Мы

Что это было за вещество - не знал никто. Гадайе могла лишь догадываться, что оно как-то связано с образцами, на которых Цимбал тестировал рессурин. Способная и умная, она узнала многое, но еще больше, к несчастью, предпочла забыть. Перед тем, как отправить часть себя в Контрольную комнату, Гадайе стерла почти все знания о Комплексе-КА, даже о проекте "Сын" - стерла легко, ибо собственный мозг для нее был не более, чем жесткий диск, полный мусора, дряни, жалости и нерастраченной любви. Это была странная женщина - Гадайе; ранимость ее и нежность я впитал так же, как до этого дряхлый стоицизм Цимбала. Две эти памяти словно завели во мне диалог, и было странно ощущать, как мысли и чувства существа, живого лишь наполовину, существа, которому импланты заменили желудок, сердце, гортань и печень, оказываются более человечными, чем все, что сумел произвести человек полноценный, у которого все органы на месте. Ибо Гадайе привели в Блок Четыре доброта и желание помогать людям. Не ведая конечной цели процесса, она все же ощущала его величие. На ядрах, вмещающих личности людей, на проектных формах Кремны, подразумевающих тела сильные, здоровые и красивые, ей виделся отблеск великого блага для человечества. Возрождение, воссоздание жизни - вот чему для Гадайе служил "КОМПЛЕКС-КА".

Из всех распорядителей она была самой спокойной и доброжелательной - неудивительно, что К-ВОТТО, в конце концов, предпочел ей тираничного, ревнивого Цимбала. Гадайе легко нашла язык с Мальбраном, нарциссичным и самоуверенным; тщедушный Миниц, укрывшийся в саркофаге, в конце концов стал для нее кем-то вроде младшего брата. Сперва она не хотела моего рождения, но когда проект "Сын" был принят всеми, в ее сердце нашлись ко мне и любовь, и нежность. Чем больше я впитывал ее мягкой, душистой памяти, тем меньше мне хотелось знать, что именно ожидало ее и остальных в Контрольной комнате, и почему послание, записанное в мое ядро, кончалось такими резкими, несвойственными ей словами.

Поток Гадайе иссяк так же мягко, как начался. Я чувствовал себя умиротворенным, счастливым оттого, что когда-то был этой женщиной. Если моя задача подразумевала помощь Гадайе, мне оставалось лишь радоваться тому, что я могу помочь. Следом за счастьем пришло осознание: прикоснувшись к ее памяти, я сделал свой успех еще менее вероятным. Дело было в REM-процессах - каждый из них представлял собой взрыв клеточной памяти, обретение чужих воспоминаний, скрытых в собственной плоти. Катализатором REM-процесса могли быть вещь или событие, все, что угодно, связанное с изначальным носителем памяти. Сами по себе они не представляли опасности, однако чем чаще я переживал их, тем больше во мне становилось от полноценной личности, в то время, как задание мое, очевидно, было рассчитано скорее на машину, чем на человека. Оставалась и опасность, которой я пока не понимал - опасность поглощения кем-то, если памяти во мне станет слишком много. Ясно было, что те REM-объекты, которые я встречаю на своем пути, не предусмотрены планом, что они попадаются мне не случайно, как могли бы, а целенаправленно. Все же К-ВОТТО отчего-то желал моей гибели, и, начиная с этого момента, мне следовало держать ухо востро.

Но пора было прослушать запись Миница, ибо я стал Гадайе, и консоль ее теперь принадлежала мне. Я вложил передатчик Цимбала в специальную нишу, нажал красную кнопку, две белых и вывел сигнал на центральный монитор.

Сперва экран рябило, затем моему взору предстал металлический ящик, похожий на гроб, а в нем - узкое окошко, снабженное задвижкой. Вот задвижка отъехала в сторону, камера приблизилась, и я увидел глаза - один зеленый, другой карий - бледную пористую кожу, алый прыщ на переносице и жидкие, словно выщипанные, брови.

- Вот что, - торопливо заговорил Миниц, разливщик рессурина из Блока Десять. - Надо было, конечно, сказать обо всем этом раньше, но... Черт, черт! Вы ведь, наверное, все уже ушли, и передатчики оставили с одеждой, а раз так - кто меня будет слушать? Мне и самому надо выбираться, таков приказ. Чертовски не хочется и чертовски страшно. Об этом я и хочу сказать, вдруг вы все же получите это сообщение раньше, чем отправитесь в Контрольную комнату. Там-то объяснять уже будет поздно, нет? Не ходите, прошу вас, подождите немного. Здесь явно что-то не так. Конечно, Кремна скажет: "Да он просто трус, это Миниц, только трусы сидят в ящике, пока другие решают судьбу человечества!". Да, я трус, я сижу в ящике! И что с того? У меня есть все основания бояться. Эти помещения... механизмы... звуки... Они пугают меня. Нет, это не какая-то агорафобия или боязнь шестеренок, как предположил Мальбран. Скажите правду, друзья - вам никогда не казалось, что в этих Блоках есть что-то неправильное? Я говорю про планировку, я - архитектор, в конце концов! Не могу объяснить вот так вот, с ходу. Ну, разве что... Здание должно быть функциональным, так? Продуманным, удобным, сконструированным разумно. Здесь этого нет. В первые же дни я излазил свой Блок сверху донизу - и знаете что? Он устроен не-ло-гич-но! Его проектировал идиот! Масса лишних лестниц, куча совершенно ненужных, непонятно для чего предназначенных комнат. Система вентиляции такова, что я давно должен был задохнуться. Да, есть жилые помещения, сделанные более-менее правдоподобно, но как вы объясните нижние уровни, которые, если верить вам, во всех Блоках одинаковы? Зачем нужны эти двери, эти коридоры? Там абсолютно пусто! Я не понимаю этого комплекса. Чему служит его машинерия - та, что за пределами Блоков, в темноте? Качает рессурин? Формует "материал"? Да бросьте, это чушь! Слушайте: она - совершенно автономна, никак не связана с Блоками. Ничего из того, что она якобы делает, к нам не попадает. Нет никаких коммуникаций: приемных пунктов, конвейеров - да хотя бы каких-то связующих труб. Все эти поршни, и валы, и краны - это... Это просто устройства, которые работают сами для себя! Они не производят, не обрабатывают, просто движутся, и все. Вот почему я настаиваю: прежде, чем мы соберемся в Контрольной комнате, прежде, чем позволим себя законсервировать, что бы это ни значило - давайте посмотрим запись, сделанную этим роботом, К-ВОТТО. Он ведь единственный был рядом с Мальбраном, когда тот погиб, и наверняка видел, что его убило. Я не хочу делать никаких поспешных выводов, я всецело поддерживаю проект "Сын", и все же... Не знаю, не знаю! Я просто боюсь бессмыслицы, от нее и саркофаг - не защита. Пусть смерть Мальбрана даст намек, я не прошу больше. Миниц, Блок Десять, конец записи.

Экран погас: еще один отец преподнес мне наследство. Вопреки ожиданиям Гадайе, здесь не было никакого откровения: все сказанное Миницем я как бы знал заранее, его слова лишь придали моим впечатлениям отчетливую форму. Суть "КОМПЛЕКСА-КА" была неуловима: весь, как на ладони, он словно бы прятался сам за собой, разбрасывая подсказки - детали интерьера, куски процесса - но так, чтобы мозаика чем дальше, тем больше оказывалась абсурдной. Холодок пробежал по моей спине: за тайной - привычной, почти уютной - забрезжил новый призрак - пугающий, равнодушный, бесчеловечный. Единственным спасением от него были другие люди, и я призвал Гадайе, Цимбала и Миница, их память, чувства, все, что они вложили в меня.

И колодец содрогнулся. Консоль брызнула искрами, сверху на меня посыпалась краска, вспыхнули мониторы, а стены со стоном начали смыкаться вокруг меня, как если бы снаружи кто-то сжимал здание, словно спичечный коробок. Сперва я хотел бежать обратно, в Блок Семь. С бешено бьющимся сердцем я выскочил в коридор и застыл, пораженный необъяснимым зрелищем. Двери с таинственными номерами - они захлопывались по всему коридору, одна за другой, безо всякой причины. Одновременно я почувствовал, насколько усилилась вездесущая вибрация. Теперь мелкой дрожью трясся весь Блок - это походило на содрогание стенок желудка. Раздался треск пластика, и пол разъехался, обнажая ржавые перекрытия. Я отшатнулся к стене, чья гладкая поверхность теплела с каждой секундой.