конюший боярин И. П. Челяднин-Федоров. Был казнен князь Федор Овчина-Оболенский – сын того самого Ивана Овчины-Оболенского, что являлся первым советником при великой княгине Елене и и отстранил от власти М. Л. Глинского.
Юный государь все еще являлся наблюдателем борьбы, которую ведут между собой олигархические силы. Нестроение государства и конфликты родовой аристократии по-прежнему используются внешними врагами.
В декабре 1544 г. на земли белевские и одоевские приходит крымский калга Имин-Гирей со своей ордой. Крымские войска не встречают никакого русского войска, потому что высокородные князья Щенятев, Шкурлятев и М. Воротынский «рассорились за места» и, ввиду особой важности этого занятия, вообще не выступили против крымцев. Такую степень вольности феодалов представить трудно в любой европейской стране. Князья не исполнили поручение государя о защите русских земель по одной причине – не смогли определить, кто из них родовитее и должен командовать остальными.
Пока вельможи толковали по понятиям, крымцы, окончательно поняв, что войны не будет, развернули орду веером и занялись работой. Рубили с потягом тех мужиков, что пытались защитить свои семьи, скручивали сыромятными ремнями слабые руки подростков, запихивали в седельные корзины ревущих малышей.
А потом довольный Имин-Гирей вместе со своей счастливой ордой лег на обратный курс, гоня к Перекопу стонущий, плачущий ясырь.
Летописи ничего сообщают о том, что князья как-то переживали о своем поступке. Ведь с точки зрения аристократической морали каждый их них был по-своему прав.