Страница 99 из 114
Затем Андрей начал читать молитвы, канонические и не очень. А также, какие-то заклинания на латыни и санскрите. При этом он зачем-то направил свой медальон - прозрачный круг с глазом - прямо на камень. После этого, вдруг всё пространство вокруг начало заполняться едким, зловонным коричневым туманом. Стало очень тяжело. Подкашивались и наливались свинцом ноги. Но Андрей продолжал читать то ли молитвы, то ли заклинания, на незнакомых Юре наречиях. Потом читал молитвы на старославянском...
Бурый газ стал темнеть и уплотняться, приобретая смутные очертания высокой фигуры.
Амулет Андрея внезапно лопнул со звуком, похожим на звук расколовшегося оконного стекла.
Зловоние усилилось, и наступила тьма. Лишь свеча на камне продолжала гореть. Но, неровным голосом, порой переставляя и путая слова, Андрей продолжал читать молитвы. Хотя кровь застывала в жилах и отказывала память... Но вот его голос зазвучал всё твёрже и твёрже. Он призвал Богоматерь, Архангела Михаила, и все силы небесные, на помощь. Внезапно, тонкий лучик света возник прямо над свечой...
Голос Андрея окреп и зазвучал ярко и отчетливо, будто в храме. Затем он прочел несколько заклинаний на латыни, резко вскинул вверх руки и с силой выкрикнул последние слова. После чего, фигура из бурого тумана стала расползаться на куски, оседать, таять, как дым... Когда она полностью исчезла, Андрей трижды перекрестил камень. Потом он вновь читал и читал длинные, завершающие заклинания на латыни.
Но вдруг, когда смрад ещё оставался в круге, до конца растаяла и погасла свеча, установленная на камне. Коричневый туман вновь соткался и завис над камнем небольшим облачком. Андрей, вытянув вперед руки, стал спешно читать православные молитвы. И тогда над крестом внезапно появилось легкое сияние, которое, разрастаясь, стало сжигать плотный коричневый туман. Запахло ладаном. И, наконец, смрад и коричневый дым постепенно исчезли.
Андрей, не останавливаясь, прочитал несколько раз запечатывающее заклинание. Потом встал на ноги, во весь рост, и начал читать нараспев "Отче наш"...
Оттаявший дядя Юра тоже поднялся. Вместе с Андреем несколько раз прочёл "Отче наш" на старославянском. Затем Андрей прочитал "Отче наш" и на латыни, и на древнегреческом. После чего, во всю силу лёгких, гаркнул:
- Амен!
...Не было уже сияния над камнем - но не было и зловония. Мир из ирреального, нездешнего вновь становился знакомым и привычным. Снова подул ветерок, засияло солнце, запели птицы, застрекотали кузнечики, и бледно-серые неясные очертания сменились разноцветьем красок, широким спектром разных звуков и пряным запахом трав.
Камень, впрочем, бывший и до того непрочным, слоистым сланцем, теперь был покрыт сетью мелких трещин и был готов при легчайшем прикосновении распасться на мелкие кусочки. Андрей молча открепил от рассыпающегося под его руками камня крест, собрал кусочки белого кварца, обозначавшие очертания круга, и положил в сумку тот самый хлеб, что тоже лежал на камне.
- "Глаза" жалко, - сказал он будничным голосом, обращаясь к застывшему столбом дяде Юре. - Хороший был амулет. Намоленный. Подарок. Но, видать, он уже отработал своё.
- Дать... Ничего себе дела, - только и сказал дядя Юра.
- Пойдем обратно, что ли? - предложил Андрей. - Теперь можно будет и на лагуне искупаться...
- Это, дать, даже нужно, - ответил, приходя в себя, дядя Юра. - Там, дать, недавно кто-то около дерева, на высоком берегу, планку на пне закрепил. Если на неё стать и вниз прыгнуть, то сразу на глубину уйдёшь. Здорово! Вниз головой, дать. В ледяную воду. Как раз то, что сейчас нужно.
- А потом и хлеб съедим, - добавил Андрей. - Хлеб - чистый продукт. И его нужно обязательно съесть...
* * *
У костра остался сидеть только Гера, исполнявший на гитаре совершенно разные по стилю мелодии. От лирически-задумчивых до быстрых и ритмичных. Затем, побренчав немного что-то невразумительное, он затянул экспромт, в своей манере... Всё более и более воодушевляясь.
- Спина открыта всем ветрам,
Меня дубасит дождь заклятый.
Но по кармическим долгам
Я уплатил двойную плату.
Теперь пуста моя сума,
Душа вся в дырах и заплатах,
Но по кармическим долгам
Я уплатил двойную плату.
Я не завидую царям,
С врагов не требую расплаты.
Ведь по кармическам долгам
Я уплатил двойную плату.
Но вот Гера оторвался от гитары: он услышал отдаленные голоса... И почти сразу увидел, что сюда, по тропке, а не по грунтовке вдоль поляны, уже приближаются люди. Они шли по лесу, под деревьями. Среди них он вскоре узнал людей с большой Поляны: Алексея, работавшего всегда со своей алюминиевой рамкой, маленькую худенькую бабушку с внуком Дениской, двух женщин, державшихся всегда вместе, но имён которых он не знал, Сан Саныча и замыкавшего шествие Петра Семёновича, который катил впереди себя тележку с деревянной коробкой, в которую он всегда складывал сушёные грибы и травы.
- О, Гера! Ты нас уже опередил! - воскликнул Сан Саныч. - А моя группа решила тоже сюда перебазироваться.
- А где хозяин костра? Разрешит он нам здесь остановиться, пожить немного? - спросил Алексей.
- Тише! Не мешайте! Он сейчас на Мандале. Медитирует. П-просил, если люди придут, всех чаем напоить и развлечь. Садитесь, пожалуйста! Там - к-кружки. На всех хватит. А не хватит, так будем пить чай по очереди. Чаёк свежий сейчас заварим, - ответил Гера.
- Ух, ты! Так он про нас заранее знал, что ли? - удивилась светловолосая полная женщина.
- Не знал, но предчувствовал; лес всё чувствует, и Николаю рассказывает... Шутка, конечно, - пояснил Гера.
- Ну, в каждой шутке - есть доля шутки. А всё остальное - как мы знаем, правда! - засмеялась светловолосая женщина.
- Правда - это то, что я всегда чувствовала, Валя, - обратилась к ней её подруга, темноволосая высокая женщина с короткой стрижкой. - И так скажу об этом: вот мы, магнитчики, бегаем по лесу, суетимся. Человечество, говорим, спасаем, глобальные конструкции строим, невесть что о себе возомнили... А где-то в глубине леса сидят люди и ждут. И после нашего отъезда лес чистят. Духовно. От наших вредных эманаций. И вот, кажется, я, наконец, найду здесь обоснование для своих подобных чувств и ощущений.
- Как вас, обеих, зовут? А то я позабыл, - спросил Гера вежливым голосом.
- Не удивительно. Разве всех, кто на Поляне был, упомнишь? Меня зовут Татьяна, а её - Валя, - тут же отрекомендовала темноволосая.
- Спеть вам, Таня и Валя, что ли, песенку, пока греется кипяток для чая? - предложил Гера.
- Давай, - хором согласились те.
Гера взял гитару, лениво побренчал, что-то бормоча себе под нос, и, наконец, бодро начал:
- Хоть поверьте, хоть проверьте,
Но вчера приснилось мне:
Заплатил я все налоги,
И живу в другой стране.
Всё прекрасно, всё толково,
В римской тоге я одет.
И с улыбкой возле дома
Повстречался мне сосед...
Все крутые, все святые,
По-английски говорят.
И милиция, и панки -
Все меня боготворят.
Вот автобус мой споткнулся
На переднем колесе,
Тем же мигом я проснулся -
И чего предстало мне?
Сорок восемь контролеров
Ровно в линию стоят,
Сорок восемь контролеров,
На меня они глядят.
Хоть поверьте, хоть проверьте -
Был пленён прекрасным сном.
Мне приснилось на рассвете -
В передаче "за стеклом"
Я - единственный участник,
И меня боготворят.
Раскупили за доллары
И пижаму, и халат.
И купаюсь я в шампанском,
И катаюсь словно сыр,
А французские герольды