Страница 8 из 285
И это понимание, напомню еще раз, было как раз при самых оптимистичных оценках военных, считавших, что они будут не отступать, а наступать. Сталин же, как было показано выше, наоборот, понимал, что придется отступать. А, значит, терять территорию. Терять людей, которые там живут.
Передавать это свое мнение военному командованию он, надо полагать, не стал, чтобы не вызывать у них панических настроений. То, что считал он, это с ним и осталось, его дело было обеспечить стране выживание при самом тяжелом отступлении. Его дело было застраивать промышленными предприятиями Урал и Сибирь. Думать о возможной эвакуации тысяч предприятий. А военные, так пусть они лучше планируют наступление, чем то, как им половчее отступать, до Москвы, или уже сразу до Урала.
Одновременно с этим ясно, что в сложившейся ситуации никакой превентивный удар советских войск, о котором сейчас так охотно иногда рассуждают, не принес бы решающего выигрыша, на который может обычно рассчитывать внезапно напавшая сторона. Потому что это был бы удар в пустоту, поскольку на советской границе немецких войск тогда еще было мало. А наиболее ударные их виды, танковые войска и авиация, вообще появились на исходных позициях и полевых аэродромах чуть ли не в последние часы перед войной.
К тому же на декабрьском совещании высшего командного состава РККА, о котором пойдет еще речь, в выступлениях двух советских полководцев вполне откровенно были изложены ее наступательные возможности того времени.
Заместитель Народного комиссара обороны СССР Маршал Советского Союза Буденный поделился, например, своими впечатлениями от освободительного похода 1939 года в Западной Белоруссии. Такими, например.
"...Мне пришлось в Белоруссии (т. Ковалев знает) возить горючее для 5 мк по воздуху. Хорошо, что там и драться не с кем было. На дорогах от Новогрудка до Волковыска 75 процентов танков стояло из-за горючего. Командующий говорил, что он может послать горючее только на самолетах, а кто организует? Организация тыла требует знающих людей..."
Можно себе представить, насколько безнадежной будет попытка снабжать горючим по воздуху даже один механизированный корпус. Не говоря уже о нескольких. Тем более, если сам заместитель наркома обороны разводит руками в бессилии понять, кто будет их снабжать, если для организации тыла нужны знающие люди. А их, как можно понять из его слов, попросту нет...
А вот как остужал скучными техническими подробностями кружение некоторых голов крупнейший наш специалист по танкам того времени, начальник Главного автобронетанкового управления Красной Армии генерал-лейтенант танковых войск Федоренко.
"...Механизированный корпус в прорыве действовать более 4 - 5 суток не сможет, потому что он израсходует 50 часов моторесурса, а после 50 часов машина потребует ремонта. Я с разрешения Народного комиссара обороны проводил опытный пробег танков на расстояние 3000 км. Все расстояние было пройдено за 24 дня, из них 14 дней ушло на движение и 10 дней - на остановки для приведения материальной части в порядок и отдых личного состава. В среднем получалось 4 - 5 дней движения и 3 - 4 дня остановка. Таким образом, уже опытом доказано, что планировать использование танков в операции надо не больше, как на 50 часов расхода моторесурсов..."
Здесь история еще занимательнее. Дело в том, что дизель В-2, установленный на новые тогда танки Т-34 и КВ, был в то время ненадежен. Ну, не сам дизель, а в основном система фильтрации воздуха, что впрочем в данном случае неважно. Важно то, что расход его моторесурсов составлял всего 50 часов. После этого двигатель подлежал ремонту. Пусть и профилактическому (для кого-то, впрочем, вполне полноценному), но связанному с его переборкой. В течение которого танк, естественно, оставался небоеспособен. Для сравнения, бензиновые моторы М-17, установленные на легких наших танках, вполне надежно работали по 200 и более часов. Не говоря уже о немецких танках, ресурс двигателей которых составлял свыше 400 часов. Это потом уже, к 1943 году, моторесурс дизеля В-2 удастся поднять до 150 часов, что будет расценено, как величайшее достижение.
И вот представим себе картину. Красная Армия нанесла превентивный удар, который угодил в пустоту. Конечно, какое-то сопротивление окажут те незначительные силы немцев, которые попадут все же под удар. А потом все мехкорпуса разом встанут. Без горючего, боеприпасов, с двигателями, требующих ремонта. И в этот момент на них обрушиваются нетронутые основные силы немцев, появившихся из той же пустоты...
Кроме того. До самого удара дело вполне могло и не дойти. Узнав о начале значительно более обширных и угрожающих для себя мероприятий, немцы, безусловно, нанесли бы свой удар немедленно, не дожидаясь, пока советские войска сосредоточатся. Развитая дорожная сеть позволила бы им быстро перебросить свои войска на восток.
Так что ни о каком превентивном ударе со стороны Красной Армии Сталин и слышать не хотел. Но и вполне оборонительное приведение войск в полную боевую готовность, занятие ими полосы прикрытия, мобилизацию приписного состава и транспорта, в силу масштабности этого мероприятия, никак не удалось бы скрыть от немцев. Считать противника не просто глупым, но еще и слепым и глухим не было никаких оснований. Немцы для таких суждений повода не давали. Они, кстати, позднее достаточно точно отследили все-таки наращивание группировки в составе Киевского особого военного округа.
Так что самим начинать войну, твердо зная при этом, что придется терять огромные территории с их населением, терять миллионы людей, огромные материальные ценности?
Только в этом случае перед всем миром уже Советский Союз оказался бы в положении агрессора. Потому что военная наука однозначно утверждает, что "мобилизация - это война". То есть, уже само по себе объявление всеобщей мобилизации мировой державой является первым шагом к началу военных действий.
Такие импульсивные шаги, между прочим, могли показать всему миру, что это не Германия напала на Советский Союз, а наоборот, что это СССР напал на Германию. В результате чего последняя была вынуждена нанести свой удар, защищаясь от начавшегося уже вторжения большевиков.
Этим же, между прочим, были вызвано накануне войны требование Сталина "не поддаваться на провокации". Объяснялось это требование официально заботой о том, чтобы не дать Германии повода к войне. Что безусловно подчеркивало перед армией и народом миролюбие Советского государства. Это же впоследствии послужило основанием для критиков Сталина лишний раз подчеркнуть его слабоумие, поскольку он не понимал той простой истины, что, если агрессор решил напасть, то нападет он все равно, поддавайся ты или не поддавайся.
Между тем, такие явные соображения на то и явные, что могут прийти не только в мудрые головы подобных критиков. Тем более, что вторжение вермахта в Польшу, начавшееся с акции немцев в Гляйвице, и показало как раз, что агрессор этот вполне способен на провокацию совершенно без какого-либо участия своей жертвы.
А вот то, что всем известное желание Сталина оттянуть начало войны вовсе не исключало трезвого понимания того, что, если враг решил напасть, то он обязательно нападет, им в голову совершенно не умещается. Видимо, в силу ее переполнения собственными мудрыми мыслями.