Простые истины

Андрея потом так Пельменем и прозвали. А теперь это прозвище уже на сына и внука перешло.

В общем, постепенно я приспособился. А потом что-то на трактор потянуло. И я ушёл из

кузнецов. Поработал маленько на тракторе. Снова вызывают к Десятнику.

– С завтрашнего дня ты – мельник.

– Так я же не умею, – говорю я, – я никогда не молол.

– Так дядя-то твой Алексей Алексеевич мельник. Научит. Ему надо в отпуск сходить.

Прихожу на мельницу. Дядя Алёша говорит:

– Вот гляди, тут ничего мудрёного-то нет. Давай покажу, как жернова ковать.

Стал показывать. А там тоже кой-какие сложности имеютца. Ковать их надо так, чтобы бороздки

на жерновах оставались, чтобы мука не перегревалась.

Ну, начал работать. И всё нормально вроде бы шло. Уже свой месяц дорабатывал. Приезжают

на мельницу Лапины.

– Давай, – говорят, – боярку да черёмуху смелем. Можешь их смолоть-то?

– Делов-то, – говорю, – чем черёмуха хуже пшеницы? Смелем, конечно. Только давай уж после

работы, а то кто знат чо может получитца.

После работы они привезли по пол-мешка боярки и черёмухи.

– Чо сначала-то высыпать? – спрашиват Лапин.

– А, – говорю, – кака разница? Давай хоть боярку.

Засыпали. Старуха его стоит с мешочком у желобка – ждёт, когда молота боярка посыпитца. А

там нет ничо. Смотрю: между жерновами чо-то расстояние стало больше – вся боярка там

осталась. Чо же дальше-то делать? Я говорю:

– А, давай, туда же и черёмуху. Может ей протолкнёт.

Засыпали черемуху. В мешок к старухе два каких-то куска упало и всё. Смотрю, а жернов

вообще оттопырило. Приподняли его, а там вся ягода одним блином. Старуха ругатца.

– Зачем брался, если не умешь? Ведь Алексей-то нам молол.

Кое-как отскрябал я потом эти жернова ножиком. Дядя Алёша пришёл на другой день, смеётся.

– Надо бы, – говорит, – и черёмуху, и боярку пересушить. А то ягода у них в кладовке лежала и

отсырела.

– Ну, да ничо, – говорю я, – теперь и этому научился.

Матрасовка

Старик-то Родьев хитрый был. Приворовывать любил. Воровал, даже если и не надо было. У

соседа приноровился сено таскать. Разобрал частокол, взял матрасовку и к сену. Набил её полну и

потащил. Из-под матрасовки токо ноги торчат. А сосед, такой же старик, увидел, обозлился,

схватил частоколину, да хлещет сверху по этой матрасовке. А Родьев-то не подрассчитал и дыру в

частоколе узку сделал – матрасовка не пролазит. Хозяин его колотит, а Родьев орёт:

– Ты за чо меня бьёшь-то?! За чо?! Отдай мне матрасовку! Это моя матрасовка-то!

А сосед ему:

– Да я не по матрасовке бью, а по своему сену, которо в матрасовке!

…В другой раз Родьев загнал своих коров в сельник, уже к другим соседям, к Лапиным. Загнал,

а сам к ним в избу зашёл. Пелагея возится у печки, думат, чо это он раным рано-то припёрся. Ну,

ладно, сели, разговаривают. Пелагея говорит:

– Ты сиди, Сашка счас встанет, да чаю попьём.

– Ну, ничо, можно и чаю пошвыркать, – говорит он, – я ведь сёдни ещё не чаевал.

Сидят чаи распивают. Сашка – старик её, поднялся. Пошёл во двор – видит: вот так гость у них

сидит! Сам чай пьёт, а его коровы в сельнике сено жуют! Забегат в дом, орёт:

– Коровы в сельнике!

Родьев аж чуть не захлебнулся.

–Неужели мои?! Вот подлюги, так подлюги! Я ить сёдни всю ночь их искал! Давай, давай,

выгоняй этих подлюг, скорее!

И правильно, их уж выгонять надо. Наелись – поить пора.

Огородами

Раньше водку-то ведь меньше пили. Людей боялись. Один раз летом я попросил соседа Илью

Котельникова печку мне разобрать – он свободный был, не работал чо-то. Пообещал ему бутылку

поставить. Ну, он быстренько всё сделал, в окошко кирпичи повыкидывал. Надо расплачиватца. Я

ему деньги даю, а он не берёт.

– Давай, – говорит, – лучше выпьем. Доставай твою бутылку, котору обещал.

Я говорю:

– Так, на вот, возьми деньги, сходи в магазин.

– Да ты чо! – говорит он. – Как же я средь бела дня пойду бутылку покупать? Нет уж, давай ты.

Ну, а чо мне делать? Я же обещал. Работу он сделал. А как по улице идти? Пошёл огородами.

Прошёл незаметно и как раз в магазинный двор перескочил. Сижу. В магазине у меня тётка

продавцом работала – думаю, может, выйдет. Сижу, жду. Точно, вышла. Повезло, значит. Я ей

кричу:

– Тётя Оля, иди-ка суды!

Она подходит.

– Чо тебе?

– На деньги, бутылку принеси.

– Так заходи в магазин, да бери.

– А там люди-то есть?

– Есть.

– Нет, тада не пойду. Ты мне суды принеси.

Принесла она мне эту бутылку. Я её под мышку, и опять огородами домой. Принёс, выпили. И

вот Илья-то потом до вечера у нас дома сидел. Выпил же – как на улице покажешься? Ушёл уж

потом, когда стемнело.

Удобство

А как работали-то раньше… Я пахал на «Беларусе» в ночну, без кабины. Холодно. Сам сидишь

в куфайке, а коленки другой куфайкой завернёшь, да проволокой свяжешь, чтоб не дуло.

Зато на «ДТ-75», ну это вообще! На этих-то тракторах мы даже не останавливались. Ели на

ходу и оправлялись на ходу. А чо? Скинешь штаны и сядишь прямо над гусеницей. Трактор пашет,

гусеница мелькат, а ты своим делом занимашся. Сидишь и смотришь, скоко, примерно, метров

пахоты не додал бы, если б остановился. А так-то чо? Удобство одно.

«Аркашка»

К нам тут Абсур недавно с военхоза приезжал. Мотоцикл новый, красинький купил. А тут как раз

дожь прошёл, на дороге скользит, он куда-то в яму и улетел. И мотоциклу фару разбил. Злой

приехал.

– Вишь, – говорит, – чо я сделал, подлец! Всю морду своему «Аркашке» расхлестал.

– Да, ладно, – говорю, – у меня есть фара от трактора, стекло подходит, потом заменим.

Поставили чайник на плитку. А Абсур кругами ходит, все успокоиться не может. Подойдёт к

окошку, глядит на мотоцикл, трёт подбородок, да опять:

– Ты уж прости, «Аркашка», что я тебе всю морду-то расхлестал…

Подлюга

Алексей Калинин работал чабаном. А коня своего всегда водил в поводу и почти никогда на нём

не ездил. Пасёт баран, ходит весь день за отарой и коня за собой водит. Мог бы и один ходить, да

скушно одному-то. А коню надоест весь день еле-еле ноги переставлять, он вырвет повод,

закозлит и убежит. Алексей до вечера злитца на него, на отару приходит, а конь уже там.

– Ох, и подлюга же ты, – говорит он, – заставил меня весь день пешком ходить.

Поругат, поругат его, потом овса подсыпат да приговариват:

– Жри, жри, подлюга, да завтра ишо Дале убегай.

Подшутили

Парфентий Золотухин работал у нас на ферме сторожем. А чо там сторожить-то? Мы молоды

были, всю ночь кружам, так что никаких сторожей не надо. Он упадёт, да спит. Даже свою челюсть

снимет, да в стакан с водой закинет. Ну, а мы как-то взяли воду-то вылили, да вместо неё водки

линули.

Он утром проснулся. Зубы достал, вставил, постоял, почмокал. Потом взял стакан, да хлесь его

сразу до дна. Потом подходит к столу.

– Дайте, – говорит, – хоть огурец или чо, а то тут кто-то подшутил…

Винная жила

А вот был ещё случай, готовили мы как-то дрова в лесу. Ну, и от одной лесины отскочил

здоровенный сук и прямо Царю по башке. Царём-то мы Николая Исаева звали, он ростом был под

два метра. Царь упал в снег и лежит. Мы к нему подскочили, не знам чо делать-то. Глядим, он

вроде отошёл маленько, садитца. Сидит, башкой трясёт. Из-под шапки кровь капат. Потом на ноги

встаёт, стоит качатца. Снимат шапку и щупат голову. Медленно так, долго щупат. Мы стоим, ждём,

чо же дальше-то будет. А он щупал, щупал, нашёл там чо-то и остановился. Поглядел на нас, да и

говорит:

– Ну, ничо, мужики, всё нормально – винна жила цела и ладно.

Но у нас, конечно, с души-то отлегло.

Культурно

Руфович работал конюхом, а жена его Лиза в ОРСе. И вот как-то затеяла: давай купим