Алиса в стране Оплеух

Постыдно, что обесчестила мораль Белого Кролика, огорчила герцогиню, но, если девушка не заражена пережитками пещерного времени, поступки её идеальные, подобны зеркалу из ртути, то никто не назовёт меня стяжательницей.

Нет причины для оскорблений Тургеневской институтки с малюсенькими недостатками – смешлива излишне, как бабочка с десятью крыльями».

Графиня Алиса осмотрела себя, отдала бы приговоренному Белому Кролику нижнее бельё герцогини, но – ни золотой обруч с Камнем Тёмной Силы, ни высоченные кожаные фюрерские сапоги, ни коротенькое подобие юбочки – не претендовали на звание нижнего белья.

И нижнего белья нет; под юбочкой только естественное, благочинное, без запятнанной морали.

Графиня Алиса успокоилась, присела перед Белым Кроликом в изысканнейшем реверансе – конфетка дюшес, а не девушка, благородство в золотом слитке.

— Горько усмехнулась бы над вашей бедой, Белый Кролик, но окончательно не решилась пока с презрением отвесить вам оплеуху за то, что вы опорочили герцогиню.

Невозможно поставить себя выше людей, и каждый человек должен в тёмной комнате предостерегать себя, чтобы не вступить в капкан на чёрта, а в капкан и в тенета лжи попадаются только люди без мечты.

Видите ли вы в себе мечтателя, барон Кролик?

— Овечка Долли, клон клоуна Ракомдаша? — близорукий красноглазый Белый Кролик приблизил к очам полевой бинокль образца сорок третьего года, с пристрастием палача с Лубянки рассматривал лицо графини Алисы. Опустил бинокль ниже, охнул, содрогнулся, подпрыгнул, загнул уши фантиками. – Рабыня Изаура ты!

Сбегай, принеси три тонны нижнего белья для герцогини – одна нога здесь, а другая в моей опочивальне, на сене.

Сгонишь собаку с сена, займи её собачье место!

Меня не волнует, где ты возьмёшь три тонны грязного нижнего белья, смердячка!

На дорогу получи – три заветных антарктических оплеухи.

Не морж я, но оплеухи у меня холодные, по температуре – внутренняя сторона бёдер герцогини.

Раз оплеуха!

Два оплеуха!

Три оплеуха! — Белый Кролик раскраснелся, даже вспотел при справедливой раздаче оплеух, пищал, словно комар в носу капитана Моргана. – В евстахиеву трубу Рогача не заглядывай, в ней – ад, кромешная тьма и горы кипящей серы.

Нет нижнего белья в евстахиевой трубе Рогача; стенания и мор – да, а нижнего белья нет, я проверял, каблук гусара мне на могилу.

По утрам в зеркало гляжу, как в зеркало — потешно я сказал – в зеркало, как в зеркало, ищу в себе необратимые изменения, вдруг – второй пенис вырос на груди; у французианского Короля пенис на лбу вырос, а у меня обязан появиться на груди, я же не Король, а – Император подземного Мира.

Шёрстку на груди проверяю, вшей ищу, иногда заговариваю с тенями из зеркала, бью кулаком в страшные потусторонние морды, воспитываю в них гордость монстров Зазеркалья, бойцов видимого фронта, строителей саркофагов.

Поучительно рассказываю случаи из истории каннибализма, но толку и Правды нет в моих кривляньях перед зерцалом.

Даже в Принцессу Цирка не превращался ни разу – обидно; себе оплеухи раздаю за ничтожность.

Изаура, ты ещё здесь, оторванная от жизни деморализованная самка клопа?

Сергея Ивановича Королёва на тебя нет, окаянная!

— Бегу, бегу, изувер, душитель свобод! – графиня Алиса удивлялась сама себе, бежала по приказу Белого Кролика, искала три тонны нижнего белья герцогини, наступала на мыслящих улиток (улитки липкими глазами били по ногам графини, называли удары по ногам – оплеухами). – Адская сила убеждения погнала меня, вырвалась словами из уст Белого Кролика, подчинила, нагнула, отправила в пешее путешествие, словно я не благородная девица, а – Наиблагороднейшая.

Подвиг мой – в послушании, скромности; не перечу старшим, а Белый Кролик – судя по его судейской плеши – старше меня на сто лет. – Графиня Алиса задумалась о судьбе инвалидов Малайзии – бедненькие они, не познали Истину моральной устойчивости, – с разгона головой ударилась в пряничный домик, сладенький, премиленький, Сахар Медович, а не домик. – Дом Белого Кролика, непременно его дом, иначе я потеряю доверие к себе, назову себя шибкой кларнетиста, сломанным пюпитром. – графиня Алиса вошла в ароматный домик, откусила от пряничного дивана, жевала пряник, стыдила себя за излишнюю прямоту в чужом доме, но откинулась на мягкие подушки, задрала шикарные – скромно не хвалила себя, но любовалась – ноги на пряничный пуфик и задумалась о Правде и Лжи, Добре и Зле!

На пряничном столике стоял знакомый запотевший штоф с белой жидкостью, а на кожаном ярлычке кровью написано – «ВЫПЕЙ МЕНЯ, КРАСАВИЦА».

— И выпью, ничто мне не стоит, эстетически скромной, благочинной барышне!

Если ярлычок просит, то я – послушница конфузливая — исполню его последнюю волю – так гробовщик исполняет приказ умершего графа. – Графиня Алиса смело приложилась к графинчику – едкая жидкость обожгла горло, отбросила кровь с чресел (Алиса в расколотом зеркале увидела, как посинели ноги от недостатка крови, а лицо превратилось в морковку) в голову.

Графиня Алиса откусила от пряничного столика изрядный кусок – казнокрады позавидуют аппетиту девушки, занюхнула юбочкой – при этом удивилась своей гибкости Олимпийской чемпионки. – Всё на потребу незамужней девушке!

Любопытно! Сергей Иванович Королёв – о котором столько говорят в Стране Оплеух – Принц на Белом Коне? – графиня Алиса прислушалась к шуму в голове, и, вдруг, захохотала, восклицала в прелести, размахивала руками, ударялась в хохоте головой о пряничную мебель, сползла в изнеможении на пряничный пол. – Умора – Принц на Белом Коне!

На пряничный столик вскочила крыса, с осуждением в бусинках агатовых очей рассматривала – извивающуюся в рыданиях смеха – графиню Алису, недовольно качала головой, словно заводила пружину настенных часов с маятником.

— Пришла в чужой дом, в обиталище господина Белого Кролика, задеваешь комариным носиком его честь, а не знаешь, что жизнь Белого Кролика прошла в завидных преодолениях ласк герцогини.

— АХАХА! Крыса, прокладывательница воздушных дорог от мозга к сердцу! – графиня Алиса запихивала раздувшиеся воздушные шары грудей за кожаные ленты, силилась прикрыть заветное крохотулечкой юбки – так Афродита в бане пытается березовым веником закрыть сразу все свои непристойности. – Ты еще мне оплеуху отвесь маленькой розовой лапкой с бриллиантовыми коготками.

Белый Кролик назвал меня рабыней Изаурой – может быть, я – она: а ты – милосердие с оплеухами в сердце.

Не рассказывай о своём тягучем детстве, как дрейфовала с Папанинцами на льдине, кушала сухари и верила, что чёрные точки в твоих глазах – не четыре полюса Земли, а – четыре Всадника Апокалипсиса.

— Замолчи, благородная девица!

Не смей!

Слышишь, убийца Правды! Не смей!

Ты не Сергей Иванович Королёв! Тебе не позволено, мерзавка!

Гори ты в адском пламени чёрной свечи! – Крыса тоненькой лапкой ударила по щеке графини, тяжесть бед мормонов заключена в ударе.

Графиня Алиса отлетела от удара, сбивала в полёте пряничные вазы, пряничные книги, пряничные этажерки, уткнулась головой в пряничный шкаф, словно дошла до точки Истины.

Двери шкафа отлетели осенними листьями, и из нутра, как из евстахиевой трубы Рогача, посыпалось нижнее бельё – не меньше трёх тонн, вывалились скелеты, и даже – маленький барабан с надписью «Белому Кролику от тщедушных барабанщиков Амстердама».

— Апокалипсис! Белый Кролик ждёт нижнее бельё герцогини, а я пирую, пью из графинчика, словно в столовой Института Благородных Девиц компот из плодов боярышника дегустирую.

Может быть — я после жижи из графинчика — выросла до размеров Останкинской телебашни? – графиня Алиса с холодом в душе ощупывала себя, сравнивала с благородной крысой-обличительницей, но не находила изменений, роста конечностей – так бородатая женщина укоряет небритого мужа. – Выросла! Всенепременно выросла, но морально!

Дух мой укрепился, а моральную основу золотыми шпагами не сломают даже сто Принцев на одном гигантском Белом Коне.