Ключи стихий

— …после чего именно тебе предстоит продолжить наше дело, — молвила она напоследок, — когда случится то, что должно случиться… с восшествием Черной Звезды. Кому-то нужно будет сохранить знания, которые до поры сделаются бесполезными. Ну а потом, разумеется, очень всем нужными… и запретными, несколько позднее, увы, тоже.

Аника хотела последовать за ней, для чего тоже поднялась по ступенькам крыльца. Но Ксантарда лишь усмехнулась… и растаяла в воздухе. А затем и образ бывшего здания ратуши, да и всего Кукенхейма подернулся туманом и, померкнув, исчез.

А хорошо все-таки, что в команде «Перста Сабрины» имелись маги. И то, что хотя бы один из них умел пользоваться не только боевыми заклинаниями, но и чарами исцеления, было еще лучше. Ну и уж совсем замечательным оказалось то, что рана Аники была не слишком серьезной. А коль девушка не погибла сразу от руки и сабли одного из островитян, то с лечением затруднений не возникло. Времени много оно не потребовало — магу хватило сделать пару пассов, и за минутку-другую рана затянулась.

Другое дело, что прибегли к помощи мага уже после окончания битвы, и когда Анику перенесли в каюту. А пока помощь подоспела, вместе с кровью девушка успела потерять немалую часть жизненной силы. Эту, последнюю, как пояснил один из корабельных волшебников, нельзя ни увидеть, ни потрогать, но на самочувствие любого живого существа она влияет так же, как например, запас золота в казне — на состояние государства.

Ролан подозревал, что силу эту у юной спасительницы всего корабля отняла не только и не столько рана. Но и, причем в немалой степени, один из злополучных Ключей. Впрочем, предположение это конфидент предпочел держать при себе. Аника же, так или иначе, большую часть обратного пути была в состоянии лишь валяться на койке, да кое-как передвигаться по каюте и по палубе.

В себя худо-бедно она пришла только, когда до столичного порта осталось чуть больше пары дней. Ролан же, глядя, что Аника пошла-таки на поправку, изменил свое изначальное решение на ее счет. Если прежде он намеревался окончательно отделаться от обоих своих спутников, выдав им по прибытии долю сокровищ и сказав «Прощайте!», то теперь конфидент сообразил, что поступить так имело смысл только с Джилроем. Доставшуюся ему долю клада веллундец, разумеется, тоже пропьет и проиграет в карты да в кости, Ролан не сомневался. Но полагал, что сие уже не его заботы.

А вот в дочери Ханнара конфидент был заинтересован куда больше. Ему в голову пришло, что с помощью девушки добраться до последнего из Ключей Стихий будет намного легче, чем Ролан рассчитывал поначалу. Во всяком случае, добираться до Клыкастых гор — хоть на корабле мастера Винчеле из Венталиона, хоть как-то иначе — уже могло не потребоваться. Еще конфидент надеялся, что удастся обойтись и без долгих трудных переговоров с правителями лил’лаклов. Что были, как ни крути, врагами, причем времени с той войны прошло всего ничего.

Расчеты же сэра Ролана зиждились вот на чем. Он вспомнил о костяных амулетах, с помощью которых ведьмы Ковена призывали себе на помощь крылатых союзников. Об этих амулетах успела разузнать Аника… и Анике же предстояло теперь самой воспользоваться одним из них. Почему? А по той простой, хотя и не для каждого заметной, причине, что девушка была последней, кто имел хоть малейшее право представлять разгромленный Ковен.

Да, у ведьм она успела побывать всего лишь ученицей — ничего не умеющей и мало что знающей. Но ведь лучше что-то, чем ничего. Тот же Ролан и вовсе не имел никаких оснований обращаться к народу рукокрылов, а тем более от имени Ковена.

Своими соображениями конфидент поделился с Аникой уже в порту. И девушка согласилась — причем с неожиданной легкостью. «А что, — говорила она, — неплохая задумка. Должно сработать… и как только я сразу не догадалась?»

И не возмутили, не оскорбили девушку (о, чудо!) ни идея Ролана связать ее с проклятым и зловещим Ковеном, ни само желание продолжать ее использовать после всех злоключений.

Ролан же, в свою очередь мысленно поблагодарил богов, что не обделили его сообразительностью и дальновидностью. Благодаря коим он и догадался во время атаки на Кукенхейм захватить несколько амулетов в качестве трофеев — не ограничившись только Серой Гнилью и не предав амулеты огню вместе с прочими вещами ведьм и самим городком. И теперь вот костяные амулеты лежали, собирая пыль, в одном из хранилищ Каз-Рошала, ожидая, когда снова хоть кому-нибудь, да понадобятся.

По возвращении в замок Ролан услышал добрую весть. Некий маг, по описанию похожий на отступника-Прирожденного, брата Руэри проник в королевские покои и попытался похитить самого Лодвига Третьего. К счастью, затея его провалилась, как рассказал сам король. В дело вмешались другие маги — тоже явно не из цеха — и не оставили от мерзавца даже горстки пепла.

А коль так, то бояться хотя бы Руэри уже не стоило — как-то помешать сбору Ключей и призыву Темной Звезды он теперь был не в силах.

Тем не менее, расслабляться тоже было рано. Время следовало беречь, так что призвать лил’лаклов решили уже на следующую ночь после прибытия. Для встречи выбрав, понятное дело, не Каз-Рошал и даже не любую из улиц столицы, а лес в нескольких милях от города. Вернее, одну из полян этого леса.

При свете костра Аника осторожно, двумя пальцами, взяла амулет в виде летучей мыши, и несколько минут разглядывала его, переворачивая, и зачем-то взвешивала в руке. Что именно требовалось делать, девушка толком не знала. А спросить было не у кого.

Сидевший по другую сторону от костра Ролан в тревожной нетерпеливости наблюдал за ее судорожными манипуляциями. А в нескольких шагах от поляны, затаившись среди кустов и деревьев, конфидента и его спутницу стерегли гвардейцы — целый десяток — с мечами и арбалетами наготове.

Наконец, Анике вспомнилась другая ночь, в ином лесу. Когда Ксантарда решила скормить сделавшихся ненужными лошадей лил’лаклам — «крылатым друзьям». А дабы сообщить им… крепко сжала амулет пальцами. Причем сам амулет висел у нее на шее.

«Надо бы повторить, — вполголоса пробормотала девушка, обращаясь к самой себе, — сделать то же самое… ровно то же самое, тогда больше шансов, что сработает».

С этими словами она осторожно надела цепочку с амулетом себе на шею. А затем стиснула костяную фигурку двумя пальцами — чуть ли не ногтями в нее впилась. И даже дыхание задержала от напряжения.

— Все! — на выдохе сообщила Аника конфиденту, отпуская амулет, — теперь остается только ждать. Все, что могла, я сделала.

Ролан лишь молча пожал плечами. Что придется ждать, он и без того понимал. Откликнутся или нет рукокрылы на призыв последней ученицы Ковена, а прибыть мгновенно они не способны точно.

В ожидании прошли несколько часов. Аника успела задремать, сидя у костра и уткнувшись лицом в колени. А вот конфидент бодрствовал, ибо уж очень был напряжен в предвкушении встречи. Что до гвардейцев, то они тем более не могли позволить себе хотя бы прикорнуть. И даже просто немного ослабить бдительность.

До рассвета еще было далеко, хотя чернота ночного неба успела смениться, скорее, синевой. Тогда-то Анику и разбудило хлопанье кожистых крыльев. Девушка встрепенулась, приподнимая голову. Весь подобрался и сэр Ролан, рукой нащупывая эфес шпаги.

Две крылатые фигуры сделали круг над поляной, точно осматривались. А затем, наконец, спустились на траву. Сложились за спиною крылья, а в свете костра сверкнул металл доспехов. Две пары чуть поблескивающих в темноте глаз с недоверием посматривали то на конфидента, то на Анику… то на амулет на ее шее.

— Неужели кто-то еще остался, — произнес один из лил’лаклов суровым голосом, — так кто же из человеческих служительниц Урда’лайи по-прежнему жив? Кто призвал на помощь нас на правах союзников и собратьев по вере?

— Я, — к досаде своей несмело отвечала Аника, — из всего Ковена выжила только я. Потому что была лишь ученицей…

— Ученица, значит, — резким тоном обратился к ней второй рукокрыл, — а вот скажи, ученица… ты уже прошла ритуал посвящения?