Страница 27 из 32
В тот раз папа залезал в проем наверху. Но маме-то как? Мы с Пашкой стали просить:
- Мама, можно мы! Можно мы!
Мама выбрала меня. Она спрыгнула с табуретки, взяла меня на руки и подсадила вверх. Я подтянулась, плюхнулась наверх дверной коробки животом и беспомощно повисла на ней. И вперёд боюсь спускаться, и сзади меня мама уже не держит. Так и болтаюсь - то в квартиру накренюсь, то обратно.
- Прыгай головой вниз! - советует мне Паша.
- Даша, подожди! Я тебя обратно сниму, - волнуется мама.
А я ни туда, ни сюда... Раскачиваюсь и ногами дрыгаю.
Тут как раз мастер, обмотанный проводами, пришёл - устанавливать нам телефон. Молодой совсем паренёк. Он быстренько стащил меня вниз. Сам через проём ловко забрался в квартиру, и открыл нам дверь.
Вот радости-то было!
А супа на дне кастрюли совсем чуть-чуть осталось. Хорошо хотя бы, что это был суп, а не каша.
А ещё хорошо, что мастер был молодой и ловкий. А если бы старый и толстый?
Когда мастер ушёл, мама опустила руку в карман халата и вынула оттуда... ключ. Оказывается, он всё это время у мамы в кармане лежал! Она его машинально туда положила, когда выходила с мусорным ведром.
В тот вечер я уже сама по телефону бабушке звонила. И про то, как мы суп спасали, рассказывала. А телефон у нас был с диском-колесиком, его надо крутить. А говорить в специальную трубку: "Алё-алё".
Вечером папа фанерку обратно прибил. Нам её, правда, потом ещё не раз выбивать приходилось. Вот какой неудобный замок у нас был.
Как я косолапила и сутулилась
Мама рассказывала, что я родилась с кривой шеей и вывихнутым бедром. Мама делала мне специальные массажи и упражнения и смогла вылечить меня. Теперь я держала голову прямо.
Но ещё я сильно косолапила и сутулилась. Мама тоже хотела это исправить. Она делала мне массажи спины и ступней. Это я любила. Лежишь, ничего не делаешь, а мама старается:
- Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы. Ехал поезд запоздалый...
В выходные по утрам мама делала со мной гимнастику. Её я не очень любила: нужно стараться, пыхтеть.
А ещё я ходила по комнате с привязанной к спине палкой или с книжкой на голове. Нужно было стараться не уронить книжку. И носила обувь с ортопедическими стельками.
Раз в неделю мне прямо в ванной делали море. Наливали воду и насыпали 15 ложек обычной соли. И замачивали в ванной с солёной водой минут на 15 как бельё. На море я ни разу не была. И пока лежала в воде, представляла себя осьминогом, плавающим в море.
Но чтобы мы ни делали - ничего не помогало. Спина оставалась сутулой, а ноги косолапили.
Знакомая посоветовала маме надевать мне обувь наоборот: левый ботинок на правую ногу, а правый ботинок на левую ногу.
Я переживала:
- А вдруг кто-нибудь подумает, что я не знаю, как правильно надевать ботинки?
- Глупости! Никто не заметит! - отмахивалась мама.
Папа собрался идти по делам.
- Папа, я с тобой, - попросилась я.
- Если наденешь ботинки, как говорит мама, тогда пойдешь со мной, - сказал папа.
На что только не согласишься, чтобы побыть с любимым папой. Даже шубу наизнанку наденешь! Я тяжело вздохнула, перепутала ботинки и сама завязала шнурки. Надела кусачую шерстяную шапку. Папа взял две связки ненужных газет, и мы пошли сдавать макулатуру. Тем, кто сдавал макулатуру - давали талон. Талон нужно было предъявить в каком-то книжном магазине, и тебе разрешали купить редкую книгу. Принимали макулатуру только в выходные дни. Поэтому очередь выстраивалась огромная, и ждать приходилось иногда три-четыре часа. Пока папа стоял в очереди, я гуляла неподалеку. Одна старушка из очереди подошла ко мне, нагнулась к уху и прошептала:
- Девочка, у тебя ботинки неправильно одеты.
- Это специально, - стала объяснять я ей.
- Эх ты, не знаешь, где правый, а где левый, - не отставала старушка.- Смотри, ботинки должны смотреть друг на друга. Переодень.
- Да это специально так, - снова попыталась я ей объяснить.
- Иди, переодень, - посоветовала мне старушка ещё раз.
Я угрюмо отвернулась от неё. Как будто я не знаю!?
Потом ещё одна женщина проходила мимо и тоже заметила, что у меня перепутанная обувь. И тоже стала говорить, что у меня ботинки "поссорились", потому что смотрят в разные стороны.
- Надо одеть правильно, - сказала она мне.
Больше я терпеть не могла и подбежала к папе:
- Папа! Я больше не хочу так ходить.
Но папа не разрешил переобуться.
Мне и в детский сад нужно было ходить в неправильно одетых ботинках. Но когда папа или мама уходили, я сразу переодевала обувь правильно. Я-то знала, что дети будут надо мной смеяться.
А потом мама решила отдать меня на хореографию.
- Там и осанку исправят и косолапить не дадут, - радовалась мама.
А я радовалась, что больше не надо мучиться с обувью не на ту ногу.
Юбка с белыми кружочками
На хореографии за нами следили, чтобы мы всегда держали спину ровно, а подбородок вверх. Сначала я забывала об этом. И преподаватель - Анжела Эдуардовна чаще всех называла моё имя:
- Даша, выпрямись! Даша, спина! Даша, подбородок! Даша!
Приходилось стараться следить за собой.
Ещё мы поднимали прямую ногу, тянули носочек и держали равновесие. Тут уж я не знала за чем следить - за ровной спиной, вытянутым носочком или за тем, чтобы не упасть.
Разучивали позиции ног. Их всего шесть - первая, вторая, третья, четвертая, пятая и шестая. Ноги надо ставить, то так, то так. У меня плохо получалось. И Анжела Эдуардовна опять чаще всех называла моё имя:
- Даша, не так! Даша, посмотри, как Лариса делает! Даша, разверни ногу, разверни!
Потом Анжела Эдуардовна поставила меня в самый последний ряд. Мне было плохо видно, и я повторяла упражнения за девочками. Но и Анжеле Эдуардовне меня было плохо видно. И она не так часто делала мне замечания.
Мне не нравилось заниматься хореографией, но сказать об этом маме я не решалась.
Весной Анжела Эдуардовна начала готовить нас к первому выступлению. Выступать на сцене я боялась. "Все будут смотреть только на меня. И увидят, как плохо я танцую", - думала я. И когда Анжела Эдуардовна спросила, все ли смогут выступать, никто никуда не уезжает, я сказала, что уезжаю.
Мы должны были танцевать танец матрешек. Для всех девочек закупили красную ткань в белый горошек и раздали мамам. Каждая мама должна была сшить своей дочке юбку и платок. Моей маме ткань не выдали. После занятий мама стала узнавать у Анжелы Эдуардовны, почему ткань для меня не была заказана. Анжела Эдуардовна очень удивилась и сказала, что ведь я куда-то уезжаю в конце весны. Так и открылось, что я отказалась от выступления.
Мама считала, что выступать я всё равно должна. Мы обошли и объездили с ней все ближайшие магазины, где продавали различные ткани. Но красной ткани в белый горошек нигде не было. В последнем магазине мы оказались уже под вечер. Продавщица собиралась уже закрываться.
- Такая ткань редко бывает, - сказала она. - Возьмите другую.
Мама рассказала ей, зачем нам нужна именно такая ткань. Тогда продавец посоветовала:
- Купите красную ткань и пришейте к ней белые кружочки.
Маме эта идея не очень понравилась, но другого выхода не было.
Всю неделю я вырезала из старой белой простыни круги. А мама пришивала мои кривые кружочки к красной ткани. Кружочков было очень много. Потом ещё надо было сшить юбку и косынку. А остатки ткани пришить к рукавам футболки в виде крылышек.
Наступил день выступления. Мой наряд несколько отличался от остальных. Юбка и косынка были ярко красного цвета, а кружочки крупнее, чем у девочек. Но мне нравился мой костюм. Меня поставили для выхода на сцену самой последней, чтобы я не очень выделялась.
Я боялась выступать. Вдруг забуду движения.
Мы вышли на сцену. Люди в зале сидели далеко. И совсем не понятно было, на кого они смотрят - на меня или на других девочек. Голова сделалась пустой, и я всё забыла. Но ноги и руки откуда-то сами знали, что и как делать. К тому же я посматривала на других девочек и повторяла за ними.