Страница 13 из 36
- Я согласна, - заверила Наталья. - Камлай, друг-Афоня! Папа, ты не против?
- Шамань, старина, - согласился Николай Алексеевич. - Почему бы, собственно, и нет? Даже интересно. Столько лет прожил на Чукотке, а при шаманском камлании ещё ни разу не присутствовал. Непорядок.
- Хорошо, сделаю. Только.... Во-первых. Лайка!
- Гав!
- Иди, родная, к олешкам. Иди. Присматривай за ними, непутёвыми и шелобудными.... Во-вторых, мне надо подготовиться.
- Подготовиться - это как?
- Какая же ты, Птичка, любопытная, - покачал головой чукча. - А ещё и дотошная.
- Это плохо?
- Наоборот, очень хорошо. И во взрослой жизни непременно пригодится.... Подготовиться - значит, настроиться на нужный лад. Отрешиться от серых и меркантильных мыслей. Забыть о всяких бытовых глупостях. Переодеться, в конце-то концов.
- Во что - переодеться?
- Сама скоро увидишь. Всё необходимое для камлания лежит в моей котомке.
- А как - "всё необходимое" - туда попало? - никак не могла угомониться Натка. - Значит, ты что-то предчувствовал? Признавайся.
- Может, девочка, ты и права. Даже, наверняка.... Подождите, друзья, немного. Я скоро вернусь...
Лайка, негромко гавкнув на прощание пару раз, умчалась по камням переката на противоположный берег, а её хозяин, насвистывая под нос какую-то тягучую мелодию, направился вверх по течению ручья и вскоре скрылся за прибрежным кустарником и скалами.
К походному костру странный чукча вернулся только минут через пятнадцать.
- Глазам не верю, - искренне удивился Наташкин отец. - Афанасий, ты ли это?
- Я, не сомневайтесь, - подтвердил глубокий незнакомый голос, в котором чётко угадывалась недюжинная внутренняя сила. - По-нашему - шаман. По-вашему - экстрасенс.... Ну, родимые, готовы к камланию?
- Не знаю, - подумав, по-честному призналась Наташка. - А что мы должны делать?
- Ничего особенного. Сидеть, молча, у костра, смотреть на меня и, желательно, думать о чём-нибудь светлом и безгрешном...
Афоня был облачён в длинный и широкий тёмно-бордовый малахай, щедро украшенный разноцветным бисером и блестящими монетками разных диаметров. На голове старика красовалась аккуратная песцовая шапочка с коротким пыжиковым хвостом, а лицо было щедро покрыто чёрными и ярко-красными знаками - вычурными и таинственными.
Шаман несколько раз ударил в бубен и, задрав голову вверх, громко прокричал длинную гортанную фразу. Похоже, что на ночных Небесах его услышали - от тёмной линии горизонта по небу побежали, непрерывно подрагивая, изломанные светло-зелёные полосы.
Удары в бубен становились всё чаще и чаще, а небесные полосы начали причудливо изгибаться и извиваться, меняя и беспорядочно чередуя цвета: светло-зелёный превращался в ярко-голубой, а ему на смену приходил ярко-розовый, сменяемый - вновь - светло-зелёным...
Постепенно вся северо-восточная часть небосклона окрасилась в нежно-мерцавшие пастельные тона и оттенки. Всполохи Северного сияния неистово горели - то расширяясь, то сужаясь, то убегая куда-то к югу и там бесследно пропадая.
Афоня, тем временем, закружился в причудливом танце, полном резких и угловатых движений, а ещё через пару минут запел - на родном древнем языке. Странной была эта песня, напоминавшая - поочерёдно - то раболепную молитву, то яростные и гневные проклятья...
Старик, обойдя несколько раз вокруг костра, по широкой дуге медленно приблизился к Натке, заслоняя собой всё и вся. Девочка видела только глаза шамана - чёрные, бездонные, отрешённые и безумно-тревожные. Было легко и невероятно радостно. Душа тоненько звенела и будто бы улетала - в блаженную и неведомую даль. А потом, незаметно для самой себя, Наталья уснула...
Она проснулась уже поздним утром - вовсю припекало тёплое летнее солнышко, ласковый южный ветерок нежно прикасался к лицу, бойко и радостно звенел ручей.
Девочка села на старенькой оленьей шкуре, предусмотрительно подстеленной поверх мохнатого ягеля, и с любопытством огляделась по сторонам.
Отец, усердно размахивая удочкой, рыбачил на дальнем перекате. Лайка на противоположном берегу ручья, азартно подгавкивая, гонялась за двумя молоденькими оленихами, задумавшими, по всей видимости, совершить легкомысленный побег. А Афоня - прежний, в старенькой штормовке и пятнистых армейских штанах - суетился возле костра.
- О, наша Птичка проснулась-вернулась! - обрадовался старик. - Сиди, не вставай. Я сейчас. Сейчас...
Он, бережно неся в ладони одной руки алюминиевую миску, из которой торчала ручка деревянной ложки, а в ладони другой - большую эмалированную кружку, подошёл уже через пару минут. Подошёл, присел на корточки, одобрительно подмигнул, ловко пристроил миску и кружку на оленьей шкуре, после чего предложил:
- Угощайся, Птичка. Кушай. Пей. Восстанавливай силы.
- Очень вкусно пахнет, - заинтересованно дёргая крыльями носа, одобрила Натка. - Что это такое, Афоня?
- В миске - сорго, сдобренное всякой мясной разностью. Оленина. Вяленая моржатина. Копчёный китовый язык. Пробуй.
- Сорго?
- Ага. Это такая питательная и очень вкусная крупа. Я к ней приохотился, когда плавал, то есть, ходил на американской промысловой шхуне.
- Ты - на американской промысловой шхуне? Сказки сказочные.... А когда это было?
- Давно, Птичка, - печально усмехнулся чукча. - Очень давно. Ты, извини, не поймёшь.... Кушай, кушай. А в кружке - чай, в который я добавил цветков морошки и почки багульника. Запивай.
- Не буду, - заупрямилась Наташка. - Ты, Афоня, для чего камлал? Чтобы рассказать мне о Будущем? Вот, и рассказывай. Не тяни, пожалуйста. Обещания всегда надо выполнять.
- Будь, упрямая, по-твоему. Только.... Почему бы всё это не объединить? Я рассказываю. Ты ешь походный кулёш. Одно не должно мешать другому. Договорились?
- Договорились.... Действительно, очень вкусно. Объеденье сплошное.... Рассказывай.
- Слушай, если хочешь, - поскучнел и отвёл глаза в сторону шаман. - Твои ближайшие годы будут непростыми. То есть, наполненными - безо всякой меры - суетой...
- Какой - суетой?
- Всякой. Бытовой, психологической, семейной, философской. Мутной, дёрганной и запутанной, короче говоря.
- А с чего же она возьмётся...м-м-м, эта мутная суета? - непонимающе нахмурилась Натка. - Откуда?
- Оттуда и возьмётся. Ты кушай, Птичка, кушай.... Вы же покидаете родные места, которым отдано много-много лет? По сути, Родину?
- Покидаем.
- Вот, видишь.... Переезд, как известно, дело очень серьёзное и непредсказуемое. Твоей матушке могут приглянуться одни края и определённый образ жизни. Твоему батюшке, возможно, совсем другие. Недопонимание - страшная штука. Страшная, малоприятная и очень коварная.... Не торопись, Птичка, впадать в отчаяние. Трудные годы, они непременно пройдут. Непременно и непреложно. Надо их просто пережить, и не более того. Крепись и веди себя достойно. Главное, не суетись и будь добра ко всем. Это не так трудно и сложно, как кажется. Зато потом, уже на рассвете своей взрослой жизни, ты встретишь Его...
- Его?
- Ага. Короля твоего горячего девичьего сердечка. Твоего будущего мужа и будущего отца ваших общих детишек.
- Как же я его узнаю? Короля?
- Узнаешь, - мудро улыбнувшись, заверил Афоня. - Сердечко обязательно подскажет. Забьётся, задрожит - как лист чукотской карликовой берёзы на суровом осеннем ветру.... Да и внешность у твоего суженого приметная: высокий, широкоплечий, с отчаянными тёмно-зелёными глазами и шикарным рыжим чубом. Трудно, ей-ей, обознаться...
- Высокий, широкоплечий, зеленоглазый и рыжеволосый? - прихлёбывая из эмалированной кружки тундровый чай, задумалась Наталья. - Значит, и я, когда вырасту, стану писаной и высокой красавицей? Типа - девяносто-шестьдесят-девяносто? Как тётеньки-фотомодели в телевизоре? Ну, чтобы прекрасный рыжеволосый принц не прошёл мимо и обратил на меня внимание?
- Красота, Птичка, бывает разной. И размеры-габариты здесь совершенно не причём. Поверь.... Ты, главное, всегда будь рядом с этим рыжеволосым субчиком. Всегда и везде. В горе и в радости. В бедах и в опасностях. Всё - само собой - и образуется. Непременно и непреложно.