Страница 11 из 15
— Поздно! — Итта саркастически улыбнулась. — Знайте же, до сих пор я жила одной только верой, что несу землянам радость и покой. В этом была моя цель… вы убили мою веру одним ударом. И каким жестоким ударом!.. Теперь, после того, что случилось, я потеряла последние силы и бороться, и жить. А вы еще удивляетесь!
— Что ж, можно и удивляться. Понимаете ли, Итта, я тоже потерял свою единственную веру, которую разделял с вами — но вот, как видите, живу, ибо нашел себе иную, — сказал Ченк.
— Иную веру? Где же вы нашли ее?
— Мне подарил ее Юм.
— Юм?
— Да. В его величественной идее, что позволит землянам остаться на Земле, я обрел спасение. Для себя и для всех. Я поверил в это, и никогда еще жизнь не была для меня так дорога!
Итта слушала. В ее распахнутых глазах метались смятенные мысли истерзанного разума.
— Но как вы могли поверить в такую безумную идею? — нерешительно спросила она. — Остаться на Земле! А Солнце?
— А Солнце создам я!
— Вы шутите, Юм.
— Какие же шутки! Моя идея — настолько ясная, логическая и математически выверенная, что не поверить в нее может лишь тот, кто не желает ничего знать.
Склонившись над столом, он несколько минут что-то чертил и объяснял Итте.
— Так вот, Итта, кроме этой идеи, Солнца и врагов, у нас с Ченком нет ничего. А бороться вдвоем…
— Нет! Не вдвоем — я с вами! Я хочу быть in eurem Bunde der Dritte[4]. Согласны? Или новое Солнце, или… смерть этих несчастных требует расплаты.
Юм и Ченк радостно сжали ее руки.
— Пойдем, мы и так задержались здесь. Что вы хотели бы взять с собой? — спросил ее Ченк.
Она обвела взглядом комнату.
— Ничего. Видите, сколько здесь разного оборудования для создания настроений? Вот проволока покоя, здесь аппарат грусти, там — смеха. Теперь они мне не нужны. Бывало, мне перед концертами часто приходилось создавать у себя искусственные настроения. Конечно, для нас, актеров, это серьезное подспорье, но больше оно мне не требуется. Отныне у меня всегда будут силы, вдохновение…
Внезапно она смолкла и с грустью посмотрела на Юма.
— Что с вами?
— Может быть… может, в вашем деле мое искусство ни к чему?
Ченк и Юм наперебой стали доказывать ей, какое весомое значение могут иметь ее концерты для распространения новых идей. Оба говорили с таким искренним пылом, что Итта наконец повеселела.
— Ну, будет, будет! Уже верю, что нужна, что без меня и Солнце ваше — или же наше — не загорится.
Ченк внимательно посмотрел на Юма.
— Боюсь, вы зажжете и другое солнце.
— И что тогда?
— Юм, того и гляди, забудет о первом…
— О, нет! — чересчур горячо запротестовал Юм.
Итта пристально посмотрела на него.
Ченк поднялся. Надо идти. Завтра они соберутся, чтобы выработать план борьбы. Теперь уже поздно, да и оставаться здесь нельзя. Им следует быть осторожнее. Вокруг враги…
Итта первой вышла из комнаты, но тут же отпрянула — у дверей мелькнула какая-то серая тень и исчезла.
— Видели?
— Кто это?
— Я не разглядела. Но нас подслушивали!
— Нужно это учитывать. Как видно, агенты Комитета не дремлют.
Все спит еще: небо
и звезды немые.
Светает…
ледный рассвет вставал над призрачным городом. Черное небо начинало светлеть. На фоне его проступали гигантские абрисы солнечных рефлекторов. Ни единый луч не отражался в них. Над горизонтом медленно всходила темно-красная масса угасающего Солнца. Земляне давно уже привыкли глядеть на него невооруженным глазом. Кое-где тлели огненные провалы еще не потухших громадных вулканов. Солнце с трудом поднималось над Землей, бросая свои старческие лучи на блестящую поверхность миллионов рефлекторов… Непослушные звезды не боялись его болезненного света и насмешливой толпой усеивали полнеба.
…Серебристая капля поднялась откуда-то с земли и стремительно полетела на восток. Блестящий аэро отважно разрезал воздух, спеша навстречу Солнцу. А через несколько минут с того же места снялся второй аэро, выкрашенный защитной краской. Он пролетел вслед за первым несколько километров и медленно растаял в воздухе — стенки, покрытые каким-то сложным веществом, с такой силой отражали лучи, что сам аппарат становился совершенно невидим.
Заложив руки за спину, Ченк расхаживал по своему кабинету. Иногда подходил к большой карте на стене, напряженно, задумчиво всматривался в нее и снова без конца по диагонали мерил шагами комнату.
План вырисовывался со всей ясностью.
Пора было отправляться во Дворец решений.
Ченк вышел на балкон, где всегда стояло наготове его аэрокресло. Машинально нажав на кнопки, он мягко поднялся над улицей.
Почти никто не заметил, как Ченк вошел в Зал мудрых решений. Но докладчик, увидев его, резко оборвал свою речь и удивленно обернулся к Председателю.
Ченк, казалось, не обратил на это никакого внимания, спокойно поздоровался и сразу попросил слова.
— Я считаю, уважаемые собратья, что ошибка — не преступление. Я пришел к вам с покаянием. Пришел, чтобы работать с вами, вернуться на завод. Прошу вас разрешить мне испытать на заводе изобретение, которое я собираюсь на днях подарить землянам. Эта новая конструкция носа обеспечит ракетам мягкий удар о поверхность планеты.
Неловкая минута; Председатель будто не замечает. Затем, вежливо:
— Мы с большой радостью приветствуем перемену в вашем образе мыслей, Ченк. Но, может быть, вы объясните нам, в чем состоит ее причина?
— Да, вы имеете право, уважаемые собратья, требовать объяснений, имеете все основания не доверять мне…
— О, нет, нет!..
— Почему вы отрицаете? — улыбнулся Ченк. — Это только справедливо. И я должен все объяснить вам. Меня глубоко ранили тысячи самоубийств, вспыхнувших вследствие нашей ошибочной агитации. Я понял их как протест, как решительное несогласие с нами. Море крови, пролитой по нашей вине во имя бесплодной идеи, вернуло меня обратно к вам, на завод, к любимой работе.
Вновь заговорил Председатель:
— Мы верим вам, Ченк! Мы просим вас вернуться на завод. И ваша работа, ваш проект станут для нас лучшим доказательством того, что ошибка — не преступление.
На другую сторону земного шара перелетел отважный аэро. Там, где волнистой полосой с юга на север начерчен хребет Уральских гор, он остановил лет над небольшой долиной и, как сокол, спикировал вниз. Прикрепился к высокому шпилю на крыше удивительного дома. Плотные металлические жалюзи со всех сторон закрывали крышу и стены. Итта и Юм вышли из аэро на маленькую площадку, которой заканчивался шпиль, обвитый винтовой лестницей.
— Как холодно здесь, Юм.
Она огляделась.
Неподалеку, стиснутое серыми скалами, пряталось мертвое замерзшее озеро. Под грубой коркой льда, сковавшей его, не чувствовалось ни малейшего биения жизни. В полутьме небольшой дом с высоким шпилем и тяжелыми железными веками на закрытых окнах казался сказочным, завороженным.
— Подождите минутку, — сказал Юм и быстро побежал вниз по винтовой лестнице.
Итта стояла, кутаясь в меха. Ветер остро покалывал лицо иголочками мелкого снега. Она напряженно всматривалась в темноту, и вдруг яркий свет вспыхнул у нее под ногами — Юм зажег в доме электричество и разом поднял все металлические жалюзи. Итта стала осторожно спускаться по незнакомой лестнице.
Хотя дом уже долгое время пустовал, он совсем не походил на заброшенное жилье — благодаря своему сложному строению и воздушным каналам стены не пропускали холод. Дом, как громадный термос, поддерживал температуру, установленную здесь Юмом несколько месяцев назад. Неутомимые пылеуловители и вентиляторы очищали воздух.
— Это, Итта, комнаты, где я живу, а на втором этаже моя лаборатория. Я провел в этом доме почти всю жизнь. С тех пор, как у меня возникла идея построить Солнце, я работал тут до изнеможения, до беспамятства.
4
Здесь: «Третьей в вашем союзе» (нем). Цитата из баллады И. Ф. фон Шиллера (1759–1805) «Порука».