Страница 40 из 100
* * *
ИЗ РАЗГОВОРА ПО ПРЯМОМУ ПРОВОДУ ГЕНЕРАЛА АЛЕКСЕЕВА С НАЧАЛЬНИКОМ ШТАБА СЕВЕРНОГО ФРОНТА ГЕНЕРАЛОМ ДАНИЛОВЫМ.
27 февраля (12 марта) 1917 года.
- Ссылаюсь на телеграмму главкосеву [Главнокомандующему Северным фронтом - авт] военного министра от сегодняшнего числа N197. Государь Император повелел: генерал-адъютанта Иванова назначить главнокомандующим Петроградским военным округом. В его распоряжение с возможной поспешностью отправить от войск Северного фронта в Петроград два кавалерийских полка из самых прочных, надежных, одну пулеметную команду Кольта для георгиевского батальона, который едет из Ставки. Нужно назначить прочных генералов, так как, по-видимому, генерал Хабалов растерялся. [...] Такой же силы наряд последует от Западного фронта, о чем иду говорить с генералом Квецинским. Минута грозная и нужно сделать все для ускорения прибытия прочных войск. В этом заключается вопрос нашего дальнейшего будущего. До свидания. Алексеев.
* * *
ПЕТРОГРАД 27 февраля (12 марта) 1917 года.
- Товарищи! Враг отступает! Они покидают район Литейного и направляются в сторону Николаевского вокзала! Не дадим им захватить вокзал! Нам нужно взять вокзал первыми иначе царь перебросит в Петроград войска с фронта. По машинам, товарищи!
Какой-то незнакомый Кирпичникову господин... или товарищ (?) отдавал команды и указывал на стоящие в ряд грузовики обтянутые красными полотнищами с написанными на них различными лозунгами. Толпа солдат и рабочих радостно полезла в кузова.
Кирпичников, которому до зубной боли уже надоела бессмысленная стрельба и не менее бессмысленное хождение по улицам, жаждал действия и потому без колебаний запрыгнул в кабину одного из грузовиков и сразу же поморщился от резкого запаха самогона, которым разило от радостного шофера.
Их колонна выехала на Знаменскую улицу стараясь объехать кратчайшей дорогой запруженный людьми Литейный проспект и выехать прямо на площадь у Николаевского вокзала. Флаги трепетали на ветру, лица в кабинах были шальные. У кого-то на лице была радость, у кого злоба, кто был просто угрюм, но всех их роднило желание сломать шею царской гидре, всем мироедам и всем тем, кто пил кровь трудового элемента, потому как революция, революция! Пришел час!
Ощетинившиеся штыками грузовики ехали по улице, и вдруг сидевший в кабине второго грузовика Тимофей Кирпичников увидел за идущей впереди машиной стоящие вдалеке пулеметы.
- Стой! Там пулеметы! - истошно заорал Кирпичников, но все еще радостный шофер успел лишь посмотреть на Тимофея и тут пулеметы впереди ударили по грузовикам кинжальным огнем.
Пули прошивали фанерные борта и косили революционных товарищей пачками. Кирпичников успел увидеть как радостный шофер получил пулю в горло и, заливая кабину кровью из перебитой артерии, повалился в его сторону. Еще несколько пуль просвистело около головы пригнувшегося Тимофея, и осколок стекла расцарапал ему ухо.
Кирпичников каким-то чудом выпрыгнул из заваливающегося на бок грузовика и принялся быстро ползти по грязному снегу в сторону ближайшей подворотни. Лишь добравшись до нее, он выпрямился и оглянулся на место побоища. Вся эта часть улицы была завалена окровавленными телами, некоторые из них еще дергались, многие уже затихли навсегда. Но было и немало раненных, которые стонали и взывали и помощи.
Прикинув, что пулеметы никуда не делись, а раненным возможно найдется кому помочь и без него, Тимофей Кирпичников решительно направился дворами в сторону Таврического сада. В одном из дворов он наткнулся на старого деда, который опасливо выглядывал из подвала.
- Отец, к Таврическому правильно я иду?
Дед опасливо посмотрел в ту сторону, куда махнул Тимофей и, пожевав губами степенно ответил:
- К Таврическому, мил человек, туда, токмо идешь ты солдатик туда неправильно...
- То есть как это? - Кирпичников опешил.
- Да так, солдатик, так. Болезня там. Вишь люди по домам хоронются?
Тимофей, не веря своим ушам спросил:
- Какая такая болезнь, отец? Ты чего старый городишь?
Дед обиженно посмотрел на него:
- Может я, мил человек, и старый, только из ума еще не выжил. Иди, коль умный и старших почитать тебя не научили.
Кирпичников поспешил окликнуть повернувшегося уходить обратно в подвал деда:
- Да не обижайся, отец, какая такая болезнь, скажи хоть!
Дед обернулся и, вновь пожевав губами, ответил:
- Дык, какая. Известно какая. Чума...
* * *
ТЕЛЕГРАММА ГЕНЕРАЛА БЕЛЯЕВА ГЕНЕРАЛУ АЛЕКСЕЕВУ 27 ФЕВРАЛЯ 1917 Г. N198
Принята 27.02. в 19 ч. 35 м.
Совет Министров признал необходимым объявить Петроград на осадном положении. Ввиду проявленной генералом Хабаловым растерянности, назначил в помощь ему генерала Занкевича, так как генерал Чебыкин отсутствует. 198. Беляев.
* * *
ГДЕ-ТО МЕЖДУ ГАТЧИНОЙ И МОГИЛЕВОМ. 27 февраля (12 марта) 1917 года.
И тут нас тряхнуло, после чего "Муромец" мелко затрясло. Пробежавший мимо меня Марсель Плиа глянул в правый иллюминатор и длинно цветисто выругался. Я посмотрел в ту сторону, и нехорошее чувство сдавило мое сердце.
У нас горел правый двигатель.
Моторист метнулся в кабину. Я поспешил за ним и увидел нешуточную суету в кабине. Из криков экипажа я понял, что лопнул трубопровод ближнего двигателя и вытекший бензин загорелся. Огонь таки перекинулся на крыло, в результате чего занялась ткань обшивки, и мы словно подбитые уверенно шли к стелющимся внизу облакам, а за нами в небо уходил дымный черный шлейф.
Пока Горшков удерживал похожий на автобусный руль штурвал, за его спиной суетились Орловский и Плиа. Бросаюсь к ним, помогая пилоту и мотористу привязаться к креплениям. В открывшийся правый люк хлещет мощный поток воздуха, задувая гарь и копоть внутрь кабины. Рядом с нами на крыле жирно чадит ближний к нам двигатель и сквозь черный дым вырывались языки сносимого ветром пламени.
Плиа махнув мне рукой, двинулся в сторону открытого люка. Я, высунувшись наружу, смотрел морщась от ветра на то, как оба члена экипажа, вооружившись огнегасителями, пробирались по крылу аэроплана и почему-то думал о том, что на более современных машинах такой номер бы не получился, ведь именно относительно небольшая скорость аэроплана позволяла такого рода "прогулки" по плоскостям во время полета.
Добравшись до горящего двигателя, Марсель перекрыл краник трубопровода, прекратив тем самым подачу топлива, но бушующее пламя вплотную уже подбиралось к баку и был большой риск взрыва, в результате которого наш аэроплан, вероятно, просто разорвет на куски. Оба летчика принялись спешно тушить огонь.
В этот момент "Муромец" влетел в облачный слой. Бешеная болтанка трясла машину. Две фигуры на крыле пытались загасить огонь стоя с двух сторон пылающего двигателя, в то время как их самих воздушный поток жестоко хлестал снежными жгутами и пытался сбросить вниз. Внезапно облака прочертила ветвистая молния. Грохнуло так, что я прикусил язык, дернувшись от акустического удара, едва не выпав при этом в открытый люк. Но я удержался, а вот ноги Марселя Плиа вдруг соскользнули с крыла.