Страница 4 из 58
И, именно там, в одном из многочисленных киосков, отвлекши торгующего паренька от чтения видимо очень увлекательной книги, Эдуард покупает стопку пустых CD-болванок. На самом деле, на каждой болванке специально прописана программа, соединявшая при первой же возможности компьютер с интернетом и качавшая на Лубянку информацию с болванки- носителя. Но Эдуард об этом не знает. Он еще не в курсе, что за ним следят, он еще совершенно не обучен замечать за собой слежку.
В середине дня отлив в бесплатном сортире в Историческом проезде рядом с кремлевской стеной, постояв немного у памятника А.А.Тарасенко у стелы на Красной площади на пересечении осей мавзолея Ленина и исторического музея, Эдуард отобедал в ресторане на последнем этаже гостиницы "Москва". Потом вдруг вспомнил, что накануне забыл принести на похороны хоть немного цветов и, усовестившись, купил охапку гвоздик у торгующей на улице бабушки, выбросил одну, поймал такси и поехал на Воинское кладбище ?7.
09. У соответствующей стены Эдуард увидел, что рабочие, которые еще вчера так лихо заделывали соответствующую ячейку кирпичом, замазывали штукатуркой и т.д., теперь совершают нечто обратное, выполняя приказы все тех же людей в темно-темно-темно сером.
Уже издали, начав громко восхищаться, на ходу вынимая мобильник, Эдуард подходит к стене и начинается брехня. Начинается галдеж, в котором принимают участие все, включая посетителей кладбища. Прежде, чем один из офицеров ГБ успевает сбегать к стоящей неподалеку легковой машине и включить глушитель мобильной связи на небольшой территории, Эдуард все- таки успевает сделать несколько звонков: в Комитет, ребятам которые устраивали его в квартиру на Филевском парке, еще нескольким знакомым ответственным товарищам, даже Полковник узнал в Питере о всем произошедшем.
Где-то через полчаса приезжают те, кто дали Эду ключи от квартиры на Филевском парке и просят его "проехать с ними". Эдуард же говорит, что не тронется с места, пока все не будет восстановлено как было и пока родителям Тарасенки не выдадут пропуски на это кладбище. В конце концов, недоуменно глядя по сторонам, кладбищенские рабочие снова начинают заделывать ячейку в стене, но тут металлический цилиндр из ячейки вываливается и открывается. Теперь Эда не может удержать никакая сила, даже ребята, которые хватают его за руки и не пускают к стене. Он поднимает открытый цилиндр и еще какое-то время борется с одним из гб-шников - они вместе схватились за этот контейнер для праха усопшего и с переменным успехом тянут его на себя, в конце концов цилиндр оказывается у Эда, он заглядывает внутрь, а затем, под возгласы рабочих
-Что вы делаете?!?
переворачивает открытый цилиндр и даже трясет им
Пусто.
там ничего нет.
Внимая обещаниям, что "ребята погорячились" что "виновные будут наказаны", Эдуард в ступоре удивления, отдав цилиндр, покорно позволяет себя повести за руки к машине, которая отправляется на Лубянку.
10. Эдуард четко помнит главное правило допроса - то, что ты скажешь на допросе, станет в дальнейшем основанием для твоего обвинения. Но Эдуард еще не совсем уверен, что будет допрос.
Два кгб-шника, не переставая улыбаться, поначалу пытаются "растопить лед" (как говорят американцы) разговорами на отвлеченные темы, но Эдуард обрывает весь этот принужденный разговор, советуя перейти без промедления к главному. Итак...
Один мэн в темно-сером минут на двадцать встает и удаляется из кабинета, затем возвращается с одним листом бумаги формата А4, который тут же отдает Эдуарду на прочтение. Суть текста, который Эд должен подписать, сводится к тому, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах вплоть до расспросов со стороны Главного не разглашать служебные отношения Эдуарда и Тарасенко.
Эдуард снова начинает психовать, рвет бумагу в клочья, и бросает ее в лицо одному из парней. Парень не перестает мило улыбаться, встает и снова быстро выходит, тихо прикрыв за собой дверь. И уже через три минуты он появляется с новым экземпляром все той же бумаги. Улыбаться гб-шники перестают тогда, когда Эд посылает их на х.й.
-Эдуард Анатольевич!- говорит тогда "старший" из этих двух, - вот Вы сейчас подпишите эту бумагу а потом отправитесь себе обратно на службу в Дублин. Комитет с этого момента просит вас заострить внимание на разработке новой аэрозольной бомбы, разработку которой вы по службе недавно начали курировать.
-Никто ведь не заставляет вас забывать ваших боевых товарищей, вашу дружбу с ними, то, что вам довелось вместе пережить- вторит первому гб-шнику другой- просто очень необходимо, чтобы вся информация, полученная вами от Тарасенко в ходе ваших деловых с ним отношений осталась в глубоком секрете!
-Это дело государственной важности!
Эдуард вспомнил часть своих "неделовых" "взаимоотношений" с Тарасенко. Однажды, на третьем курсе Пехотного училища он, Тарасенко, Алексей Магай и Рекуданов (кроме Эда- все трупы ведь, блиииин) во время летних каникул пошли в ресторан, и, упившись пивом, стали щупать за задницы молоденьких официанток.
Тарасенко и Рекуданов при всем при этом, смущая поздних посетителей ресторана, голосили строевую речевку собственного сочинения:
Наш Минаев мудозвон- В онанизме чемпион- В *опу штык ему воткну- Хорошенько проверну!
Потом была драка с мужиками-официантами (они все были педерасы из Франции, приехавшие в Москву подзаработать), потом официантов забрали в милицию, а курсантов отправили в Училище с бумагами-жалобами на поведение к инструктору Орлову, который на время отпусков начальства был замом по Училищу и курировал все дела. Орлов похвалил своих "орлят", и у них на глазах выбросил милицейские жалобы в урну, не приобщив к личным делам:
-Ах, молодца, настоящие защитники у нас растут! -довольно потирая усы "под Ворошилова" сказал тогда Орлов,- и выгнал всех вон из кабинета с приказом отдыхать и дышать свежим воздухом подальше от Москвы. Все так и сделали - отправились на две недели на дачу к родителям Тарасенки, где в ходе попыток замены крыши с металлической на черепичную успешно обвалили потолок.
Но все-таки, когда Эдуарду говорят о перспективах и повышениях, о том, что бумаги на получение его семьей московской квартиры уже находятся на самом верху и ожидают только "большой подписи", которая зависит лишь от подписи Эдуарда, Эдуард ломается и соглашается.
Эдуард вынимает свою ручку, заправленную чернилами, которые примерно через час испаряются, говорит, чтобы дали ему бумагу сюда, и, вынужденно, недовольно взяв из рук "старшого" очень настоятельно предложенную ему другую, гелевую ручку, ставит свою подпись.
-Вот и ладненько! - облегченно выдыхают гбшники и ведут Эда на второй этаж здания на Лубянке в кафетерий, угоститься какао с ликером. Эдуард, довольно думая о "перспективах", пьет какао и заедает его сдобной булочкой с творожной начинкой. В его памяти проплывают стишки, в свое время повсеместно нацарапанные на стенах домов в оккупированной Франции, особенно же в Париже:
Прищурив глаз (не выбитый)
Кутузов
Нам наказал так:
Бей французов!
Чтоб всякий, подходящий к Сене
Вдруг вспомнил о святой
Елене!
Вечером того же дня, извинившись за поздний звонок, мать Алексея Тарасенко сообщила Эдварду, что очень благодарна за помощь с пропусками на кладбище. Эдуард договаривается с родителями Тарасенко съездить на следующий день на кладбище снова.
Уставший, но морально на подъеме, Эдуард (в уже почти своей квартире) включает компьютер и заходит в сеть Министерства обороны, чтобы выяснить, кому принадлежала эта квартира до него.
АЛЕКСЕЙ ТАРАСЕКНО.
Не веря своим глазам, Эдуард делает print screen, выходит из сети, пьет чай с бутербродами с докторской колбасой, снова заходит в сеть, на тот же самый сайт с ограниченным доступом. На месте забитого Эдом адреса его имя и фамилия.