Страница 1 из 13
Зимин Александр Владимирович
Отражение в разбитом зеркале
Отражение в разбитом зеркале.
1
Он противился этой поездке, как только мог. Воспоминания его пугали. За двадцать лет жизни вдали от России, он наконец-то стал забывать, - забывать, когда был Денисом Летовым.
Сейчас он - Ларский Денис Анатольевич. Гражданин Израиля. 61 год. Вдовец. Фамилия? Фамилия жены. Он мог не менять фамилию, но, женившись на молодой красивой еврейке в 1994 году, он старался вытянуть себя за волосы из болота, которое называлось - его жизнь. Ему хотелось сбросить с себя всё, что связывало, напоминало, или отдаленно поплевывало грязной тенью семьи Летовых, отчуждение от которой он почувствовал уже в детстве. Вообще-то, говорить о детстве, и даже думать, - вспоминать, как иногда это делают сентиментальные писатели, ему не позволяла ранимая совесть. Совесть, которая блокировала каждый всплеск вранья, - было неприятно говорить о жизни в семье Летовых. Он стыдливо молчал, когда разговоры закатывались в прошлое, потому что боялся проболтаться, открывая правду, но более всего боялся красивого тумана, который, почему-то, всегда застилает рассказы о близких людях. Мы всегда преувеличиваем их реальные достоинства, забывая о недостатках, которые, на самом деле, разбивают в прах красоту и благость придуманного образа....
Эта неожиданная командировка в Москву всколыхнула из темных подвалов памяти уже "забытое", как резкий порыв ветра поднимает с земли всю грязь копившуюся годами. Грязь, поднимаясь и кружась, облепляет человека, забивая глаза, на которых невольно выступают слезы, перекрывает дыхание, не давая чистому воздуху свободно проходить в легкие, и человек, пытаясь вдохнуть, заглатывает эту мутную смесь глубже и глубже.
Что-то подобное случилось с Ларским сразу, как только он понял, что отвертеться от поездки не удастся. Его босс, еще совсем молодой человек, некстати напомнил, что "в солидную фармацевтическую компанию" он попал по протекции отца его покойной жены, и, хотя, пока особых ляпов в работе господина Ларского не замечено, но: "...согласитесь, что вы - человек окончивший инженерно-строительный институт в СССР, как-то не особо вяжетесь с компанией занимающейся производством и продажей лекарственных препаратов".
Ничего не оставалось, - он "принял предложение". Возвратившись домой, Ларский сразу прошел к холодильнику, и достал початую бутылку русской водки, наличие которой в доме было законом. Схватив первую попавшуюся под руку чашку, наполнил ее до края, "залпом" проглотил спиртное, и огляделся по сторонам, как будто чего-то искал.
-- Что я ищу? - Неожиданно он задал вопрос самому себе вслух, и тут же ответил. - Наверное, "вчерашний день".
Удерживая запотевшую бутылку, Ларский протянул руку, в которой была чашка, чтобы поставить ее на стол, но почти тут же услышал скрежет разбивающегося о пол фарфора. Он опустил голову, невидящим взглядом ощупал грязный кафель, который когда-то укладывал сам, и, переступив через цветные осколки, вышел в гостиную.
Денис опустился в кресло, и тупо уставился на бутылку, с которой стекала бледная испарина. Он ощущал внутри себя неясное жжение, а во рту сладковатый привкус, который заставлял ворочать языком для выделения слюны, смывающей остатки водки. "Очень неприятно, когда волка задерживается во рту. Недаром, в России ее непременно закусывают", - ненужная мысль возникла сама собой.
-- Россия! - Тихо пробурчал он. - Что я там забыл? Я не хочу смотреть на старые стены разваливающегося дома.
В начале 90-х Россия представлялась, как огромное поле покрытое редкими клочками полуразвалившейся цивилизации, и расстояния от одного до другого были огромны. Между ними бродил шальной ветер, пригибая всё живое к мертвой земле.
Уезжая в 95-м году из Москвы в Тель-Авив, Денис именно так представлял себе Россию. Себя же видел никому не нужным, бесполезным, и даже чужим.
Всю жизнь до 91-го года, когда исполнилось 37 лет, он чего-то ждал, надеялся, но не верил.
Денис Летов всегда производил впечатление независимого, самодостаточного, в то время, как наедине с собой, копаясь в смутных лабиринтах души, он ясно осознавал, что нуждается в поддержке. Для знакомых и даже посторонних он создавал впечатление успешного, крепко стоящего на ногах человека, которому должны завидовать, но, как ни странно, Денис понимал, что растрачивает энергию на усилия создания образа, от которого никто не становится счастливее. Чтобы быть самим собой, то есть человеком, которому тоже нужны люди способные помочь и поддержать, сил не оставалось.
Таким откровениям он позволял всплывать в голове только когда оставался совсем один. Люди, окружающие и далекие, ему мешали тем, что с ними нужно считаться, правильно отвечать на их реакции, соглашаться с табу, впитавшиеся в каждую личность, подставлять другую щеку, когда ударяют по одной, и отвечать на их просьбы, а отказывать Денис не умел. Чувство вины, возникающее всегда при отказе соглашаться с мнением другого, его угнетало настолько, что было проще согласиться. Он всю жизнь мечтал убить эту черную черту характера, за которую презирал себя, но приходил другой, и все повторялось.
Иногда это проявлялось по-другому. Желая о чём-то спросить незнакомого человека, Денис терялся, снова всплывало чувство вины за беспокойство вопрошаемого. В итоге - слова упирались в зубы, и вопрос оставался незаданным.
Наверное, поэтому, он часто замыкался в свой, придуманный мир, не подпуская никого к его границам. Он создавал иллюзию, в которой было хорошо, - люди понятны, добры, и источают любовь. Любовь бескорыстную, не требующую взамен ничего, даже ответной любви, что, в конечном итоге, тут же наполняло его неприятной зависимостью.... И все разрушалось. Мир стройных иллюзий уже больше напоминал реальность, и мечты, гревшие недавно душу, покрывающие ее красивой пеленой, превращались в смрадный туман настоящего....
Ларский сделал несколько глотков водки, и неохотно поставил бутылку на пол. Проведя ладонями по голове, он слегка приподнял короткий "бобрик" волос, и взъерошенные мысли забродили быстрее. Мысли бегали из угла в угол, обрывались и возникали, переплетались и раскручивались, - они не находили себе места, чувствуя, что чужды новому образу этого человека.
Мысли об умершей в 95-м матери, о брате, который всегда был чужим, сталкивались друг с другом в голубых сумерках опьяненного мозга, и рассыпались, оставляя после себя горькое послевкусие.
Ему "до боли" хотелось вспомнить что-то хорошее, "подсластить пилюлю" благостным образом из прошлого, но вихри, кружившие в голове, выбрасывали на поверхность только странные очертания неясных переживаний, необъяснимые желания, и полчище скелетов, вывалившихся наружу из тайников....
Денис откинулся на удобную спинку кресла, затылок прикоснулась к подголовнику. Он закрыл глаза, и, кажется, перестал думать.
Через минуту Ларский уже спал.
2
Наступил день отъезда, и Денису казалось, что он успокоился, или смирился с неизбежностью побывать на Родине. Уговаривая себя, Ларский нашел кучу аргументов для того, чтобы не тревожить душу волнением встречи с прошлым. Главным было то, что командировка продлится всего три дня, и за это время он физически не успеет отвлечься от делового настроя, посвятив себя ностальгическим воспоминаниям. Конечно же, это было очередное вранье, остужающее разгоряченное воображение, но такое вранье ласково ложилось на душу, запихивая поглубже неудобные мысли.