22 июня 1941 года

Но правительство не вечно, его может сменить и другое, с другими настроениями и другими планами. Не такое уж у него было тогда незыблемо прочное положение. В этом случае для руководства СССР было необходимо дать ему в руки козыри к тому, чтобы противостоять своим политическим оппонентам.

И здесь как раз вступал в силу фактор отношений с СССР и выполнение Японией своих союзничесих обязательств в отношении Германии. Потому что, в случае нападения на Германию, СССР терял бы статус нейтральной страны, с которой Япония заключала свой договор о нейтралитете.

Дело в том, что договор специально оговаривал это обстоятельство. Согласно его второй статье "...в случае, если одна из договаривающихся сторон окажется объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих держав, другая договаривающаяся сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжение всего конфликта". То есть, договор о нейтралитете с Японией сохранял силу только в том случае, если бы СССР подвергся нападению. Но он совершенно не подпадал под тот случай, если нападающей стороной оказывался Советский Союз. Поэтому в этом случае, Япония, по всем нормам международного права, была бы в отношении СССР свободна от соблюдения пакта о нейтралите.

Одновременно эту же ситуацию однозначно описывал другой договор, заключенный Японией. 27 сентября 1940 года между Германий, Италией и Японией был заключен договор, известный под названием Пакт трёх держав или Тройственный пакт.

Статья 3 этого договора гласила:

"...если одна из трех договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны какой-либо державы, которая в настоящее время не участвует в европейской войне и в японо-китайском конфликте, то три страны обязуются оказывать взаимную помощь всеми имеющимися в их распоряжении политическими, экономическими и военными средствами".

Иными словами, в случае, если бы СССР начал (или был признан начавшим) военные действия против Германии первым, Япония в соответствии с Тройственным пактом была обязана начать войну с Советским Союзом.

Заметим. После нападения Германии на Советский Союз, руководство рейха приложило максимальные усилия к тому, чтобы уговорить японское правительство начать военные действия против СССР. Те много обещали, отговаривались обстоятельствами, снова обещали. Но, как это хорошо известно, так пожеланий немцев и не выполнили. И, между прочим имели на это право, не нарушая, как это ни странно, своих союзнических обязательств. Поскольку в ситуации, когда Германия напала на СССР, Тройственный договор участия в войне Японии не требовал.

Совершенно обратная ситуация возникала в случае, если напавшей на Германию стороной был бы признанан СССР. В этом случае, союзнические обязательства Японии прямо требовали бы от её правительства вступление в войну на стороне Германии. И германское правительство имело бы возможность не соблазнять и уговаривать, а безоговорочно требовать соблюдения своих обязательств. Вплоть до того, что отказ от них со стороны Японии мог рассматриваться, как разрыв союзнических отношений.

Что уже давало во внутриполитической борьбе в Японии очень серьезные козыри оппозиции, вплоть до смены правительства. Лишение страны её сильного союзника по вине действующего правительства, это повод очень серьезный.

Так что с тем ли правительством, с другим ли, в случае, если бы в тот момент Сталин отдал приказ о приведении Красной Армии в полную боевую готовность, это привело бы к началу военных действий не только с Германией, но и одновременно, с очень большой вероятностью, с Японией.

То, что Сталину удалась его политика нейтрализации Японии, явилось поистине великим шансом для России выжить и победить в войне с Германией.

И все это, повторю, было во многом следствием того простого факта, что Сталин отказался отдать приказ о приведении Красной Армии в полную боевую готовность. Это не было отказом от решения, как настойчиво уверяли, уверяют и будут уверять нас в этом. Это было как раз решением. Твердым решением, обоснованным точным и глубоким расчетом.

***

Именно поэтому Сталин, несмотря на уговоры военного командования, так и не согласился перед войной на приведение войск в полную боевую готовность. То есть, причина этого решения лежала вовсе не в недоверии к донесениям разведки. Она была много масштабнее и сложнее, эта причина.

До сих пор господствующим мнением, с лёгкой руки наших знаменитых маршалов, является то, что военная составляющая этой тактики Сталина была всё-таки намного важнее. Потому что слишком уж большие потери были от военного поражения. Что не сопоставимо с политическими преференциями от такого его поведения. То, что это было не какими-то политическими играми Сталина, а проявлением его фундаментальной политики, да к тому же обеспечившей, в итоге, и чисто военную победу, они просто проигнорировали.

Кроме того, надо понимать, что расчёт Сталина как раз и был на дисциплину военных. На знание ими своего дела. На боеготовность армии, наконец. Что вовремя отданная команда, например, сделает все эти немецкие полёты самолётов-разведчиков бессмысленными. Ведь всего одна команда, и разведанные немцами с воздуха аэродромы опустеют. Советские самолёты в несколько минут переберутся на запасные аэродромы, неизвестные немцам, где будут надёжно замаскированы.

Говорят, что этот расчёт был неправилен. Потому что сделать это было невозможно. Что и показали дальнейшие события.

На самом деле ничего здесь неправильного не было. И это тоже, как это ни странно, показали дальнейшие события. Потому что так собственно и произошло в Одесском военном округе. Где служили действительно исполнительные люди.

То есть, одним из главных пороков, снижавших боеспособность армии накануне войны, была низкая исполнительность на всех уровнях командования. Это было тогда известным явлением. Для его исправления издавались приказы наркома, с ним боролись, насколько хватало тогда сил и времени. Но упомянуть его в качестве причины разгрома наши великие полководцы постеснялись.

До сих пор кое у кого бытует мнение, что Сталин боялся. Боялся войны, боялся Гитлера, потому что по натуре был труслив. Об этом, в частности со смаком рассказывал Хрущев в своих мемуарах.

А на самом деле Сталин просто хорошо видел реальность. Поэтому мог прогнозировать в общих чертах, что принесет его стране война в 1941 году. То есть Сталин еще накануне понимал, что война обернется великой трагедией, неисчислимыми жертвами. Даже при том, что считал боеготовность армии более высокой, чем это было на самом деле. И решиться самому обрушить страну в эти лишения и жертвы на основании донесений разведки, где говорится, то ли да, то ли нет, то ли 15 мая, то ли 15 июня, то ли еще множества других сроков, называемых ему в разное время?

А если немцы не ударят, но потребуют от СССР каких-то уступок? Это невозможно, торжествующе говорят те, кто хорошо знает, что война все-таки состоялась. Но даже 10 июня 1941 года распоряжением Главнокомандующего сухопутными войсками Германии, объявляющим срок начала войны, был объявлен не только сигнал "Дортмунд", согласно которому война начинается 22 июня. Но был оговорен еще и сигнал "Альтона", на случай, если нападение будет перенесено. То есть, даже сами немцы всего за две недели до начала войны допускали, что могут случиться обстоятельства, в соответствии с которыми нападение 22 июня может не состояться. Даже они сами, назначив дату нападения, допускали, что она может быть перенесена. А вы обвиняете Сталина в том, что он не верил в то, что этот срок не окончательный.