Страница 20 из 29
Я понимала, что Вадиму мешала быть естественным его тайна, которой он не мог со мной поделиться, хотя единственная его тайна написана у него на физиономии: он продолжает искать кого-то повыгодней, а меня держит в резерве. Разве мог он поверить, что у меня получится мой бизнес-вояж?
Я не настаивала, а он не утверждал, что он такой же, как полтора месяца назад. Я отдала ему его кредитную карточку, и он машинально сунул ее в карман. Я сказала ему, что нас пригласили покататься на танках. Он согласился.
Как будто он даже доволен тем, что наша интимная встреча откладывается до вечера.
Мы поехали в порт, а потом провели очень пикантный вечер с фейерверком, катаясь на тяжелойгрохочущей машине по залитому разноцветными огнями городу.
- Хотите поводить советский танк, мадам? - спросил меня водитель.
- Конечно, - сказала я, - но как это делается?
- Ну, это очень просто, - и он показал мне две ручки, которые давали движение. Хорошо придумано.
Вадим думал не обо мне, я это чувствовала, ему было на все наплевать. Я перелезла на место водителя. Он даже не помог мне. В конце концов, когда у меня тоже уже было готово испортиться настроение, он вдруг повеселел. Эти мужчины всегда так: чтобы привести себя в нормальное состояние, должны извести женщину.
Я сидела на месте водителя и во все глаза смотрела в смотровую щель, которую он раскрыл до возможных пределов, чтобы увеличить мне обзор, и поминутно перехватывал у меня рычаги управления, когда я ошибалась или когда ему казалось, что мы вот-вот врежемся в витрину.
Вадим сидел сзади и подавал реплики по-русски. Вскоре водитель снова занял свое место, и тут Вадим к нему нагнулся и что-то сказал. Что именно, за грохотом машины я не слышала.
- Уи, мсье, - сконфуженно отозвался водитель, но, видимо, просьбе Вадима внял, машину остановил, открыл верхний люк, подтянулся, вылез из него и захлопнул его над самыми нашими головами. Последними словами его были:
- Мсье, мне очень жаль, но у вас есть только полчаса.
И вот тут Вадим наконец заключил меня в свои объятия.
Я понимала, что Вадиму тоже сейчас плохо, ему надо со мной расплатиться за все, что я для него сделала. Мужчины считают, что могут расплачиваться так же, как и женщины. Я была готова быть великодушной и казалась почти счастливой, весело думала, что все, что он хочет, произойдет именно здесь стараясь сообразить, какую именно позу следует принять в этой железной коробке, но он что-то нащупал в полу и вдруг открыл нижний люк.
Вот как, я и не знала, что из танка можно выходить снизу.
Он вылез через узкое отверстие и стал вытаскивать меня. Я порвала свое платье, мои украшения рассыпались где-то, зацепившись за бесконечное холодное железо, но я осталась равнодушной к таким мелочам.
Оставив меня лежащей на мостовой между гусеницами танка, Вадим снова полез в люк и снял с сидения попоны, которые положены были туда, чтобы нам было не так тряско ехать. В танке они не полагались. Попоны он подстелил под меня на землю, а сам лег рядом со мной.
- Ну что, - рассмеялась я, - как ты это собираешься делать? Между мной и брюхом танка совсем нет места, а на боку тоже ничего не получится, я не могу разомкнуть ноги, может быть, мне одну ногу положить на люк, из которого мы вылезли?
Он молча сопел и, насколько это позволяла теснота, пытался меня погладить. Я отвечала ему. Неожиданно стало совсем тихо, только чуть слышно потрескивали в рыхлом асфальте постепенно оседающие гусеницы.
Наконец я поняла, что он хочет, он захлопнул люк, и мы сумели сделать то, что, не скрою, в эту минуту хотелось нам обоим... Я только думала о том, что приобретение - это та же утрата, ибо, приобретая реального мужчину, теряешь мечту об идеальном.
Вадим вдавливал меня в марсельскую мостовую довольно сильно, он дышал ровно, только тело его было очень горячим. Но я еще не включилась, я была отчего-то холодна, и, когда он выдохнул в экстазе не мое имя, а имя китаянки, я почти не разозлилась.
Теперь я хорошо знала, что потеряла его окончательно. Я ему не нужна. Я не постигла искусство владения мужчиной. Он меня не только не любит, но уже и не нуждается во мне, я ведь все сделала для него и теперь должна исчезнуть.
И в ту же секунду я вдруг поняла, что тоже потеряла к нему всякий интерес. Я состоялась, и я победила. И мы друг другу, как платье, которое нравится, когда ты ходишь, облизываясь, вокруг витрины и ищещь деньги, чтобы его купить, представляешь себя в нем и когда, наконец, купишь, бывало, что в этой же коробке сунешь подальше в шкаф, ибо так долго уже носила его в мыслях, что и надоело.
Я совершенно не могу вспомнить, что произошло, потому что я задумалась о своем и меня теперь не волновал мужчина, который, благодаря мне, удовлетворял свою плоть.
Рев мотора нашего танка разбудил мое сознание. У меня мелькнула мысль: "Водитель вернулся, увидел, что нас нет, и решил ехать дальше один". Это было невероятно. Вадим тоже словно очнулся, и мы оба заорали, но, конечно, наши голоса не были слышны в машине.
Резкая боль в ноге, как будто в нее вгоняла спицу пронеслась через все мое тело до самой головы. Вадим вдруг резко сполз с меня, через мою голову, как будто его бросила туда какая-то сила. Я потеряла сознание, то есть не то, чтобы потеряла, а вдруг ощутилаа себя будто бы отдельно от самой себя и от своего тела.
Я ощутила себя в каком-то немыслимом саду, заливаемом волшебным светом. Свет этот приближался ко мне и становился все концентрированнее.
Я слышала голос, и этот голос был сладостным и неземным, и, как я ни была поражена происходящим, я заметила, что в голосе, вещавшем мне, проскальзывали иронические нотки. Я не помню наверняка, что он говорил мне, но если он позволял себе шутить, то, видимо, еще не все потеряно.
Только потом я поняла, в чем состояла шутка. Я открыла глаза и обнаружила себя в совершенно белой комнате, в которой без труда узнала стандартную двухместную больничную палату, начиненную бесконечным количеством медицинских приборов.
Первое, что пришло в голову: реанимация прошла успешно. Я пошевелила ногами и руками. Это мне удалось, и я успокоилась: как будто, они были на месте.
Шум листвы за окном и то, что я узнала комнату, подсказали мне, что и зрение, и слух у меня тоже в порядке. Позвоночник? Я поерзала, но и он оказался в норме. Тогда в чем же дело? Почему я здесь? Наверное, просто был шок, из которого меня вывели, вот и все. И теперь я могу идти, куда пожелаю.
А где Вадим? Я повернула голову. Туалетный столик мешал мне увидеть того, кто лежал на соседней кровати.
Я не решалась пока приподниматься и только тихо его позвала. Мой голос был непослушным, не моим и неестественно низким, но я успокоила себя, что это, вероятно, от курения и скоро пройдет.
Вместо ответа я услышала с соседней кровати безудержное рыдание. Там плакала женщина, и голос ее в отличие от моего собственного показался мне знакомым.
Тут уж я решила встать во что бы то ни стало с кровати, приподнялась, чтобы увидеть ее и узнать все сразу. Правой рукой откидывала одеяло, а левой придерживала свою непослушную грудь. Я еще даже не сумела ее нащупать, как какой-то звоночек рявкнул в моем сознании. Мои ноги торчали из-под одеяла и касались спинки кровати.
"Я что, выросла? - испугалась я. - Почему они без маникюра? Что, смыли, и сколько дней я тут валялась?".
Тут вдруг до меня дошло: это не мои ноги. Всемилостивый Боже!
И даже не догадка, а озарение пронзило меня насквозь: да, там, где должна была быть моя грудь, ворсилась весьма импозантная мужская щетина.
Мне вдруг стало все понятно. Действительно, мы оба потеряли сознание, наши души на мгновение вспорхнули в небытие, потом, словно парашютики, соединившись, камнем пошли вниз, возвращаясь в наши тела, но перепутали их. Перепутали? А может быть, так было задумано, почему-то же неземной голос вещал с юмором...
Скорее ожидая подтвердить то, что было мне ясным, нежели увидеть что-то новое, я встала с постели. Я была совершенно раздетой и так и прошла в ванный отсек, где было большое, как в отеле, зеркало. Передо мной в зеркале, как я и ожидала увидеть, стоял Вадим.