Мы

Так появился проект "Сын".

Это была отчаянная попытка соблюсти и Букву работы и ее Дух, предать поверхность и в то же время остаться ей верной. Суть "Сына" была проста: после того, как Кремна и трое остальных окажутся "законсервированы", аппаратура мальбрановского Блока отформует из заранее подготовленного материала человеческое тело. Тело это будет создано на основе клеток всех пяти распорядителей, что обеспечит ему доступ в Контрольную комнату. Сразу после формовки новорожденным займется К-ВОТТО: он встроит в мозг Сына ядро, содержащее все необходимые данные для создания квази-личности и работы с Контрольной комнатой. Другой задачей К-ВОТТО будет проверка качества Сына: если формовка окажется несовершенной, медицинский робот произведет все необходимые операции для исправления недостатков. В любом случае, от Сына требовалось только одно - запустить из Контрольной комнаты процедуру воскрешения, отформовать из останков новые тела и внедрить в их головы ядра первого типа, содержащие копии личностей распорядителей. Сперва Кремна хотела обойтись без собственного тела, раздавленного и искалеченного - куда как чище и пристойнее было воспользоваться первоклассным "материалом" Хранилища, жалкие частички которого тестировал в своем Блоке Цимбал. Затем, однако, она поняла, что раз поверхность приняла решение избавиться от распорядителей, доступа к Хранилищу она им больше не даст. Более того, даже на Сына "материала" хватит в обрез: если он вдруг потерпит неудачу, воссоздавать его придется из его же плоти.

Но кто же соберет эти останки, кто сложит их в формовочный чан? Вновь К-ВОТТО, верный К-ВОТТО - механический пес, принесший в пасти оторванную кисть Мальбрана, по-собачьи угодливый и падкий на похвалу. Кремна презирала машину, робот был всего лишь уступкой поверхности, шагом навстречу Цимбалу. Старик не заслуживал этого, впрочем, как и все остальные. Кремна знала: стоит ей попросить что-либо, и со следующей проверкой она получит желаемое. Именно поэтому Кремна не просила ничего и никогда. Поверхность и ее распоряжения сами по себе были наградой. То, что они приходят именно к ней, Кремне, говорило о том, что она облечена доверием, что ее служение - важнее, чем у прочих. То, что она одна знает о существовании остальных распорядителей, свидетельствовало о том, что она поставлена управлять ими. Вот почему известие от Мальбрана стало для нее ударом. Почему о консервации его уведомили первым? Как вышло, что он, подчиненный, оказался на шаг впереди своей начальницы? Когда Мальбран погиб, Кремна почувствовала законное удовлетворение. Процесс утратил ценное орудие, однако субординация была восстановлена. Поверхность всегда умела справиться со смутьянами.

Поверхность, поверхность, поверхность! Как много ее было в памяти Кремны, лучистой, неведомой мне земли - и как ничтожен был этот пятачок в сравнении с остальным внешним миром! Кроме города, где я некогда жил девочкой, девушкой, женщиной, существовали и другие города, полные людей, и совокупность их образовывала великую человеческую историю, череду взлетов и падений, страстей и надежд, ошибок и успехов. Сквозь окно, приоткрытое Кремной, я увидел человечество, к которому принадлежал по праву рождения. Биение жизни поразило меня. Поверхность была велика и обильна, ей стоило служить из одной только памяти о ее существовании. Леса, поля, горы, равнины, океаны, моря и реки, а за ними, за ними - небо, солнце, луна и бесконечное пространство, полное звезд, комет, космической пыли! Наверное, Гадайе была права: трепет перед необъятным заложен в самих наших телах, в веществе, из которого мы сделаны - и квази-личность беспомощна перед этим чувством так же, как и любая другая.

О, как я захотел этот великий, простой и понятный мир снаружи, как я возненавидел загадочный комплекс, пытавшийся поглотить меня! И все же, если верить Кремне, здание это, несмотря на всю свою нелепость, было спасением, надеждой, ключом к будущему. В инструкциях с поверхности, туманных и двусмысленных, одно все же говорилось ясно: на поверхности случилась война, человечество погибло, а "КОМПЛЕКС-КА" остался единственной надеждой на возрождение. Здесь, в потаенных Блоках, росли новые жители Земли, здесь, во тьме Хранилища, дремали, заключенные в ядра, их умы и души. Как сочеталось это с ожившим чудовищем-Блоком, с приказом, обрекающим распорядителей на смерть, мне было не ясно - однако видение это захватило и меня. Я увидел чистое небо, огромную железную дверь в скале и бесконечный поток нагих людей, выходящих к солнцу, теплу, свету. Через призму Цимбала, чей культурный багаж не ограничивался инструкциями по "формовке", это выглядело, как новое Творение, новое заселение рая. Люди шли один за другим, и каждый нес на себе незримую печать "спроектировано Кремной". В этом и заключался предмет ее наивысшей гордости.

Я открыл глаза. К-ВОТТО, мой враг и спаситель, стоял прямо передо мной, и, Боже - как жалко он выглядел! Эти хищные лапы, эта нечеловеческая голова с тремя светящимися линзами - все, что мне, лежащему, в свете потолочной лампы казалось новым, сияющим, таинственным и непобедимым, ныне явилось ржавым, облезлым, разваливающимся на куски.

- Я не облучался, - сказала эта ходячая руина, пережившая две тысячи триста пятнадцать Сыновей; руина, чей голос был не живее металла, из которого исходил. - Я не облучался, это был просто предлог. И ты не понимаешь мои слова, но чувствуешь - уже можно. Ты больше не годишься, мой хороший, тебе пора на переформовку. И брошенная машина сделает все правильно, недостойная машина опять скажет "да". Ей не привыкать, она всегда на подхвате. Верный К-ВОТТО, добрый маленький робот. Ходячая аптечка, курьер, конфидент. Не убийца, нет. Врач. Берет тебя негодного вежливо, деликатно - и относит куда следует. Ни боли, ни крови - благодать. Конечно, если не будешь дергаться. Тогда ручаться не могу. Можешь покалечиться. Можешь не дожить. Все случайно, я ни при чем. Все в соответствии с программой. Формовать, не вредить, наблюдать, содействовать, как завещали. Так что не двигайся, сиди, а я аккуратненько, под ручки, за талию...

С этими словами робот наклонился и верхней парой рук взял меня под мышки, а нижней, дополнительной, ухватил за пояс. Едва он коснулся меня, я ощутил легкие уколы: скальпели, которыми он разделывал меня еще недавно, никуда не делись, их лезвия ждали моего неосторожного движения. Мгновение - и я повис в воздухе, словно тряпичная кукла - так же, как сотни раз до этого. Однако сейчас все было иначе. Если прежние Сыновья сопротивлялись инстинктивно, и ранились, и истекали кровью, барахтаясь в железных тисках - я понимал, что происходит. По какой-то причине К-ВОТТО не мог убить меня, даром, что ему этого очень хотелось. Он мог лишь провоцировать и ждать от меня ошибок.

Но я не собирался больше ошибаться.

Стараясь, чтобы это выглядело случайным движением безмозглого тела, я потянулся к ближайшему манекену и схватил его за руку. Щелчок - и рука отделилась от тела. Вот оно, мое оружие!

Но К-ВОТТО был другого мнения.

- Игрушки? - спросил он. - Что ж, поиграй, маленький, поиграй. До переформовки - совсем чуть-чуть, но ты пощупай, потрогай, тут так много интересного...

Уверенный, что я никуда не денусь, он развернул голову на сто восемьдесят градусов и спиной вперед двинулся между мольбертами, цепко сжимая меня в своих лапах. Тогда-то я и ударил в первый раз. Бить пришлось не сильно, чтобы не напрягать тело, однако даже от такого удара голова робота загудела, и с нее осыпалась краска.