Красные цепи

– Ожидаете, что места преступлений сложатся в рисунок пентаграммы? – полюбопытствовала Алина.

– Неплохо бы, – пробормотал Гронский, ставя крестик в районе Баскова переулка. – Это многое бы упростило. Но я просто хочу продолжить наш список общих черт во всех этих убийствах. Например, все они совершены в центре города, причем довольно компактно.

Алина взглянула на карту.

– И не просто в центре, а только по одну сторону Невы, – добавила она. – Убийца ни разу не отметился ни на Васильевском острове, ни на Петроградской.

– До сегодняшнего дня, – уточнил Гронский. – Марину он убил недалеко отсюда.

Алина молча смотрела, как Гронский делает пометки на карте.

– Есть еще даты, – сказала Алина. – Раз в месяц. Он выходит на охоту раз в месяц, обычно в первых числах, как по часам.

– Кроме августа, – добавил Гронский. – В августе он убил дважды, в самом начале и в самом конце месяца. И в сентябре девушка тоже погибла в последних числах.

– Думаю, тут важны не числа, а просто какое-то количество дней между ними. Такое бывает при компульсивном поведении у маньяков, у них как будто биологические часы срабатывают. Предположим, каждые двадцать девять дней.

– Нет, тут что-то другое… – Гронский задумчиво посмотрел поверх головы Алины. На большом экране, висящем на стене напротив, беззвучно метались фигуры среди лихорадочных огней какого-то музыкального клипа.

– Другое, – повторил он и раскрыл ноутбук. – Можете еще раз продиктовать мне только даты?

Алина вздохнула, сгребла со стола папки и стала читать:

– Седьмое марта. Шестое апреля. Пятое мая. Третье июня. Третье июля. Первое августа.

Гронский быстро набирал что-то на клавиатуре.

– Тридцатое августа. Двадцать девятое сентября. Послушайте, это бессмыслица какая-то, говорю же, здесь просто примерно одинаковые интервалы по времени, и…

– Это новолуния.

Алина осеклась.

– Что?

– Новолуния, – повторил Гронский. – Такая фаза Луны, знаете? Все даты, которые вы назвали, это даты вступления Луны в фазу новолуния. Наш убийца, похоже, живет по лунному календарю. Точнее, жил до сегодняшнего дня: до следующего новолуния еще две недели.

Алина почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок, но причины этого ощущения она понять не могла.

– Алина, можете что-нибудь сказать про убийцу? Я имею в виду, вы осматривали тело, видели характер ран и повреждений – что-нибудь может помочь хотя бы примерно представить его облик или какие-то специфические черты?

– Он очень силен, – сказала Алина. – Это несомненно. Знаете, когда мы проводим аутопсию, то при Y-образном разрезе для вскрытия грудины используем такие специальные ножницы, похожие на ножницы по металлу, с длинными рукоятками. Это нелегко физически – взрезать вдоль грудинную кость. А тут грудина разрублена одним ударом, причем очень быстрым и резким, так что даже не всегда ребра ломаются, а сама кость не вдавливается в полость грудной клетки. Это почти невероятно. Так что тот вариант, что убийцей могла быть женщина, практически полностью исключается.

Гронский кивнул.

– Орудие?

– Что-то тяжелое, с изогнутым однолезвийным клинком длиной около тридцати сантиметров, широким, массивным и невероятно острым. Не топор, а скорее очень большой и увесистый кривой нож.

– А рост?..

– У меня пока было мало материалов для исследования. Точнее можно будет сказать, когда будет хотя бы еще две проведенные экспертизы: я планирую эксгумацию, и в морге есть тело этой девочки с Сахалина. Но предварительно можно сказать, что рост убийцы выше среднего, причем значительно. Угол нанесения ударов плюс физическая сила… думаю, два метра, не меньше.

– Очень хорошо, – сказал Гронский. – А теперь давайте обобщим все, что у нас есть.

Каждую ночь, когда Луна входит в фазу новолуния, во дворах центра города появляется некто. Он гигантского роста и невероятной физической силы. Ему не страшны ни пули, ни удар электрическим током. Он вооружен огромным кривым тесаком, и сопровождают его несколько псов-людоедов. В ночь своей охоты он выслеживает молодых девушек и убивает их жестоко, но методично, сливая кровь из разрезанного горла в непромокаемый мешок и вырывая им сердце, почки и селезенку. Все это он забирает с собой, а его собаки рвут на части еще теплые тела жертв. Вероятно, потом он уходит обратно, в свое убежище где-то неподалеку, и ждет следующего новолуния. Кроме того, обо всех убийствах заранее известно начальнику Бюро судебно-медицинской экспертизы, причем известно с самого первого случая. И означенный начальник прилагает все усилия, чтобы скрыть эти факты, совершая тем самым не только должностное, но и уголовное преступление. Я ничего не упустил?

Алина снова почувствовала, как по спине пробежал неприятный озноб. Сложенные Гронским воедино разрозненные факты образовали картину, от которой веяло холодной жутью и безумием.

– Нет, ничего не упустили, – сказала она. – Но я бы немного упростила, например, так: совершена серия преступлений, предположительно маньяком-убийцей, которого по неизвестной причине покрывает руководитель судебно-медицинского бюро.

На лице Гронского отразилось искреннее разочарование, как у учителя, чья лучшая ученица вдруг ляпнула что-то, недостойное даже двойки.

– Вы считаете, что версия маньяка все объясняет?

– Я считаю, что она ничему не противоречит, и… да, черт возьми, – эта версия объясняет все, кроме странного укрывательства со стороны Кобота. А вы думаете, что вот это, – Алина обвела рукой разбросанные по столу фотографии, – дело рук нормального человека?

– Я думаю, – ответил Гронский, – что это дело рук того, кто прекрасно знает, что делает. И для совершения этих действий у него есть свой, очень веский мотив.

– Тот, у кого есть мотив для того, чтобы по ночам вырезать сердца и селезенки у одиноких прохожих, и есть маньяк.

– Не упрощайте, – ответил Гронский. – Он слишком методичен для сумасшедшего или одержимого. Всегда одно и то же время – ночь наступления новолуния. Всегда одни и те же органы, совершенное хладнокровие, методичный и эффективный образ действий. И никаких признаков того, что им движет страсть или иное непреодолимое побуждение, – ведь следов сексуального насилия не обнаружено?

Алина покачала головой.

– В сегодняшнем случае – нет, все чисто. А вот про остальные мы вряд ли сможем что-то сказать: все тела, кроме одного, уже захоронены, и разложение уничтожит любые следы такого рода, даже если они там и были. Но я думаю, что их там не было.

Гронский кивнул:

– Я тоже в этом уверен. Во всех этих убийствах нет ни ярости, ни страсти: есть только холодная злая воля и точное понимание, зачем, как и когда нужно убивать. А значит, есть четко осознаваемый мотив, который…

– Сумасшествие – вот его основной и единственный мотив! – перебила Алина.

– Пусть так, – согласился Гронский. – Но оно имеет под собой совершенно конкретные основания, и это поможет его найти.

Алина прищурилась и посмотрела на Гронского.

– Вы серьезно полагаете, что можете найти в городе человека, имеющего веские основания потрошить девушек в новолуние?

– Совершенно серьезно. Более того, это гораздо легче, чем кажется.

Алина одарила Гронского еще одним скептическим взглядом.

– Подумайте сами, – продолжил он. – Чем экзотичнее мотив, тем легче найти преступника, ведь мотив – такой же идентифицирующий признак, как орудие убийства. Кого легче было бы отыскать: налетчика с пистолетом «макаров» или стрелка, использующего кремневый пистоль семнадцатого века? Так же и в нашем случае: если бы мотивом серии убийств стала кража мобильного телефона и бумажника, у нас были бы серьезные основания не строить надежд на то, что удастся быстро обнаружить преступника. Но этот убийца, я еще раз повторю вам, этот убийца знает, что он делает. И найти того, кто знает, зачем нужно убивать в новолуние, забирая кровь и внутренние органы жертв, так же легко, как стрелка со старинным пистолем.