Страница 50 из 89
— Необязательно, — сказал я. — Однако спасибо.
Он пожал плечами.
— Какую еще каверзу он может придумать? — спросил я Бекки час спустя. Я приютился на одном из неудобных стульев в ее узком кабинете, чувствуя себя пленником. Я говорил об Остине, но думал об Элиоте. Поэтому Бекки ответила по-своему.
— Он отвлечет тебя от основного, и ты не подготовишься к суду.
Она с жалостью посмотрела на меня, такой взгляд предназначается хорошему другу, который потерял разум.
— Ты когда-нибудь видела его в деле?
Она покачала головой в ответ.
— Он лучше всех, Бекки. Все, что я знаю о процессе обвинения, я узнал от него, но он-то знает куда больше.
— Но на этот раз он на стороне защиты. И его клиент виновен.
Я кивнул, но Бекки поняла, что это не имело значения.
— Он просто один из юристов. К тому же давно не практиковавший.
— О, пожалуйста, не дай ему себя провести вокруг пальца. Он прикинется овечкой, пока не наступит решающий момент.
— Куда ты? — спросила она.
— Подальше отсюда. И ты сделай то же самое. Уже ничего не изменишь.
— Отдохни хорошенько в выходные. Не думай о деле. — Она рассмеялась.
— Знаю, — сказал я, слегка касаясь ее руки. — Увидимся в понедельник.
— Марк, ты не хотел бы?..
— Нет, спасибо.
Я обнаружил следователя на кухне, он ел сандвич, ожидая, когда родители Томми придут домой и отпустят его. Я разрешил ему уйти, но заставил взять с собой и сандвич. Томми, казалось, был рад этому обстоятельству.
— Что мы будем делать? — спросил он.
— Давай пойдем на улицу, — ответил я. — У тебя есть футбольный мяч?
Томми покачал головой. Мы вышли во внутренний дворик. Был шестой час, конец октября, полная неопределенность и в отношении дня, и в отношении времени года. Сейчас могло быть летнее утро или зимний полдень. Солнце стояло слишком низко, чтобы греть по-прежнему. От него еще исходило тепло, но холод уже подбирался. Ветерок усиливал его.
— Ты давно видел Стива? — спросил я. Стив был мальчиком, о котором упоминал Томми, но только в прошедшем времени. Я понял, что они когда-то были друзьями.
Мой вопрос удивил его, как я и предполагал.
— Стива? Нет.
— Вы не видитесь в школе?
— Мы учимся в разных классах, — ответил Томми.
— Может, в следующем году?
Томми огляделся, как будто попал в незнакомое ему место. В нашем поле зрения оказались качели, но они предназначались для малышей.
— В следующем году я буду в средней школе.
Мы обсудили среднюю школу, преимущество того, что не надо будет все время сидеть в одном кабинете. Я намекал на возможности, которые открывались. Новые друзья в разных классах, новые знакомства. За пять минут можно поменять прошлое на будущее.
Томми прекрасно справлялся с ролью маленького хозяина дома. Во дворике он стал самим собой, каким я его знал, серьезным мальчиком, который мог говорить о предстоящих в его жизни переменах, как будто уже пережил их. Я поощрял такое поведение. В последнее время мы говорили о разном — о событиях, которые могут произойти в его жизни, не только о прошлом.
Мы не говорили о деле. Я пришел не для того, чтобы натаскивать его, просто хотел подбодрить, укрепить его доверие ко мне. Вот чего я хотел. На это я потратил недели.
Если Томми говорил правду, то он попал под двойной удар. Остин завлек его и бросил, в скором времени так же поступлю я. Я не собирался остаток жизни быть его наставником, другом. Как только суд закончится, он останется один.
Это известный прием: дать жертве понять, что у нее появился друг, покровитель, когда на самом деле потерпевший необходим на суде. Я хотел чувствовать себя виноватым перед Томми. Ему предстояло пережить еще одну трагедию, чтобы больше не было жертв.
На этот раз, после того что произошло с Кевином Поллардом, я нарочно избегал родителей Томми. Я не хотел на время заменить их в жизни мальчика. Я использовал все свои способности: играл с ним в крикет, прогуливался в парке, говорил о жизни, как будто пытался компенсировать за месяц годы, прошедшие без родительской любви, и так преуспел, что был поражен легкостью победы. Некого было замещать. Отец Томми отказался от своего авторитета давным-давно.
Я не испытывал ненависти к Джеймсу Олгрену. У меня не было к нему даже неприязни. Я прекрасно его понимал. Он был преуспевающим человеком, уже достигнувшим успеха и надеявшимся на большее. Мне не надо было напрягать фантазию, чтобы поставить себя на его место. Работа была для него важна, и он хорошо с ней справлялся. Она стоила усилий, стоила того, чтобы пренебречь воспитанием сына. Я понимал, как просто было Остину проникнуть в душу Томми. Я шел по тропинке, которую до меня проторил Остин.
Я не мог позволить Томми ускользнуть за три дня до решающего момента.
— В чем дело? — спросил я, когда мы вернулись в дом.
Томми пожал плечами.
— Нервничаешь? — спросил я.
Он покачал головой.
— Ты будешь нервничать, — сказал я, — когда войдешь в зал суда и увидишь, всех этих людей. Но тебе нужно только одно: смотреть на меня.
Он посмотрел.
— Что? — переспросил он.
— Именно так. Просто смотри на меня. Когда войдешь в зал, я встану. Не обращай внимания на всех остальных. Они никто. Ты их никогда не увидишь. Они тебя не знают и не вспомнят о тебе через два дня. Их присутствие не имеет значения. Просто смотри на меня. Ты пройдешь на свидетельское место, будешь говорить со мной, как всегда. Понимаешь?
— Да. — Он заплакал и повернулся ко мне спиной. — Но я не хочу быть там.
— Все будет хорошо, — торопливо сказал я. — Мы можем попробовать прямо сейчас, если хочешь. Ты всегда сидел на стуле, когда рассказывал. Ты будешь…
— Нет, нет. — Он замотал головой. — Я хочу сказать, что не буду давать показаний против Уолдо. Я не хочу причинять ему беспокойство.
«Сукин сын, — подумал я. — Он все-таки добрался до него». Но как? Мне показалось, что я вижу пресмыкающуюся физиономию Остина в комнате. От него нигде нельзя было укрыться.
— Когда ты говорил с ним? — мягко спросил я.
— Я не разговаривал с ним! — закричал Томми, как будто я обвинял его в чем-то. — Я думал о нем. Он не делал мне ничего плохого. Не только он был виноват в том, что произошло. Я не хочу причинять ему боль.
Дженет Маклэрен предупредила меня о такой реакции. Остин не просто совершил насилие над мальчишкой, он обратил его в свою веру. Томми любил его. И он чувствовал свою вину за то, что произошло.
— Томми. — Я подождал, когда он перестанет всхлипывать.
Он испуганно взглянул на меня, понимая, какому человеку противостоит.
— Ты не сразу поймешь, сколько горя он тебе принес, — сказал я. — Думаю, ты уже начинаешь это чувствовать. Не так ли, Томми? Остин не стал сначала твоим другом, а потом понял, как ему хочется до тебя дотронуться. Он обманул тебя. С вашей первой встречи он планировал, как остаться с тобой наедине и снять с тебя одежду. В случившемся не было твоей вины. Совсем не было. Не позволяй ему смутить себя.
— Я знаю. — Томми вытер глаза тыльной стороной ладони. Его лицо припухло. — Я это знаю. Но мне все же не хотелось бы причинять ему боль.
— И он делал то же самое с другими мальчиками, — продолжал я. — И с девочками. И некоторым из них было больно. Дело не только в тебе. Мы должны защитить остальных. Ты можешь думать, что он не навредил тебе, но возможно, сильно пострадал другой ребенок. Мы не можем отступиться от этого, правда?
Он покачал нерешительно головой.
Я продолжал говорить мягко, но все более настойчиво:
— Мне тоже нравится Остин, Том. Он многие годы был моим другом. Я тоже не хочу ему вредить. Но это не от меня зависит. Или от тебя. Нам не дано решать, преступление или нет то, что он совершил. Другие люди уже решили это за нас. У нас есть обязанности, которые мы с тобой должны выполнять. Мы не можем ими пренебрегать, не важно, что мы о них думаем. Есть система, которая принимает решения в таких случаях, и мы должны делать то, что нам говорят, нравится это нам или нет.