Страница 37 из 52
Поэтому она просто пожала плечами и сказала:
— Как знаешь.
На следующее утро с утра зарядил дождь: самая паскуда уезжать по раскисшим дорогам. Поэтому тот день Зура провела в недостроенном трактире, на чердаке, слушая, как молодая жена брата суетится внизу, а сам брат покрикивает на маляров, что штукатурили стены изнутри.
Жена брата пришла к ней в обед, принесла супа и настойки.
— Ты бы не уходила, Зура, — сказала она нерешительно, комкая передник. — Камил очень тебя сильно любит. Он сам не свой. Но гордый и не скажет.
Зура хмуро на нее поглядела.
— Ты тоже гордая, я знаю, — поторопилась добавить невестка. — Но что делать? Женщине нужно мудрее быть, делать первый шаг. Ведь вы же родная кровь, одни в целом мире. Сейчас уйдешь — потом всегда будешь жалеть.
— Не бойся, денег обратно требовать не буду, — хмуро сказала Зура.
— Это, конечно… — невестка вновь помяла передник, неловко устроилась на голом полу рядом с Зурой (та сидела, скрестив ноги). — А если убьют тебя? В одиночку-то? Каково будет Камилу?
Зура расхохоталась.
— Кто, думаешь, берег его шкуру последние восемь лет? Одной мне будет даже полегче.
На следующий день стояла прекрасная погода, и Зура ушла, не оглядываясь. Больше она в тот город не возвращалась. И даже не увидела, какие у Камила и его жены пошли дети. А ей было немного любопытно, похожи ли они на нее. Нет ли среди них девочки, которую он назвал «Зура» (сильная) или «Зейлар» (зоркая)…
Хотя куда там. В Роне девочкам давали имена цветов.
На следующий день у Зуры разыгрался жар. Все виделось смутным, зыбким. Тени скакали по стенам и говорили нечеловеческими голосами. Плыли по ветру конские гривы, брат Камил входил и выходил прямо через стену, грозил ей чем-то. В бреду Зура вновь становилась маленькой и бессильной, пыталась спрятаться, сползти с кровати. Но кровать тянулась и тянулась белым ледяным полем, все не кончаясь.
Потом появился Лин, взял ее лицо холодными пальцами. Зуру вырвало, и жар отступил. Совсем как тогда, в поездке.
Впрочем, может быть, это ей привиделось.
По-настоящему Лин объявился уже на следующий день. О чем они говорили, Зура толком не помнила; помнила, что маг извинялся, и довольно прочувствованно. Корил себя за вспышку темперамента, пытался что-то объяснить. Зура его останавливала. Ей все было понятно; дело житейское.
Потом потянулись одинаковые дни выздоровления.
Если бы не сводящее с ума безделье, Зура даже радовалась бы, что ей приходится лежать в постели, тогда как у Лина и минутки свободной не было. Он постоянно пропадал в каких-то салонах, на каких-то приемах, на совещаниях — тайных и не очень. Сопровождал его почти всегда Тиан. Антуан оставался с Зурой. Не то чтобы по-настоящему приглядывал за ней, но общаться в огромном доме было не с кем, а Антуан, как истинный сын своего народа, толком никогда не мог заткнуться. Даже в одиночестве он всегда бормотал себе под нос.
Поэтому львиную долю времени он проводил у кровати Зуры, рассказывая ей разные байки. Она не возражала, хотя от некоторых историй ум заходил за разум. Думали эти рыбы не как люди, это точно.
Одна из первых, посвященная народному герою, которого Антуан, не особо мудрствуя с переводом непроизносимых имен, называл просто Героем.
— …И тогда, после совета с мудрыми старухами, Герою удалось создать пузырь воздуха, который был тяжелее воды, и погрузиться в самую глубокую впадину. Там-то он увидел чудеса, равных которых мы представить не можем. Но все, что мы знаем об этих чудесах — это слова героя, который успел сложить свою последнюю песню. Потом воздух у него кончился, и толща воды раздавила его.
— Это сказка?! — спросила Зура, пораженная.
— Нет, конечно, — пожал плечами Антуан. — Это совершенно правдивая и очень хорошая история. Просто она произошла так давно, что никто в точности не знает, случилась ли она на самом деле.
— Что в ней хорошего? — поразилась Зура. — Ты ведь не рассказал, что случилось с героем в расщелине. К тому же он так и не спасся и не получил в жены сестру вождя, как хотел.
— Сказать, что он спасся — легко, — покачал головой Антуан. — Сердце радуется, когда говоришь хорошие вещи. Гораздо сложнее рассказать такое, чтобы молодые люди не захотели нырять в расщелины, очертя голову. А они устроены так, что непременно попробуют.
— Ты говоришь, как старик, — сардонически заметила Зура.
Антуан засмеялся своей белозубой улыбкой шестнадцатилетнего.
— Ты знакома с моей дочерью, Зура. Как по-твоему, старик я или нет?
— Что? — Зуре показалось, что она ослышалась.
— Майя — моя дочь. Ты разве не знала? Вообще-то у нашего народа редко бывает, чтобы родители и дети оставались близки после того, как дети вырастают. Но у нас с Майей особый случай. Не принято, чтобы молодые маги оставались в стае. Обычно их с родителями высылают, чтобы маг быстрее научился уму-разуму и не сбивал с толку остальных ребятишек, которым расти обычными. Но моя спутница умерла, когда Майя была крошкой, поэтому с ней ушел один я. И ни разу об этом не пожалел…
Антуан помолчал, глядя на золотые лучи, которые широкими полотнищами проникали в окна.
— Раньше, — сказал он, — когда волны были молодыми, а ветры любопытными, у нас было принято, чтобы маги в годы своего возмужания и их родители совершали кругосветные путешествия. Для нашего народа это не так трудно, как для вашего. Можно плыть и плыть, время от времени огибая сушу и острова. А чаще даже и огибать не приходится. Другое дело, что у нас, как и у вас, есть враждующие государства. Лин называет их союзами племен. И границы этих племен не очерчены на земле столбиками.
Зура хотела сказать, что на границе Роны, например, столбики тоже стоят только на дорогах, а в лесу или в поле их не найдешь, но не стала перебивать Антуана. Он тем временем продолжал.
— Границы этих водных пространств меняются в зависимости от течений, времени годы и кочевий косяков рыбы. Нельзя нарисовать политическую карту водных угодий; а если можно было бы, то разноцветные пятна ползали бы по ней, как ваши букашки. Чтобы понять, не заплыл ли ты случайно к врагам, нужно постоянно слушать песни, которые ветер разносит над морем. Только так можно не попасть в неприятности. Неудивительно, что раньше путешествия были хорошей школой для магов, проверкой их на прочность… Стать родителем мага считалось делом почетным, но и опасным. Было даже такое проклятие — чтоб тебе мага родить.
— На суше тоже такое есть, — вспомнила Зура. — Только оно длиннее. «Чтоб тебе мага родить и внуков не видать».
— Наземные жители очень чадолюбивы, — кивнул Антуан. — Это все потому, что у вас нет племен и кроме родителей о детенышах некому позаботиться. Ну я все это рассказываю к тому, что вот так с молодежью давно уже никто не путешествует. Это считается слишком опасным и ненадежным. Молодые маги с родителями просто живут отдельно, но плывут теми же маршрутами, что и их стаи… Иногда поселяются в городах, начинают учиться ремеслу раньше, чем это было принято… В городах очень много магов, без них нельзя было бы эти города построить.
— Это верно, — Зура вспомнила виденную ею крепость морского народа. — Значит, вы с Майей вот так жили вдвоем, отдельно от стаи? И потому стали ближе друг к другу?
Она подумала про себя, было ли это хоть чем-то похоже на их жизнь с братом. И тут же решила, что нет: ведь Антуана и Майю никто не объявлял изгоями.
А все-таки трудно было переварить, что Антуан — отец волшебницы. Зура долгое время считала его вообще слугой Лина. Потом поняла, что это не вполне так. Антуан ему, несомненно, служил, но в том же духе, что и сама Зура. А еще он безмерно уважал волшебника и как будто… отдавал долг чести, что ли? Может, Лин ему жизнь спас когда-то.
— Не совсем, — лукаво прищурился Антуан. — Мы с ней правда отправились вокруг света. Это было лет тридцать назад по вашему счету. Ох и здорово было! Ох и намучился я с ней! Но такого рода приключения и делают человека мудрецом и героем, — добавил он без ложной скромности.