Страница 13 из 37
***
– Что это, рапорт? Потемкин?
– Ну да, Николай Николаевич, рапорт.
– Оставь… – согласился начальник, – И, если хочешь, возьми выходных пару дней.
– Возьму, – благодарно ответил Потемкин.
– Ты что-то надумал?
– Хочу на охоту.
– Охоту? Хорошее дело, смотри, лишней водки не пейте, оружие водки не любит! А рапорт пока отставим. Подпишем потом, как вернется. Случится вдруг, что-то: решение сменишь, все может быть…
– Ничего, – с порога, негромко, добавил Потемкин, – со мной не случится. Сейчас подпишите. Сегодня же я передам его командиру «Тантала».
– «Тантал»? Ах, ну да – ты же спортсмен, ваши многие там окопались.
– Да. А потом на охоту. Сегодня меня уже ждут. Ну а Вам… Зачем Вам работник, который с собой не в ладу?
– Да многие ныне с собой не в ладу…
***
В квартире Виталика не умолкал телефонный звонок. «Ты что, устал жить? – мог бы Потемкину подсказать аппарат – он, окруженный пустыми и полупустыми бутылками, знал душевные муки Виталика, и подсказал бы: – Не звони! Ты рвешься туда, где тебя хотят пристрелить». А Потемкин рвался к ружью, грезил костром под холодными звездами – так давно на охоте не был. Она была пуще неволи, он думать о чем-то другом, в свой последний день, не хотел, или даже не мог…
А Виталик не мог взять трубку. Он в это время, сжав зубы, и проклиная нелюдя, летел вниз по лестнице. Потому что пятнадцать минут назад, эта нелюдь звонила:
– Пил вчера?
– Да, немножко было…
– Значит, бери такси, и ко мне, немедленно!
Много слов, протестующих, пролетело в мозгу, но Виталик их проглотил, и прохрипел в ответ:
– Да, сейчас…
Химера
– Вот что! – гулял перед низким журнальным столиком, шеф, – Я ведь говорил, что с подачи твоей, закрываю все схемы. Ведь так? А простой на конвейере сколько стоит? Не знаешь? Я несу убытки, ты понимаешь? – навис над лицом Виталика живот возмущенного собеседника.
– Понимаю… – так тихо, что даже сам ощутил – сколь жалобно – пролепетал Виталик.
– Что ты лепечешь, в глаза смотри! В глаза мне, Виталик! Ты зачем десять дней просил? Зачем, а? Ответственный человек? – он плавил глазами Виталика. Виталик едва не терял сознания.
Прицепившись к последнему слову, Лахновский понизил тон:
– Ответственный… Я допускаю даже, что это так. Это меняет дело.
Он вернулся в кресло за свой высокий стол:
– Я поверил тебе. Считаю убытки, а верю тебе, потому что о мере твоей ответственности мы говорили там, в сауне. И, если мои слова тяжелы, я возьму их назад. Возьму, но при условии – доведи до конца свой замысел. Не тот, о котором только что говорили, а собственный, свой. Ты слышишь?
Слышит Виталик, но не понимает…
– Ты ведь остановил мой конвейер зачем? Затем, чтобы устранить возникшую над ним угрозу. Сам, своими силами, и своим умом – молодец!
Виталик закивал головой.
– Но какого же чёрта ты, вместо того, чтобы устранить проблему, сопли жуешь, пьешь водку, мучаешься душой и морочишь мне голову недомоганием?! Как это назвать? Боишься? Страшно? Тебя пожалеть, Виталик?
«Боже мой! Боже мой, он все знает!» – полыхало в груди Виталика.
– Кто тебе сказал, что Лахновскому голову можно морочить так же, как и другим? Устраняешь проблему – так устраняй. Цена не имеет значения: усилия, и, если будут, затраты – оплачу достойно. Действуй!
Словам бы не верил Виталик, да как же не верить: Лахновский все знает и требует, чтобы Виталик довел до конца свой страшный замысел – немедля довел и самостоятельно.
– Так вот, с сахзавода пришли машины. Берешь их. Это – первое. Ведешь на склады, разгружаешь. Второе – три КАМАЗа, сегодня, со склада – отправишь в Россию! Ты понял?
Видя смертельную бледность Виталика, переспросил, тем же тоном:
– Ты понял?
Заметив, что достать сигаретную пачку из бокового кармана, Виталик не может, он усмехнулся, подошел к своему столу. Вынул оттуда, открыл пачку «Мальборо», выдвинул пару «стволов», и положил Виталику. Вернулся, сел в кресло и обыденно, просто, спросил:
– Ты еще не наделал глупостей? Нет? А измученный – видно химера заела? Не знаешь, что это – химера?
Виталик рассеянно: «Да» или «Нет», непонятно, кивнул.
– А один государственный вождь, Виталик, официально освободил от нее свой народ.
Издевался он, видя, что не понимает Виталик:
– Вообще же он был ефрейтором – но в качестве вождя и главнокомандующего поэтому, считая совесть химерой, освободил от нее свою армию, и свой народ.* (*А. Гитлера имел подразумевал Лахновский) Так вот, настрадался и хватит! Давай, покури и сейчас же езжай. Знаю, что говорю, потому, что Потемкина больше нет.
– Как нет? А Вы что его… сами? – не может поверить Виталик…
– Сам, – рассмеялся Лахновский, – Рапорт подал Потемкин. Переходит в другую службу.
Депутат – слуга бескорыстный
– Ты что вытворяешь, Альфред?! – незлобиво возмущается Степан Иванович, – Зачем будоражишь округу? Рай обещаешь народу. Не спятил?
– Да что Вы, не спятил. – отвечает Альфред, – Веду агитацию – вот и всего лишь.
– Зачем?
– Народного голоса ради! Затем, чтоб Лахновский, – а это я......
– Ну, не я!
– Так вот, чтобы я, вот сюда, – Альфред показал у сердца, – положил мандат их полпреда!
– Бизнесмен, стопроцентно успешный? Зачем? Клепай себе деньги, покуда каплет. Хорошо ведь каплет, Альфред! Я не прав? Ты – проходимец! Натура такая. А депутат – он слуга бескорыстный. Народный слуга!
– Я это знаю. Но чувствую, что политика – лучший бизнес. Минуту! – в кармане Альфреда пищала «труба». – Что значит, – выслушав, спросил он, – твое «до фига»?
Альфред диктовал задачу: – Значит, так: перекрой магистраль, откачивай воду, ищи новые трубы, и приступай к замене. Нет, не дырки заткнуть я сказал, а заменить все трубы. Да, двести метров! Все двести!
– В поселке – сказал он, убрав «трубу», – меняем худую, как жизнь, теплотрассу.
– В «Звезде»?
– Да, «Звезде»
– Там каждый год латают. Да толку: сверху бежит, в подвалы стекает. Хрен – не тепло у людей! Привыкли.
– Но я не латаю у меня другой стиль, и мой избиратель получит не хрен – а тепло!
– Добрый дядя? Свои, бизнесмен, тратишь деньги?
– Свои.
– Думаешь, мы их вернем тебе – власть, или они – работяги?
– Зачем так – они, или Вы? Я их сам верну!
– С депутатским мандатом у сердца? – остановился Степан Иванович.
– Вот именно. И хорошо верну.
– Такие деньги, такие деньги…– качает головой Степан Иванович. – Откуда такая уверенность? Не научил я тебя осторожности. Альфред…
– Научили и я благодарен, – приложил руку к сердцу Лахновский. – Но ведь прошло осторожное время. Теперь другое…
– Другое… – вздыхает Степан Иванович, – смутное время…
– Но я же ведь, – смеясь, напомнил Альфред, – политический кузнец! И вот что в синем пламени горячего железа наблюдаю: деньги будет делать бизнес. Уже делает, уже мы это видим…
– Да, ты же, например – и хорошо их делаешь. И делал бы их дальше, на здоровье…
– Но деньги не останутся, как личный урожай, у бизнесмена – потекут в политику. Политика – вот центр круговращения, осадочная емкость капитала.
«Чудеса! Действительно проходят времена Комбедов…» – качает головой Степан Иванович, ветеран депутатского корпуса.
Тантал
– Потемкин к нам надолго, Юрий Юрич? – спрашивает зам. комроты Медведенко своего начальника – командира роты МВД «Тантал»,
– А что?
– Он розыскник. Они – народ довольно самобытный. У них там самодеятельность, а у нас тут – дисциплина…
– Но они, Алеша – пахари, это большой плюс. И еще плюсы есть: опера – народ, как говорится, тертый!
– На терке? За этим не станет. Бока натрет – по своим затоскует. Уйдет!