Страница 12 из 12
Затем он огляделся в поисках ближайшего оранжевого шкафчика со спасательным снаряжением. Изолирующий комбинезон, спасательный жилет, процедура аварийного покидания вышки…
Внутри одной из опор имелась лестница, выводящая на площадку, расположенную чуть выше уровня моря — именно этим путем они покидали вышку и возвращались на нее в тех редких случаях, когда пользовались катером, а не вертолетом. Но едва Гонт вспомнил, как добраться до той лестницы, он тут же сообразил: вокруг этой опоры и обвился дракон. Теперь у него остался единственный запасной вариант — лесенка с выдвижной нижней частью, спускающаяся к воде. До воды она не достает, но шанс пережить падение все же намного выше шанса уцелеть рядом с драконом.
Все оказалось хуже, чем он ожидал. Ему казалось, что падение в бурное море тянется бесконечно, конструкции вышки перед ним медленно проползают вверх, а он висит над свинцово-серым морем до самого последнего мгновения, когда все внезапно ускорилось, и он врезался в воду с такой силой, что потерял сознание.
Наверное, он погрузился и пробкой выскочил на поверхность, потому что, когда пришел в себя, выкашливал холодную соленую воду, забившую ему еще и глаза, уши и ноздри. Он успел подумать, что вода не имеет права быть такой холодной, как над ним изогнулась волна, и он снова отключился.
Когда Гонт очнулся, прошло, наверное, несколько минут. Он все еще находился в воде, холодящей шею, но ниже телу было вполне уютно в изолирующем комбинезоне. Спасательный жилет поддерживал голову над водой — кроме тех моментов, когда на него обрушивались волны. Сигнальный фонарик на жилете вспыхивал и гас, невероятно яркий и синий.
Справа, в сотнях метров от него и удаляясь с каждой накатывающейся на него волной, в море медленно погружалась вышка с еще обвившимся вокруг опоры драконом. Гонт услышал вопль дракона, увидел, как сломалась одна из опор, а потом на него накатила волна непреодолимой усталости.
Он не помнил, как его отыскал вертолет. Не помнил рокота лопастей винтокрылой машины и того, как его поднимали из воды лебедкой. Был лишь долгий период беспамятства, а потом шум и вибрация кабины, бьющие в окна солнечные лучи, ясное синее небо и спокойное море. Потребовалось несколько секунд, чтобы эта картина сложилась в его сознании. Некая часть мозга Гонта «промотала» события жизни и продолжала работать, исходя из предположения, что все задуманное удалось, что он проснулся в лучшем будущем, где мир стал новым и чистым, а смерть превратилась в слабеющее воспоминание.
— Мы поймали твой сигнал, — услышал он голос Клаузен. — Но искать тебя пришлось долго, хотя маячок в спасательном жилете работал.
И тогда он вспомнил все: вышки, спящих, искинов, морских драконов. Абсолютную уверенность, что это единственный мир, в котором он останется навсегда, а затем и осознание или, скорее, воспоминание о том, что он это уже осознал раньше, — жить здесь лучше, чем умирать. Гонт вспомнил, что планировал сделать перед тем, как появился морской дракон, и ему захотелось раздавить это воспоминание и похоронить его там, где он хоронил все прочие постыдные вещи, когда-либо совершенные в жизни.
— Как там вышка?
— Вышки больше нет, — сообщила Клаузен. — И всех спавших там тоже нет. Вскоре после этого дракон развалился. Но то, что ему так долго удавалось сохранять когерентность, — скверный признак. Значит, они совершенствуются.
— Значит, и наши машины следует усовершенствовать, так ведь?
Гонт думал, что она лишь высмеет его за столь тривиальное высказывание, ведь он так мало знает о войне и о цене, которую приходится за нее платить. Но Клаузен кивнула:
— Это все, что они могут сделать. Все, на что мы можем надеяться. И они, конечно, станут лучше. Они всегда становились лучше. Иначе нас бы здесь не было. — Она посмотрела на укрытого одеялом Гонта. — Теперь жалеешь, что согласился остаться?
— Нет, не жалею.
— Даже после того, что случилось?
— Зато мне удалось увидеть дракона вблизи.
— Да, — согласилась Клаузен. — Это тебе удалось.
Гонт решил было, что на этом разговор закончится и больше ей нечего сказать. Он не мог бы сейчас утверждать, что в их отношениях что-то изменилось — чтобы в этом убедиться, потребуется время, — но все же ощутил, как эта льдинка немного оттаяла. Он не только решил остаться, но и отказался от идеи несчастного случая. Ожидала ли она, что Гонт попробует устроить нечто в этом роде после того, что случилось со Штейнером? Могла ли догадаться, насколько близко он подошел к этой черте?
Но Клаузен еще не договорила.
— Не знаю, правда это или нет, — сказала она, впервые обращаясь к Гонту, как к равному. — Но я как-то раз слышала эту теорию. Отображение границы между Сферой и базовой реальностью не такое простое, как можно подумать. На этой границе время и причинность сильно переплетены. События, происходящие там в одной последовательности, совсем не обязательно соответствуют такой же последовательности здесь. И когда они проталкивают через границу своих драконов, те не всегда появляются в том, что мы считаем настоящим временем. Цепочка событий в Сфере может иметь последствия как в прошлом, так и в будущем — относительно нас.
— Не понимаю.
Она кивнула на море за окном вертолета:
— На протяжении всей истории там видели много странного. И эти странности могли быть отголосками войны искинов, ее «брызгами». Оружием, которое пересекало границу в неправильное время, сохраняя когерентность достаточно долго, чтобы попасться кому-то на глаза или потопить корабль. Моряки веками рассказывали похожие истории. Про морских чудовищ. А они могли оказаться всего лишь эхом войны, которую мы ведем. — Клаузен пожала плечами, как будто речь шла о каких-то пустяках.
— Ты в это веришь?
— Не знаю, делает ли это мир более зловещим или чуть более осмысленным. — Она покачала головой. — Все эти морские чудовища… разве кто-то и когда-то думал, что они могут быть реальными? — Она встала, собираясь вернуться в носовую часть вертолета. — Это лишь теория. А теперь поспи немного.
Гонт так и поступил. Заснул он легко.