Страница 12 из 41
Второй вариант - нам объявляют благодарность от лица командования, за спасение сержанта Свистунова, тоже по-быстрому, здесь на месте, утрясают наш вопрос, и оставляют у себя. Второй вариант мне больше нравится, чем первый, тем более, у меня здесь свой интерес появился, в лице девушки Ани. Пусть даже ни медали, ни ордена не дадут. Пусть, переживем как нибудь, лишь бы здесь оставили. А для этого нужно, что бы "особист" оказался более-менее адекватным, что бы хоть чуть с головой дружил, не махал бы шашкой сплеча. Что бы ни видел в нас потенциальных шпионов и диверсантов, а то если наоборот, вот тогда мы наплачемся от всей души. Да ладно, не будем о грустном!
В думках о ближайшей нашей судьбе, незаметно пролетело около часа. Или мне показалось? Такое ощущение, что мы здесь полдня сидим, в этом блиндаже. На нижних нарах зашевелилась фигура под шинелью. Человек повернулся к нам лицом, обвел помещение сонным взглядом, потом встряхнул всклокоченной головой, откинулся на постель спиной, вытянул обе руки в стороны, потянулся и смачно зевнул. Аж челюсти щелкнули, даже мы услыхали. Сразу видно - выспался мужик как следует. Он, тем временем, скинул шинель, и еще раз осмотрел всех присутствующих взглядом только что проснувшегося человека.
- Ну что, с добрым утром, Иван Ильич! Как спали, почивали, что во сне видели?
Иван Ильич в последний раз встряхнул растрепанной шевелюрой, словно стряхивая остатки сна, задумчиво и не спеша ответил, довольно приятным голосом:
- Да снится последнее время, понимаете ли, всё какая-то ерунда, ничего путного. Ни как жили до войны, ни жена или дочка, к примеру, а так, муть всякая. Все танки на нас прут, или пикировщики их над нами "карусель" крутят. Степь горит, взрывы, дым коромыслом и прочее всякое такое. Говорю же, ничего хорошего, ерунда одна.
И вздохнул глубоко. Потом встал, расчесал свои кудри, надел пилотку, подпоясался командирским кожаным ремнем, на котором находилась кобура с "наганом". Привычным движением разогнал назад складки на гимнастерке, перекинул через плечо планшетку и спросил у политрука:
- Ну и что же нам сообщает свежая пресса? Какие у нас успехи на фронтах борьбы с немецко-фашистскими захватчиками?
- Да какая она свежая, позавчерашняя! Я просто замотался, вот, сегодня только время выдалось, ну и читаю. Надо же как-то бойцам дух поднимать, хотя оптимизма последние известия не добавляют, скорее наоборот. Радоваться пока нечему, - сурово сдвинув брови, сказал политрук, - но, я считаю, не за горами то время, когда наша Красная Армия соберется с силами и, тогда уже мы погоним фашистов на запад, до самого их змеиного логова! До самого Берлина будем гнать, днем и ночью, в любую погоду будем бить этих гадов! До полного искоренения фашизма, до победного конца! - и так грохнул по столу кулаком, что на другом конце стола, подпрыгнув, жалобно звякнули кружки, - так что будь спокоен, Иван Ильич!
Голос его слегка дрожал от ненависти к врагу, ноздри раздувались и в глазах сверкали злые искры. Начштаба, в одной руке держа перьевую ручку, второй, вовремя подхватив подпрыгнувшую чернильницу, озабоченно и тревожно смотрел на разъяренного политработника.
- Василий Степанович! Я прекрасно понимаю ваши чувства, полностью их разделяю и поддерживаю, но не могли бы вы вести себя чуточку поспокойнее?
Старший политрук Семёнов обиженно засопел и, опустив глаза, еле слышно буркнул " - извините, Федор Михалыч", и снова уткнулся в газету. Кем был в батальоне Иван Ильич по должности, в этот раз нам узнать не удалось, разглядел лишь капитанскую "шпалу" в петлице.
- Да, Василий, хорошо бы оно, того. Разгромить и раздолбать супостата в пух и прах, но для этого, нам всем без исключения, придется хорошенько поработать, - Иван Ильич кивнул Лукину и добавил, обращаясь уже к нему, - я ненадолго, минут через двадцать буду.
- Хорошо, - сказал начштаба, продолжая что-то быстро писать, - только не задерживайся. Комбат вот-вот придет, нужно с тобой кое-какие вопросы утрясти.
Наверху, у блиндажа, послышался какой-то шум и через секунду, откинув брезентовый полог закрывавший вход, в помещение вошел майор Харин. За ним старший лейтенант и боец, в довольно новой гимнастерке (в смысле не выгоревшей добела, и это наводило на мысль о том, что он не часто бывает на свежем воздухе, а скорее всего писарь штабной, или вроде того). В руках у этого товарища находился набитый чем-то до невероятных размеров кожаный, желтого цвета портфель без ручки. Харин и пришедший с ним командир поздоровались с Лукиным, и присели за стол. Старший лейтенант сказал политруку:
- Василий Степанович! Мы потесним вас немного?
- Да, пожалуйста! - невозмутимо спокойным голосом отозвался Семенов и пересел на нары.
- Белов! - позвал старший лейтенант бойца пришедшего с ним и указал на освободившееся место. Боец, ничуть не смущаясь, ловким, привычным движением, извлек из портфеля толстую, в клеенчатой обложке тетрадь, карандаш и, заняв место за столом, приготовился писать, внимательно глядя на своего начальника. " Точно. Это начальник "Госстраха" с писарем своим по наши души пожаловали, - подумал я, - не иначе сейчас пытать начнут: кто, откуда и куда, а заодно, мимоходом, поведают - сколько нам за это будет. Ладно, как говорится: Бог не выдаст, свинья не съест!".
Комбат встал со своего места и несколько раз неспешно прошелся перед нами, погруженный, мне так показалось, в свои какие-то мысли. Затем улыбнулся, хлопнул в ладоши и громко сказал:
- Ну-с, приступим!
- Ты чего радостный такой, Александр Иванович? - спросил его Лукин, оторвавшись от своей работы.
- Посыльный из полка прибыл, пакет вот, передал. Посмотри, вот, поинтересуйся, думаю, и ты обрадуешься, - бодро провозгласил комбат и передал начальнику штаба пакет.
Открыв конверт и достав донесение, Лукин пробежал глазами содержание и тоже улыбнулся:
- Ну вот, давно бы так! А то - "давай-давай!", а чем давать-то? - и сунул пакет в свою командирскую сумку.
- Товарищ майор! Неужели Гитлер скоропостижно скончался? - решил пошутить Витька.
- Нет, к сожалению, жив пока, собака! - по-прежнему, находясь в отличном расположении духа, ответил комбат, - хотя, со временем, и до него дело дойдет! Я просто уверен в этом. Вот здесь, немного разберемся с этим сбродом, а там, думаю и до Гитлера дело дойдет! Этот пакет, в принципе, и вас касается, между прочим, - он кивнул в сторону начштаба, прятавшего документы в свои "закрома", - но об этом, поговорим позже. Давайте, сначала, с вами разберемся. Разрешите представить - старший лейтенант Страхов Михаил Митрофанович, он из Особого отдела. Слышали, наверное, что это за отдел? Мы, сейчас, с вами побеседуем немного, затем, товарищ Страхов задаст вам несколько вопросов. Расскажете, как на духу, кто вы, откуда, как оказались здесь. В общем, все рассказывайте, без утайки. Ясно?
- Ясно, товарищ майор! - ответили мы хором, и я принялся излагать нашу версию событий.
Харин, во время рассказа, прохаживался по землянке как маятник, и, казалось, абсолютно не слушает, о чем я говорю. "Что-то он нервный какой-то к обеду стал, с утра получше выглядел. Хотя, у него забот, похоже, выше крыши, есть о чем задуматься и, поменяться с ним местами, я бы не хотел ни за какие коврижки. Но, в общем, настроение у него было приподнятое, он думал о чем-то, размышлял о чем-то важном. С другой стороны - он комбат, у него должность такая, думать всю дорогу. Как врага победить, не числом, а уменьем, по возможности личный состав сохранить и, самому, желательно, в живых остаться.
В отличие от Харина, "особист" сидел ровно, спокойно разглядывал нас и, внимательно слушал. Время от времени, он перебивал мой сбивчивый рассказ, задавал уточняющие вопросы, переспрашивал, особенно интересовался тем, как мы сумели перебраться на эту сторону Дона. Что да как там было, на той стороне. Голос спокойный, а глаза такие добрые, взгляд внимательный, как бы говорящий: " - давай, давай, ври дальше, только не завирайся! Все равно я тебя, голубчик, на чистую воду выведу!". Писарь его, Белов, строчил весьма быстро, дело свое знал туго, видимо и до войны с этим был связан. Профессионал, однако! Только иногда, не успевая, просил повторить, когда я, ускоряя речь, сбивчиво рассказывал о наших приключениях. Когда дошел до нашей переправы через Дон, и высадке на этот берег, я попробовал призвать в свидетели политрука, ведь он все это видел собственными глазами, (я так думал). Особист повернулся к Семенову и спросил: