Страница 2 из 78
— Он тутошний... Его дед за буфетом в чайной народ охмуряет.
Скрепя сердце Ванюшка промолчал, только покосился на доносчика-бахаря, решив припомнить ему при первом случае.
— Значит, ты... Чайник! — глубокомысленно изрек Копейка, оглядывая Ванюшку со всех сторон, подтягивая при этом свои короткие штаны и для чего-то расстегивая рваную жилетку, в которой он уже с весны щеголял без рубашки.
Ванюшка по-прежнему молчал, не зная, что сказать. Но Копейке он почему-то сразу пришелся по душе.
— Ты, Чайник, не бойся... Своих мы не трогаем, — покровительственно похлопал Копейка по плечу Ванюшку, ободряюще скаля свои белые как кипень зубы с широкой щербинкой посредине. Этой щербинкой он очень гордился. Позволяла она ему, как из рогатки, с необычайной ловкостью и точностью плеваться направо и налево на сажень и больше.
Угостив для порядка кого-то из любопытных скобарей зуботычиной, давая этим понять Ванюшке, что тот имеет дело с весьма уважаемым и авторитетным человеком на дворе, Копейка важно удалился, застегивая клетчатую жилетку.
Он и не подозревал, какое сделал черное дело, на какую муку мученическую обрек Ванюшку. С этого дня Ванюшка перестал быть на дворе Ванюшкой, бесповоротно утратив свое законное имя. Стал он на веки вечные Чайником. Обидная кличка моментально прилипла к нему, как репей или бородавка. Никакими силами ее уже было невозможно отодрать.
Копейка больше не подходил к Ванюшке, узаконив его пребывание на дворе Скобского дворца. Но зато Ванюшкой заинтересовался другой главарь скобарей — рыжий, вертлявый, всегда одетый в пестрые и яркие лохмотья сын дворника Петька Цветок. Встретив Ванюшку на дворе, он тоже сразу же подозрительно уставился на него, осведомляясь у окружающих:
— Это что за шкилет?
— Наш... Чайник! — радостно загалдела ребятня, а Ванюшка заморгал глазами, недоумевая, какой же он шкилет.
Ванюшка вообще был о себе высокого мнения, считая себя вполне рослым, бравым парнем средней упитанности и отнюдь не шкилетом. Но почему-то промолчал, тихо отошел от заносчивого скобаря подальше, не желая подвергать свою личность еще большему унижению. Тем более, что со стороны с явным интересом поглядывала какая-то черноокая шустрая девчонка.
Но Цветок не успокоился. Повелительным жестом он остановил Ванюшку и, нахмурившись, деловито предложил:
— Хочешь, Чайник, я тебе нос отобью?
Возможно, Цветок сказал это шутя, но Ванюшка сразу ощетинился.
— Чего лезешь-то? — спросил он, сжимая кулаки, — Только тронь! Подумаешь, какая цаца! Пуговица от штанов! — Ванюшка явно намекал, что низкорослый и хилый на вид Цветок вовсе ему не пара.
Ошеломленный Цветок побагровел. С ним, испытанным и закаленным в многочисленных боевых схватках скобарем, разговаривали таким тоном? И кто? Какой-то чужак, без году неделя проживавший в Скобском дворце. Сунув Ванюшке под нос кулак, предупредил:
— Чичас же ложись на землю и ползи домой, пока я тебя невзначай не расшиб.
Отведя руку Цветка в сторону, Ванюшка в свою очередь показал свой кулак:
— Видел эту дулю?
Цветок растерялся.
— Ты что за фря такая? — изумился он, отступив на шаг от Ванюшки и мысленно оценивая его боевые качества.
— А ты кто такой? — осведомился Ванюшка, ощущая дрожь в ногах и зуд в кулаках.
Цветок самодовольно усмехнулся:
— Я у Царя первый министер, — сообщил он, явно бахвалясь, выпячивая из-под лохмотьев пиджака свой полуголый живот.
— Что скривился, Пу-почка?.. Не знаешь, что на дворе у нас Царь живет?..
Позеленев от новой обиды и не понимая, какой же он Пу-поч-ка, Ванюшка в запальчивости ответил:
— Сам ты... Пу-поч-ка... Знаю я вашего Царя. Не всамделишный он... Тоже... своим Царем еще похваляется... — Добавив сгоряча пару крепких слов, Ванюшка пренебрежительно сплюнул и растер плевок ногой, показывая полное пренебрежение не только к Цветку, но и к его повелителю — Царю. Это была слишком дерзкая и необдуманная выходка со стороны Ванюшки. Он сразу же пожалел о своих словах, но было уже поздно.
— Ребята-а! — вдруг пронзительно закричал Цветок на весь двор, отступив на шаг от Ванюшки и потрясая кулаком. — Чайник нашего Царя не признает!
От столь явной лжи Ванюшка остолбенел. Цветок возводил на Ванюшку поклеп. Царя, проживавшего в Скобском дворце на нижнем этаже в угловой квартире, Ванюшка признавал, но не уважал. Это была существенная разница. Сразу же их окружили жадные до всякого происшествия скобари. У Цветка немедленно нашлись союзники. Окруженный врагами, Ванюшка не терял еще мужества.
— Ты, шкилет, кого хулишь? — зловещим голосом спросил Цветок, снимая с плеч болтавшийся на нем, как на вешалке, отцовский пиджак.
Аккуратно свернув пиджак и положив его в сторону, Цветок решительно стал засучивать рукава своей кумачовой, в заплатах рубахи. Не отличаясь достаточной силой, обладал Цветок необычайной ловкостью и был до отчаяния храбр, не боясь налетать на мальчишек сильнее и старше себя. Для большей убедительности поплевав на кулаки, он все же счел нужным предупредить Ванюшку:
— Чичас я тебя в гроб вгоню! — Нахмурившись, он отмерил несколько шагов, провел ногой черту и деловито приказал: — Чичас же копай себе могилу... и заказывай панихиду.
Но Ванюшка не думал заказывать панихиду и тем более копать себе могилу. Он тоже засучил рукава своей курточки.
— Покорись! — шепотом советовал Ванюшке его новоявленный друг, губастый сын бакалейщика Левка Купчик.
— Не покорюсь!.. — шептал Ванюшка, готовый умереть, но не сдаться. Тщетно он озирался. Никто из скобарей не вступился за него, даже Купчик отошел в сторону. Что мог поделать Ванюшка, не имея друзей?
И в этот критический момент громко, на весь двор прозвучал повелительный басовитый голос:
— Т-тащи его сюда!
Принадлежал этот повелительный басовитый голос первому силачу на дворе Типке Царю, прозванному так по своей фамилии Царев. Сидел Царь неподалеку от помойки и с живейшим интересом наблюдал за развертывающимися событиями. Скобари волоком потащили упиравшегося Ванюшку на расправу к Типке Царю.
— Го-го-го! — шумели вокруг ребята, подталкивая обессилевшего Ванюшку. — Чайника вразумлять будем!
Когда Ванюшку под усиленным конвоем приволокли на суд к Царю, ребята ожидали сурового, но справедливого наказания. Скобари знали: Царь не злоупотреблял своей силой и держался на дворе просто, не заносчиво. Вершил он всеми делами через своих подчиненных. Собственные кулаки берег для серьезных схваток, не размениваясь на пустяки.
Царь поднялся на ноги с камня, на котором сидел, и встретил Ванюшку нарочито свирепо, сложив по-наполеоновски руки на груди. Был он на этот раз без тельняшки. На голой груди, возбуждая всеобщую зависть, синел недавно вытравленный якорь. По одну сторону Царя стоял отряд «сабленосцев». У каждого за поясом находилась кривая сабля, собственноручно выточенная из бочарной планки. По другую сторону стоял отряд «копьеносцев». В руках каждый держал палку. У Царя за поясом торчал только деревянный кинжал. Другого оружия он не носил. Собирался в этот день с войском Царь в поход.
Кругом громко галдели скобари, сбегавшиеся со всего двора.
— Ш-ша! — зычным, немного хриповатым голосом рявкнул Царь на окружающих. Означало это на языке скобарей: «Молчать и слушать!» Царь любил порядок и тишину, когда разговаривал.
Он снова сел на камень, положив ногу на ногу, и, чуть заикаясь, сурово приказал Ванюшке:
— Ш-шалтай-болтай! — что означало: «Говори, да не ври!»
Ванюшка еще не знал, что Царь судил справедливо. Предоставлял право говорить и обвиняемому, если тот хотел оправдаться. Зря охаянный недругами немедленно отпускался на свободу, имея право на возмездие обидчикам. Преступник же получал по заслугам — тумаки и зуботычины.
— Ш-ша-а!.. — снова зычно рявкнул Царь, не дождавшись ответа.