Бумажная Деревня

На этом месте Рю, надо признаться, струхнул. Потому что несмотря на всю славу японского кэндо, в фехтовании он не разбирался. Единственным оружием в доме было серповидное подобие малайского криса, - причём боевой частью в нём был не тупой клинок, а хитро изогнутая рукоятка. Отец открывал ей пивные бутылки.

Погибать совсем молодым, не узнав женской ласки и не достигнув даже возраста Эвариста Галуа (не говоря о Сиде Вишезе и Курте Кобейне, которые дотянули аж до 27!), ему совсем не хотелось.

Но в тот раз, к счастью, пронесло. Хвала конспирации!

- Мураками - к директору,- начал урок Владимир Сергеевич,- Кстати, с почином. Ты первый ученик, которого вызвали к новому директору. Зовут его Илларион Робертович Ким, постарайся не перепутать. Он образованный человек, полгода в Южной Корее стажировался.

- За что?- удивился Рю.

- Понятия не имею. Просто распоряжение - Мураками к директору. Ты опять что-то натворил. Пора уже привыкнуть.

Как нетрудно догадаться, к директору должен был явиться Харуки. Но Владимир Сергеевич был из тех, кому в любой ситуации, кроме вопросов истории Белого Движения, всё и так заранее ясно. Если Мураками к директору - значит, Рю. Чего тут неясного? Он, конечно, сказал новому директору, что Харуки не слушается, но не стал объяснять подробностей. В конце концов, маленькие махинации были их личным делом и их не стоило светить в официальных бумагах, пусть это были даже и выговоры.

Рю отправился в кабинет, заранее готовый к немыслимому нагоняю.

Кабинет директора сверкал лакированным тёмным деревом и золочёным письменным набором под малахит. Илларион Робертович рылся в сейфе спиной к двери.

В Республике Корея он стажировался по протестантской линии. И провёл это время с пользой - ходил на митинги и фуршеты и пикетировал японское посольство по токтоскому вопросу.

- Это кто?- спросил Ким.

- Меня к вам вызвали.

- Так-так-так... Это ты с учителем скандалил?

- Я не скандалил с учителем.

- Если бы ты не скандалил, я тебя бы не вызвал, понятно?

- Ну, а что я сделаю, если не скандалил?

- Короче, я занят. Приходи с родителями, понятно?

- А у меня папа и мама очень заняты.

- А старшие живы?

- Ну, могу дедушку привести,- меланхолически заявил Рю,- у него боевые награды есть, он и не такое выдерживал.

- Вот, боевые награды у дедушки. А ты его позоришь, понятно? Ты хоть знаешь какие у него боевые награды?

- Военная Медаль Почёта за участие в китайском инциденте,- отрапортовал Рю,- Наградной лист Японской Императорской Армии по Квантунской группировке номер 567. С красной печатью его императорского величества Хирохито.

- ВОН ПОШЁЛ, ПОНЯТНО!

И чуть не запустил в младшего Мураками папкой с годовыми отчётами.

"Да уж,- грустно думал Рю, шагая по гулкому коридору,- Вот ты какое, эхо войны"

11. Под каштанами

Как вышло, что Рю в тот день опять встретил Риту? Как обычно - то есть случайно.

На урок после директора не хотелось. К тому же, это была история, а истории наш герой любил только придуманные. Поэтому Рю решил, что ему ну просто необходимо прогуляться для успокоения нервов. Да ещё в столовой хор репетировал ту самую песню на слова Мандельштама и драл душу непрошеными намёками:

Чародей мешал тайком с молоком

Розы черные,лиловые

И жемчужным порошком и пушком

Вызвал щеки холодовые,

Вызвал губы шепотком...

Как досталась - развяжи, развяжи -

Красота такая галочья

От индейского раджи, от раджи

Алексею, что ль, Михалычу, -

Волга, вызнай и скажи.

Ноги сами вынесли на Бульвар Психонавтов. Может, его тянуло посмотреть на её дом и немножечко погрустить? Но мне всё-таки кажется, это была случайность. Он же совсем рядом, этот бульвар, в одном квартале.

И вот он сворачивает на бульвар, а там - Джим Моррисон. Портфель-барсук степенно плыл верхом на хозяйке. Рю показалось, что Джим даже махнул ему лапой.

Младший Мураками пошёл за ним, стараясь держатся тени.

Тополя на Психонавтов были тогда высоченные и каждое лето заполоняли окрестности клубками белого пуха.

Барсук свернул к библиотеке. Рю - за ним.

Перед входом, над которым проволочный человек покорял такой же проволочный космос, был крошечный скверик. Четыре скамейки под разросшими каштанами обступали пересохший фонтан, в котором поблёскивали стеклянисто-зелёные камни неопознанного происхождения. Вокруг скамейки уже собралась компания человек в пять.

Рю решил, то это и есть те самые закоренелые телефонные хулиганы.

- А где Артур?

- Пока не пришёл,- ответил высокий красавец с пылающе-рыжими волосами,- Наверное, хулиганствами занят.

- Ну не хулиганствами,- улыбнулась Рита,- Это такой вид искусства, очень модный сейчас в Америке. Называется пранк.

- Это как акционизм, что-ли?- осведомилась плечистая девица, на вид - типичная лиса.

- Ну, наверное. Я в этом не разбираюсь.

- Я слышала, что на Утюгах какая-то известная жертва живёт,- сообщила лиса,- и к ней Артур с друзьями даже в гости пришёл. Думали, она с топором будет гоняться, но нет - такая разговорчивая хитрая бабушка, пригласила домой, чай поставила. Вышла во двор за водой - и вдруг дверь заперла. И давай объяснять подъехавшему участковому - она его заранее вызвонила - что у неё сейчас полный дом проклятых телефонных хулиганов и вот сейчас она напишет заявление на пятнадцати листах, потому что угрозы -- это очень большое дело!

Рита прыснула.

- Пришли посмотреть на жертву,- заметил рыжий,- но оказалось, что жертвы - это они и есть. В этом есть дзен!

- Ну нет,- не выдержал Рю,- Это ещё не дзен. Дзен - про другое.

- Вот как! А ты откуда знаешь?

- Ну я же японец,- ответил наш герой, выступая из тени,- мне положено в этом разбираться. Ну или хотя бы делать вид.

Вот так и вышло, что Рю познакомился с Вилк-Берестейским.

Как же мне рассказать про Вилк-Берестейского, чтобы и правдиво, и понятно, и он мне потом голову не оторвал?

Нужно ли начинать рассказ с его деда? Дед этот был тот ещё жук! Жил он в окрестностях совсем другого Бреста, который на польской границе и, если сопоставлять его с Брестом-Дальним, то можно назвать, скажем, Брест-Ближний. При поляках старший Вилк-Берестейский закончил гимназию и уехал на заработки за океан (что для тогдашних Польши было, судя по классической литературе, обычное дело). В США был грузчиком, в Канаде - докером. На вырученные деньги купил в 1938 целый хутор под Малоритой. А через год пришла советская власть и благодарные односельчане немедленно накатали целую пачку доносов, что он канадский шпион, католический выкрест и кровосос трудового народа.

И вот старшего Вилк-Берестейского раскулачили и отправили на своей же телеги в Сибирь. Пока доехал - началась война. Не долго думая, он поехал ещё дальше: война всё спишет. И так получилось, что доехал сперва до Бурятии, а уже после войны - и до Дальнего.

Сразу видно, что дедушка был не из тех, кто ищет лёгких путей. Достаточно посмотреть на глобус, чтобы убедиться: из Канады Брест-Дальний был куда ближе!

Так он и жил здесь много лет и никто ему был не указ. Пока молнией не убило.

Что до самого Вилка-Берестейского, то этот двухметровый ироничный парень ни в какое определение не помещается. Большой он слишком, и разговорчивый, причём обо всём: от Фейнмана пополам с Хокингом до тонкого искусства мордобоя.

Не удивительно, что уже через пару минут разговор перешёл на благодатную тему ниндзя.

- У нас даже в городе завелись,- сообщает лиса,- В сквере Пограничников по пятницам собираются. В масках и нунчаками машут.

- Подозрительно,- замечает Дробыш - в военных штанах и с характерной выправкой. Рю мысленно отмечает, что надо бы его с дедушкой познакомить.