Страница 15 из 15
На следующий день Таня прилетела в Чикаго. Остановилась в отеле «Бест Вестерн» – неподалеку от аэропорта. Не распаковывая – а зачем, если завтра все равно улетать? – вещи, бросила их в номере. И отправилась в город. Восемьдесят долларов за такси ей показалось дорого – с таким долгом, как у нее, особо не пошикуешь! Поэтому она добиралась до центра на электричке. В загаженном вагоне сидели сплошь негры и латиносы, которые бросали в ее сторону нехорошие плотоядные взгляды. Она старалась выглядеть максимально неприступно. По ее лицу читалось: «Только подойди – в херрасменте[15] обвиню!»
Ей удалось добраться до Чикаго без приключений. Однако обратно уж точно придется возвращаться на такси – вечером в электричке наверняка еще опасней!
Таня немного погуляла по городу. Чикаго ей не понравился: слишком грязно, слишком сумасшедшее движение, слишком много негров. Даже белые яхты на синей глади озера Мичиган не вдохновляли. (А, может, это настроение было такое?)
В молле[16] Таня купила маленькие подарки для всех тех, кого она надеялась увидеть в Москве. Маме приобрела духи «Шанель» номер девятнадцать». Отчиму – кожаное портмоне (не забыла положить туда, чтоб денежки водились, «квотер», монетку в двадцать пять центов). Другу-журналисту Димке Полуянову выбрала «Паркер». Для частного детектива Паши Синичкина купила швейцарский офицерский нож с тридцатью восемью полезными предметами, включая штопор, ножницы и зубочистки. Подружку Риту, светскую хроникершу, решила порадовать шарфиком от «Гермеса». Приобрела также для себя демисезонное пальто от «Максмары» и довольно-таки обыкновенную кожаную куртку. В Москве уже холодно. И только один бог знает, чем ей придется в столице в этот раз заниматься. Может, какой-нибудь подкоп под Бутырку рыть...
Из телефона-автомата (так дешевле) позвонила в монтановскую глушь Тому.
Она и хотела этого разговора, и страшилась его.
Таниным сообщением о том, что она собралась в Россию, Том был уязвлен до глубины души. Еще бы! Сначала она убегает с ранчо куда-то в ночь, а теперь, видите ли, срочно летит в свою дурацкую Москву «по неотложному делу».
– Что за дело, Танья? – жалобно спросил Том.
– Я не могу тебе сказать, – пролепетала Таня в трубку, – но это, правда, очень, очень важно.
– Ну ладно, – довольно-таки сухо промолвил Том, – во всяком случае, я всегда буду думать о тебе. И помни: двери моего дома всегда для тебя открыты.
Татьяне вдруг показалось, что это, быть может, последний их разговор.
Но она ошиблась.
Стоя в чикагском аэропорту О'Хара перед своим выходом 23, где уже началась посадка на московский рейс, Таня вдруг увидела, как сквозь чистую, хорошо одетую и расслабленную толпу к ней идет Том. Усы его печально обвисли. Выглядел он потерянным. Таня впервые подумала, что он уже далеко не молод.
– Привет, Танья, – грустно улыбаясь, сказал Том по-русски.
– Хай! – постаралась быть лучезарной Татьяна.
Том принял игру в хорошие манеры и непринужденно сказал:
– Я прилетел специально – тебя проводить.
Что на это ответишь, кроме банальностей?
– Спасибо, Том... это очень мило.
Он резко взял ее за руку. От напускной светскости не осталось и следа. За это она его и любит... Он так не похож на стандартных благоглупостных американцев.
– Танья, хватит. Давай прекратим это... Отвечай честно: почему ты летишь в Москву?
Что она могла сказать?
– Том, у меня неприятности.
– Что-то с мамой? – он был искренне встревожен.
– Нет. Неприятности у моего друга.
– Твой друг – женщина или мужчина?
– Мужчина. Но он – честно! – просто мой хороший приятель... И ничего больше.
– И ради него ты бросаешь меня и отправляешься в Москву, – грустно подытожил Том.
Ну как ему объяснить?
Регистрация заканчивалась. Негритянка за стойкой бросала на Татьяну с Томом неодобрительные взгляды: ей хотелось побыстрей заняться подсчетом пассажиров.
– Мадам, прошу поторопиться...
Том устало вздохнул:
– Кажется, я все понимаю... Ты от меня уезжаешь...
У Тани на глазах выступили слезы:
– Томчик, милый! Если бы ты знал, как я хочу остаться!
В его глазах полыхнул огонь:
– Танья, скажи... ты меня правда любишь?
Она честно ответила:
– Я без тебя жить не могу.
Он решительно сказал:
– Тогда поехали. Ты никуда не летишь.
...Но Татьяна все-таки улетела.
Сейчас, продвигаясь вместе с бандитами в их черном джипе куда-то в глубь Московской области, она с наворачивающимися на глаза слезами подумала вдруг о том разговоре. И с необыкновенной ностальгией вспомнила об ароматном, чисто вымытом и благоухающем чикагском аэропорте О'Хара. И о ранчо Тома. Там было так покойно, удобно. Так уютно спалось под утро на плече у Тома – под шум дождя, под ватным одеялом... Куда ее опять понесло? Во что она снова ввязалась?
Вертлявый молодчик, сидевший рядом в кожаном кресле джипа, вдруг сказал:
– Виноват, мадам, я должен вас потревожить.
Таня вопросительно повернулась к нему.
Господинчик достал из кармана черную шелковую ленту.
– Не могли бы вы повернуться спиной?
Татьяна все поняла и обернулась к окну. Бандитик накинул ей на глаза сложенную в несколько раз ленту. Прихватил сзади, стал завязывать.
– Волосы больно! – прокричала Таня.
– Виноват, – с оттенком сладострастия проговорил молодец.
Из-под ленты не было видно ни зги. Сплошная чернота.
– Если ты, – зловеще прошептал бандюкелло ей прямо в ухо, свистя слюнками, – будешь повязочку скидывать, получишь перышко в бочок. Это не смертельно, но оч-чень больно. – В подтверждение в ребра Тане уперлось что-то острое. – Так что не кочевряжься.
Таня и не собиралась кочевряжиться. Раз она согласилась работать на бандитов – чего теперь, спрашивается, устраивать комедии из серии: «Я вся из себя такая невинная!»
Джип продолжал свистать по шоссе. От нечего делать (к тому же – вдруг пригодится?) Татьяна принялась запоминать дорогу – насколько это было возможно с повязкой на глазах. У нее всегда было обостренное чувство времени, и она обычно могла безо всякого хронометра определить, с точностью плюс-минус пять минут, который теперь час. (Только когда рядом был любимый человек, чувство времени сбивалось. Тогда часы то летели, как сумасшедшие, то растягивались, словно расплавленные циферблаты на картине Дали.) Но теперь любимого рядом с ней не было – и трудно было даже представить, где он. Поэтому «внутренний хронометр» не откажет, она сумеет точно определить время поездки. Потом, если умножить это время на скорость, она узнает, сколько километров они проехали. Жаль только, что по звуку джипа не определишь, как быстро он несется – может, девяносто километров в час, а, может, все сто семьдесят. Это вам не наша «копейка» или «шестерка», которая на скорости восемьдесят километров ревет в одной тональности и раскачивается с одной амплитудой, а на ста двадцати – с иной.
15
От английского herassment – сексуальное домогательство. За последние годы в США выиграны сотни процессов по этому обвинению. «Херрасментом» может оказаться даже безобидное: «Девушка, можно с вами познакомиться?»
16
Большой универмаг.
Конец ознакомительного фрагмента.