Страница 114 из 117
Даже сейчас Евгения не была уверена, что попытка Алекоса окажется первой и единственной. Он и сам не был настроен оптимистично. Столь масштабные перемены невозможно удержать раз и навсегда. Еще будут откаты в прошлое, возвращение к феодальной раздробленности и междоусобным войнам. И все же его заслуга была огромна: он открыл миру глаза, заставил его взглянуть на себя по-новому. Мир уже никогда не будет прежним! Евгении и жаль было прошлого, и хотелось верить в прекрасное будущее. Но как верить, когда знаешь, каким стало это будущее для другой цивилизации? Вспоминая земной двадцать первый век, она испытывала страх. Она не хотела повторения старого сценария. Алекос успокаивал ее, говоря, что этот сценарий может и не повториться, что жители Матагальпы не имеют ничего общего с европейской цивилизацией и потому здесь осуществится некий иной путь развития. К тому же, говорил он, и в ее мире все еще могло измениться к лучшему. Она и соглашалась, и не соглашалась с ним - ведь он-то, первый в этом мире, был европейцем до мозга костей! - и при всей своей преданности старалась предостеречь его от ошибок.
31.
Зимой 2766 года управители стран съехались в Шурнапал на итоговое заседание Совета.
Последние две зимы были теплыми и более сырыми, чем раньше. Дворец мок под дождем. Бассейны и каналы разлились, носильщики паланкинов шлепали по глубоким лужам. Бахтир прятался от царя, каждую минуту боясь упреков, и подгонял рабочих, ремонтирующих ливневую канализацию.
Гарли уговорил старого друга Нурмали поселиться в своем доме, и в Дом приемов оба ввалились подвыпившие и благодушные. До начала заседания оставалось полчаса. Ждали Евгению, которая еще была в пути.
Стемнело. Бесчисленные факелы и лампы отражались в полированной поверхности огромного овального стола. Министры, чиновники и военные расхаживали по залу, собирались в кружки, переговаривались и смеялись. У всех было хорошее настроение. Алекос тоже улыбался, но время от времени барабанил пальцами по бумагам, недовольно посматривая на часы.
К стоящему у дверей Мальриму подбежал Глар, сказал что-то и сразу же ушел обратно в дом царицы. Мальрим направился к столу.
- Госпожа Евгения приехала, государь. Сейчас придет.
Царь кивнул. Мальрим поднял руку.
- Господа! Господа! Прошу садиться! Через десять минут начнем Совет.
Мужчины рассаживались, со стуком передвигая стулья и откашливаясь. У стены, поближе к своим начальникам, устроились секретари, адъютанты и пажи. Был здесь и Капоэли, прощенный царем. Несмотря на два прошения об отставке, остался на посту губернатор Кафур и сейчас со своим обычным серьезным видом перекладывал бумаги, возмущенно косясь на шумного Гарли.
Алекос еще раз поднял глаза к висящим между окон часам. Было три минуты пятого. Швейцар распахнул двери. Как была в дорожном платье и тюрбане, Евгения быстро прошла к столу, заняла последнее свободное место. Царь хмуро посмотрел на нее и открыл Совет.
Проговорили три часа. Слуги неслышно приносили и уносили чай и закуски, меняли лампы. Адъютанты и секретари начали зевать и потихоньку, один за другим, выходили из зала. Гарли и Евгения долго спорили: она настаивала на сокращении числа полицейских в Ианте, он не уступал. Напротив Нурмали убеждал Камакима в необходимости налоговых послаблений для Галафрии. Алекос, одним ухом прислушиваясь к ним, обсуждал со своими генералами возможные меры к прекращению войны с дикарями. Евгения умолкла, исчерпав все аргументы. Только тогда он внимательней присмотрелся к ней. Она была бледна и осушила уже четвертую чашку чая.
- Госпожа моя, ступайте-ка домой, передохните, - сказал он. - Мы здесь проговорим еще долго. Ужин назначен на девять, надеюсь вас увидеть и продолжить беседу.
Она тотчас же с явным облегчением покинула зал. Последний раз они виделись всего три месяца назад, он знал все иантийские новости и потому позволил ей - единственной женщине в Совете - ненадолго отлучиться.
Не прошло и десяти минут, как Глар опять вызвал Мальрима к дверям. Выслушав молодого человека, тот подошел к Алекосу и что-то быстро зашептал. Прервав очередной доклад, царь поднялся.
- Продолжайте без меня, господа. Я вас покину ненадолго. Господин Рам, замените меня.
Оставшись без повелителя, члены Совета недоуменно переглянулись между собой.
- Что ж, продолжим, - важно сказал Кафур.
***
Евгения понимала, что не успевает, видела, что ее люди волнуются больше нее самой, - великий царь не любит опозданий! - и все же
запретила спешить. Экипаж медленно катился по дороге, разбрызгивая мутную воду луж. Вода стучала по крыше, вода плескалась под колесами, блестела озерцами в полях, капала с деревьев. Ее уже тошнило от воды, и она с тоской вспоминала снег позапрошлой зимы. В Рос-Теоре тоже все отсырело насквозь, поблекли золотые статуи, посерели белые стены. На карнизах уныло ерошили перья голуби. Было без семи минут четыре часа, когда она пересела из кареты в паланкин в воротах Шурнапала, и две минуты пятого, когда спрыгнула в лужу в царском дворике, понимая, что придется идти не налево - в сухое тепло своего дома, - а направо, сразу на Совет. Алекос встретил ее недовольным взглядом, отвернулся, наказывая этим за опоздание. Ей казалось, она больше никогда не сможет смотреть на воду, но почти сразу же захотелось пить.
Чем дольше Евгения оставалась за столом, тем сильнее ее мутило, но она продолжала слушать и говорить. Алекос все-таки заметил, что ей нехорошо, и позволил уйти. Мечтая о теплой мягкой постели, она дошла до дома и ступила уже на лестницу, когда ее вдруг совсем замутило, закружило... Вышедший поздороваться кондитер подхватил ее на руки. Лела кинулась за царским врачом Хойресом, а Глар поспешил предупредить самого царя.
Алекос поднялся на третий этаж, без спешки вошел в гостиную, где собрались все девушки Евгении, кроме Лелы, которая была в спальне с госпожой. "Нельзя, нельзя, у нее врач!" - наперебой заговорили они. Он нехотя отошел от двери, встал у окна, заложив руки за спину. Одна из служанок заглянула в спальню сказать о нем Хойресу. Молодой врач вышел через несколько минут, велел всем удалиться. Служанки посмотрели на него с большим неодобрением. Алекосу пришлось повторить приказ, только тогда они по одной неохотно ушли.
Доктор выглядел одновременно смущенным и обрадованным, а в его голосе зазвучали даже какие-то, как показалось Алекосу, наставнические нотки.
- Госпожа ненадолго потеряла сознание от слабости. В последнее время она не очень хорошо себя чувствует.
- Она не писала мне об этом...
- И это понятно. В ее положении опасно волноваться и волновать других.
Алекос не сразу понял, а поняв, изумился и вопросительно посмотрел на Хойреса. Тот кивнул.
- Срок чуть больше трех месяцев, - сказал он, сдерживая улыбку. -Состояние ее неважное, как мне кажется, в первую очередь потому, что она очень переживает... из-за вас.
Алекос долго смотрел в окно на стекающие по стеклу капли дождя.
- Но как же так, Хойрес? Это ведь невозможно ни для меня, ни для нее.
- Но оказалось возможно для вас двоих.
Ему вспомнилось все, что он говорил когда-то Евгении по этому поводу. К своему удивлению, вместо ожидаемой досады он обнаружил, что улыбается. Снял драгоценный перстень с руки, вложил в руку Хойреса.
- Не говори пока никому. Хотя ее женщины наверняка все поняли. Но все равно не говори.
Он взялся за ручку двери.
- Вы поаккуратней, мой господин, - произнес врач умоляюще.
Алекос погрозил ему пальцем.
Его встретили лихорадочно блестящие глаза. Бледность Евгении прошла, сменившись ярким румянцем. Поправив одеяло, Лела вышла. Он присел на край кровати, погладил маленькую горячую руку. Она не сводила с него тревожного взгляда.
- Ты мне веришь?
- О чем ты говоришь? - сказал он, наклоняясь к ней с поцелуем. - Почему ты не сказала мне сразу?
- Я никому не сказала. Даже Лела узнала только сейчас. Я так долго не верила, не могла поверить... И так боялась потом... Всего боялась, даже того, что мне это только показалось... Ты мне веришь? - спросила она еще раз.