Страница 11 из 19
Тем более, что ужасы результатов индустриализации отлично улеглись на их представления о том, какой была жизнь за сотни лет до них, в условиях крестовых походов и бесконечных войн, порождавших инвалидизацию части населения. "Лишние люди", вот кем были для них инвалиды. Люди, которые ничего не могут больше дать обществу, и становятся бременем общества. Но, поскольку христианская мораль не разрешала думать в этом направлении, появилась нужда демонизации тех, в ком общество не нуждалось. Типа, это не мы плохие, это они.
Изменилось ли что-то с тех пор? Я не говорю про законы, более или менее защищающие право инвалидов на жизнь. Я говорю о реакции прохожих на улице, с которой инвалиды сталкиваются очень часто. Например, когда колясочнику приставляют ко лбу палец, как дуло пистолета, и говорят, что "всех вас, уродов, уничтожать надо". Не один раз в жизни, а несколько раз в месяц инвалиды статистически сталкиваются с проявлениями насилия со стороны простых, обычных прохожих.
Я ещё помню, как водители трамваев и автобусов выходили помочь колясочникам безопасно вкатиться в транспорт и укрепиться в предназначенных для безопасного передвижения местах. Этого больше нет. Мы стремительно дичаем в своём отношении к слабым, а из сдерживающих правил осталось мало что.
К чему это я? К тому, что мы не имеем морального права осуждать Мэттью Вандомского или Эсташа Дешана. Мы не далеко от них ушли.
_____________________
Следующий момент, который анализирует Ирина Мецлер, относится к сложнейшей теме "жизни после смерти" - к тому, в каком виде праведники появятся в раю. Лично для меня этот теологический момент всегда был полной мистерией: почему все мои знакомые, кому близок концепт Рая, подразумевали именно физические формы, хотя по моему разумению, речь должна была идти об энергетических/духовных слепках личности.
Тема физического совершенства в Раю поднимается ещё в Старом Завете, Псалом 15:10: "Ведь Ты не оставишь мою душу в мире мёртвых, и не дашь Твоему святому увидеть тление". Средневековые теологи понимали это вполне буквально: Бог не захочет, чтобы взор его святых был оскорблён видом разложения. Новый Завет продолжает тему в Деяниях 2:31-32: "Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления. Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели".
От всего этого теологи средневековья как-то пришли к выводу, что единое тело (corpus totum) - это неиспорченное тело (corpus incorruptum). Во всяком случае, если вопрос идёт о святых. Св. Ансельм (Ансельм Кентерберийский, последовательно рассорившийся на своём посту и с Вильгельмом II, и с Генри I) обещал уже всем, кто попадёт в рай, единое и неиспорченное тело, как у святых: "Там не будет ни слепых, ни хромых, ни убогих; не будет ни страданий, ни боли, ни тревоги". А вот святые, принявшие мученическую смерть за веру, как раз будут отмечены шрамами - как знаками уважения к их жертве.
Идея Ансельма, жившего в одиннадцатом веке, не нова. Ещё на иллюстрации к Apocalypse de Trèves (конец девятого века) ангел в день Страшного Суда велит отсутствующим членам тела вернуться к их владельцам. Изображение медведя на иллюстрации другого манускрипта, MS 1833, fol. 109v, Stiftsbibliorhek, Melk, не случайно (1250-е) - он возвращает владельцу откушенную ногу.
Собственно, некоторые моменты подобного толка побудили теологов немного подумать над менее очевидными случаями чем тот, который иллюстрируется миниатюрой. Что, если человека съел волк, которого, в свою очередь, съел медведь, который потом попал в пасть ко льву? Не будем задумываться, насколько вероятна встреча перечисленных животных в одном лесу, вопрос чисто теоретический, рассматривающийся в средневековом немецком тексте Lucidarius, написанном около 1190-1195гг. Ответ был прост: человеческая плоть восстановится, а зверская останется мёртвой. И Создатель прекрасно отличит одно от другого, и, как гончар, делающий новый прекрасный сосуд из черепков старого, он восстановит человека, пережёванного многими хищниками, цельным и совершенным.
Идею о том, что человеческое тело станет совершенным после воскресения, можно проследить к св. Августину: "Все человеческие существа восстанут в телах, которые они имели, или могли бы иметь, в пору расцвета жизни". "Все дефекты исчезнут" в телах тех, кто вступит на Небеса, будь то недостатки ума, психики или тела. Впрочем, св. Августин не вдаётся в детали - какого именно возраста, роста и веса будут восставшие идеалы? Но и он утверждает, что святые восстанут со шрамами или отметками на теле, потому что эти шрамы являются не дефектами, а достоинствами, знаками отличия.
Ефрем Сирин (Эфраим Сирийский), который был почти современником св. Августина, писал, что дети, умершие в чревах матерей, восстанут взрослыми, и матери, умершие в родах, узнают своих детей. Ефрем Сирин тоже придерживался мнения, что мученики будут отмечены следами своих страданий: "мученики покажут язвы своих страданий и мучений, а подвижники - свой подвиг, свое воздержание, терпение, свои скорби, свою нестяжательность и свои слезы".
Но вообще-то, наиболее точно всё объяснил Тертуллиан, раннехристианский теолог, живший в 160-225гг. Он считал, что человеческое тело имеет изначальную целостность, своего рода физическую идеальность, которая не нарушается в глазах Творца даже тогда, когда в реальности оно изуродовано. Именно поэтому люди восстанут в своих идеальных формах.
Григорий I, оставивший по себе массу историй, истинных и выдуманных, уточнял, что после воскресения, люди сохранят свою индивидуальность, просто их тела будут избавлены от дефектов.
Относительно выдуманных историй, кстати. Русскоязычная вики утверждает, что этому папе принадлежит выражение "Невежество - мать истинного благочестия", ссылаясь на Энциклопедию для детей от 1994 года. Как понимаю, речь идёт о следующем выражении: "Illiterate men can contemplate in the lines of a picture what they ca
Очень любопытны работы Оттона Фрейзингенского, жившего в двенадцатом веке. Собственно, в отношении воскресения он не изобрёл ничего нового, он просто освежил в памяти современников мысли св. Августина, и снабдил их своими комментариями. С немецкой нудноватостью, он добросовестно уточняет, что хотя Августин и обещал, что человек воскреснет в телесной форме, которую он имел при жизни, "мы не должны предполагать, что гиганты вернутся в той же громадной форме, а карлики - в той же малой". И так далее, вплоть до худых и толстых. Все воскреснут красивыми и пропорциональными.
Но это неизбежно приводит к вопросу о тех, кого невозможно описать простым словом "деформированные", и кого средневековые нетолерантные схоласты называют просто "монстры и выродки". В прямом смысле - "гермафродиты и двухголовые создания, которых природа плохо соединила или плохо разъединила". Эстетика Создателя, по мнению Оттона Фрейзингенского, рациональна, и в своей рациональности не допустит воскресения созданий типа "сиамских близнецов" именно в прежнем виде, а не в виде нормальных близнецов. Оттон подтверждает свои мысли цитатами из Августина, где говорится, что подобные создания воскресают в своей истинной форме.
В общем и целом, о воскресении в идеальной форме говорили все теологи Средневековья, так что большого смысла перечислять их нет. В общем-то, они все рассуждают не столько о воскресении как таковом (оно как бы подразумевается по умолчанию), а о сопутствующей процессу трансфигурации.
Доктор Мецлер приводит только один пример более оригинальной идеи воскресения, и принадлежит она Германну из Рина, жившему в двенадцатом веке. Германн из Рина разделяет воскресение души и воскресение тела. Возрождение души, по его мнению, происходит "сейчас", а возрождение тела произойдёт когда-нибудь "потом", в будущем, где не будет места ни бедности, ни болезням, ни отчаянию, ни "неподобающим вещам".