Страница 37 из 159
- Молчать, ветошь штатская!
- Я не позволю...
Удар, удар, ещё удар.
"Тварь наглая и дешёвая", - подумалось. - "И защитные блоки, как назло, не выставить. И ударом на удар не ответить. Я же нынче - ботан беспомощный.... Больно-то как, мамочка моя родненькая. Нечего, господин Меченый, сочтёмся. Причём, в обязательном порядке.... Ага, кажется, и Артёма метелят. Следовательно, всё идёт по плану...".
- Ио-йо-йо! - послышался рядом боевой клич. - Йо-хо-хо!
- Володя, отставить! - приказал Лёха. - Отставить! Кому сказано?
Приказал и, получив очередной увесистый удар по голове, потерял сознание...
Первым очнулся живучий внутренний голос и тут же принялся надоедливо нашептывать: - "Если я, братец, слышен, значит, и ты ещё живой. Диалектика голимая и тупая. Ништяк, прорвёмся.... Э-э, не расслабляться, боец! У тебя же - задание генеральское, особой важности. Вот, когда выполнишь его - тогда.... В том смысле, что потом, вернувшись в "ооновский" лагерь, расслабишься. В объятьях медноволосой и фигуристой мисс Ванды Паулс, ёжики колючие. Причём, по полной и расширенной программе.... Кстати, а что это ты Ванду - до сих пор - ещё ни того самого? А? Чего межуешься-то, парнишка, строя из себя скромника записного? Дурилка картонная. Барышня-то - в самом соку. Такую гладкую кралю по семь-восемь раз за сутки приходовать надо.... Чего-чего? Куда-куда пойти? Понял, не дурак. Замолкаю и ретируюсь...".
- Ага, пошёл-таки процесс, - где-то рядом радостно выдохнул Тёмный. - Ресницы, наконец, задрожали. Не иначе, мои пощёчины помогли.
- Господин генерал, профессор приходит в себя, - тут же доложил чей-то незнакомый бас. - Вас понял, жду. Роджер...
"Генерал? Что это значит?", - засомневался Петров. - "Откуда здесь, в тайном пустынном оазисе, взяться генералу? Может, "Генерал" - это чьё-то прозвище?
Лёха с трудом приоткрыл веки и усиленно заморгал ресницами: перед глазами плавала плотная серо-жёлтая муть, местами украшенная мелкими ультрамариновыми искорками.
- Как дела, напарник? - раздался над ухом заботливый голос Белова. - Как твоё самочувствие драгоценное?
- Неважно, Тёма. Мутная пелена перед глазами. В ушах беспрерывно звенит - тоненько и паскудно. Голова тяжеленная. Шею ломит. Подташнивает, словно беременную гимназисточку...
- А я, вроде, и ничего. Так, только синяками и ссадинами отделался. Но сюда был доставлен с завязанными глазами.
- Где мы сейчас находимся? Как считаешь?
- Похоже, что в пещере. То бишь, в подземной тюрьме. Нары. Ведро с водой. Мятая алюминиевая кружка. В дальнем левом углу вырублена "туалетная" дырка, соединяющая это пещерное ответвление с нижним подземным горизонтом.
- Понятно.... Помоги, пожалуйста, мне сесть. И подай кружку с водой, в горле пересохло.... Спасибо, хороша водица. Холодная, по крайней мере.... А где наш Маххамад-младший?
- Не знаю. Он же - бербер. По крайней мере, так считается. Определили, наверное, в другую тюремную камеру, предназначенную для местного населения.... А верблюда твоего, Алекс, эти ублюдки застрелили. Он решил заступиться за тебя. В атаку пошёл. Одному облому в камуфляже копытом в лоб заехал. А высокого типа со шрамом на физиономии даже попытался укусить за плечо. Вот, и словил автоматную очередь...
- Жаль, - расстроенно поморщился Лёха. - Хорошие у Володи были глаза. Умные и лукавые. Чисто "путинские".... Что у нас с численным составом противника?
- На сторожевом посту четверо дежурили. Здесь ещё шестерых видел, когда сняли повязку с глаз. Общее количество, судя по всему, не превышает двадцати-тридцати человек. То бишь, бойцов.
- Нормальный вариант. Прорвёмся.
- Это точно.... Кстати, без сознания, брат, ты провалялся несколько часов. Так что, нынче у нас - ночь...
Постепенно противный звон в ушах стих, голова перестала кружиться, зрение полностью восстановилось, и Петров внимательно огляделся по сторонам.
Они находились в каменной, почти квадратной камере: метров пятнадцать-восемнадцать квадратных, тусклая светло-жёлтая лампочка под потолком, нары в два ряда, узкий столик между ними, низенькая дверь, рядом с дверью - решётка из толстых железных прутьев вполовину стены. Вдоль решётки (по низу), была закреплена широкая деревянная полка, а в дальнем левом углу разместилась "туалетная" дырка.
Тёмный (в полном соответствии с рабочим планом, заранее разработанным на такой случай), поднялся на ноги, подошёл к решётке и, крепко ухватившись ладонями за её прутья, прокричал - нервным и жалостливым "ботаническим" фальцетом, на английском языке - в серо-жёлтую полумглу:
- Дежурный! Эй, дежурный! Отзовись! Ну, пожалуйста...
- Чего надо, гринго? - неохотно отозвался сонный бас.
- Я не "гринго", а канадский подданный.
- А какая разница?
- Очень большая. Канада, она очень лояльно и толерантно относится ко всем арабским странам и режимам.
- Как - относится?
- Лояльно и толерантно. То есть, миролюбиво.
- Ага, кажется, понял.... Чего надо?
- Доктора. Профессору Бруно плохо.
- Кха-кха, - Лёха старательно изобразил рвотные позывы. - Кха-кха-кха-кха...
- Вы не сомневайтесь, - продолжил лицедействовать Белов. - Компания, на которую мы работаем, богатая. Все расходы возместит и оплатит.
- Богатая, говоришь?
- Очень, - подтвердил Белов. - Доктора позовите. Пожалуйста...
- Хорошо, я сейчас свяжусь с командованием, - помолчав пять-шесть секунд, сжалился бас. - Подождите, канадцы, немного.
Невидимый дежурный коротко доложил (очевидно, по рации), о сложившейся ситуации, а завершив разговор, успокоил:
- Генерал уже на подходе, и доктор - с аптечкой - вместе с ним.
- Генерал, мать его, - тихонько пробормотал Петров. - Непонятки продолжаются. Как бы ни расстреляли, в горячке. Генералы, они ребята скорые - на расправу кровавую...
В помещении, примыкавшем - посредством решётки - к их тюремной камере, загорелась длинная секция "дневного" света.
- Пластиковые стулья, прямоугольный стол со стопкой бумажных листов, несколько шариковых ручек, - запечалился Тёмный. - Скорее всего, сейчас будет проведён допрос, сопровождаемый оформлением официального протокола.... Как думаешь, Алекс, генерал-то чей будет? Неужели, "цэрушный"?
- Скоро узнаем, - невесело хмыкнул Петров. - Палыч, кстати, ни о чём таком не предупреждал...
Послышался тихий, едва слышный скрип дверных петель, и в помещение за решёткой вошли двое.
"Тьфу ты, мать его! Чтоб вас всех - долго, да по-разному!", - в сердцах возмутился Лёха. - "Изощрённый маскарад какой-то, право слово...".
Один из посетителей - статный, высокий и широкоплечий - был облачён в классическую генеральскую форму "английского образца". Однако в его внешнем облике наблюдались сразу три ярко-выраженные странности. Во-первых, генерал был до неприличия молод, лет двадцати шести-девяти от роду. Во-вторых, его мундир был без всякой меры украшен множеством самых разнообразных и разлапистых орденов - такое впечатление - всех стран и народов. Даже звезда "Героя России" - рядом с двумя американскими орденами "Пурпурное сердце" - наличествовала. В-третьих, глаза вошедшего были излишне светлыми, почти белыми, и блестели очень уж тревожно и беспокойно.
Второй гость (среднего возраста, с аккуратным тёмно-коричневым чемоданчиком в руках), был, наоборот, худеньким, щуплым и низкорослым. На его узких рахитичных плечах гордо красовался белый медицинский халат, а на голове - докторская шапочка того же цвета. И всё бы ничего, но и халат, и головной убор данного комедийного персонажа были щедро разрисованы - во всех мыслимых и немыслимых местах - чёрной фашисткой свастикой.
"Похоже, что он воспользовался обыкновенным школьным фломастером", - предположил Петров. - "Бутафория подростковая, мать её! И эти многочисленные ордена, и фашистская свастика.... А глаза-то у врача - тоже с явной "сумасшедшинкой". Только совсем с другой, без характерных следов частого употребления сильнодействующих наркотических средств. Скорее, если вдуматься, данный хиловатый субъект похож на среднестатистического учёного-фанатика - из низкопробных голливудских боевиков...".