Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 22



Удивленные китайцы переглянулись. Слепой продолжал:

— Фа сказал, что Синг должен быть казнен. Но тот, кто умер, больше не может говорить. Он уносит свои тайны с собой. Он уносит с собой тайну бумаги.

Братья, Фа прислал меня вслед за вами, чтобы мы узнали у Абу-Синга, куда он девал половину «священного сокровища» — документа. Она должна быть у него. Только пытка вырвет у него признание. А потом… — китаец сделал красноречивый режущий жест.

Китайцы молчали. Очень вероятно, что этот, притворявшийся слепым, тоже посланник Фа, облеченный высшей, чем они, властью. В истории общества бывали такие случаи. Что он из «детей Черного Дракона» — это не подлежит сомнению. Он понимает все тайные знаки и правильно отвечает на них. В конце концов, дело остается тем же. Весь вопрос в том — убить ли Синга сразу, или предварительно подвергнуть его пытке?

По безмолвным взглядам слепой китаец понял, что его предложение принято. Он приступил к делу.

Его живые зрачки вспыхивали тусклым огнем. Неподвижное припухшее лицо повертывалось в разные стороны, отдавая приказания. «Он уже подверг пленника пытке прижигания, — можно продолжить ее. Нужно раскалить еще один прут и щипцы, вот те, которые лежат в углу. Голову Синга окружить чем-нибудь мягким, чтобы он не расшиб ее и не ускользнул от допроса». Он вытащил из угла подушку и, приподняв сопротивлявшийся затылок, подсунул ее туда.

Синг перестал сопротивляться. Он знал, что погиб окончательно, погиб самой страшной из всех смертей. Одна надежда на милицию. Только почему она не принимает мер?

Как бы угадав его мысли, слепой китаец дал радостное объяснение.

— Белая крыса ждет помощи, — он снова говорил по-китайски, и его слова звучали нескрываемым торжеством, — помощи не будет. Желаешь знать, почему? Потому, что записка, которую ты написал, давно разорвана и сожжена. Я хорошо обманул тебя: я видел все, но даже росток подозрения не расцвел в твоей душе. Мальчишка был еще раньше подкуплен мной. Да. Ничто, — понимаешь, — ничто не поможет тебе избежать мучений.

Бегающие, ненавидящие зрачки близко придвинулись к лицу Синга. Уже некоторое время зрачки эти напоминали ему глаза другого, погибшего врага. Но он знал наверное, что тот враг умер.

А этот голос! Желтые, длинные пальцы, на одном из которых старый косой шрам. Не эти ли руки протягивались к его горлу на отвесе горной вершины Тибета? Не этот ли голос… Но ведь тот, укравший бумагу, погиб, упал в бездонную пропасть. И затем — другое лицо. Хотя…

Нестерпимая вспышка, мгновенное озарение осветили измученный мозг приговоренного. Конечно же, это так… Этот слепой китаец…

Слепой китаец так же склонялся над телом распластанного врага. Двое других, сняв пальто, возились у печки. Остальные, сидя на корточках, беспечно болтали. Громкий голос пленника заставил их едва-едва повернуть косоглазые лица.

Зато другой звук — уверенный, резкий звонок — моментально поднял их на ноги. Все пятеро испуганно переглянулись.

Звонок повторился.

Один из китайцев исчез за дверью.

Он вернулся меньше, чем через минуту. Он был не один. Запыленный, усталый путешественник, чертами лица — брат каждого из остальных, быстро вошел за ним.

— Братья, я приехал из Пекина. Вот пергамент с приказом Фа. Хорошо, что я поспел вовремя: непредвиденные обстоятельства задержали меня по дороге.

Он окинул быстрым взглядом комнату и задержался на привязанном к кровати.

— Отпустите Абу-Синга. Он — друг. Доктор Сунь-Вэн рассказал нам все. Да будет благословенно небо, не допустившее смерти борца за правду.

Китайцы бросились к кровати. Они ловко распутывали веревки, впившиеся в отекшее тело. Но Абу-Сингу было уже безразлично все происходившее кругом. Глубокий обморок погрузил его в качающую пустоту.

Когда он очнулся, он увидел, что пятеро китайцев окружают шестого, того самого, который привез его сюда. Китаец объяснял что-то, держа руки в складках шинели. Китайцы слушали мрачно и подозрительно… Синг опустил босые ноги на пол и протянул вперед указательный палец правой руки:

— Дети Черного Дракона. Возьмите этого человека — он истинный виновник пропажи документа. Он — враг и предатель. Это — Ли-Во, Львов, тот, который, как мы думали, погиб в ущелье Тибета.



5. Маска сорвана

Не успели отзвенеть в воздухе последние звуки этих слов, как слепой китаец рванул из кармана черную сталь кольта. Но было уже поздно. Десяток желтых рук схватил его и лишил возможности движенья.

Синг шагнул вперед, чувствуя жгучую боль в опаленной ноге. Протянув руку, ухватился пальцами за морщинистую лимонную кожу врага. Он потянул — щека, а с ней и все китайское лицо остались в его руках. На присутствующих смотрело бледное, силящееся презрительно улыбнуться, лицо Львова.

Синг продолжал:

— Вот человек, у которого должен быть остаток документа. Вы хотите знать, кто он такой — я скажу вам. Я успел навести справки об этом субъекте.

Последний отпрыск гнилого рода русских аристократов, князь, потомок английских лордов, он унизился до того, что вступил в бандитскую шайку, орудовавшую на Востоке. Когда это дело прогорело, он решил заняться более выгодным. Он проник в ваше общество под видом революционера и чуть не продал своим друзьям-англичанам свободу Китая. Что нужно сделать с таким человеком?

Заговорил приехавший китаец:

— Такого человека ждет мучительная смерть, о друг несчастный. Но не забудем о его главной вине. Верхняя часть бумаги, сохраненная тобой, передана Сунь-Вэном в руки Фа. Нижней, исчезнувшей части нет нигде. Она должна быть у этой собаки. Слушай, предатель, отдашь ли ты нам эту половину?

Львов медленно покачал головой.

— Хорошо. Ты отказываешься отдать нам нашу собственность. Это — твое последнее слово? Еще раз взвесь на весах рассудка твои слова. Отвечай!

Бледное лицо Львова покрылось легким румянцем надежды. Он нахально и высокомерно посмотрел на окружающих.

— Цена этого документа — моя свобода. Да, остаток бумаги у меня. Но он в надежных руках. Вы можете убить меня, и не получите его. Кроме того, даже в этой покинутой богом стране есть закон. За убийство здесь расстреливают. Только ценой свободы…

Выгибаясь и вбирая голову в плечи, заговорил другой китаец:

— Свобода. Нет, ты осужден и ты умрешь. Но ты можешь умереть по-разному. Сейчас ты будешь раздет и связан. Мы будем карать тебя, как отцеубийцу и клятвопреступника. Вот этими щипцами, раскаленными добела, мы вырвем сосцы твоей груди и то, чем ты и тебе подобные рождают детей. Если и после этого ты не откроешь секрета, мы вырежем твои коленные чашки. Твои ноздри и уши тоже будут преданы огню. Потом — ты видишь эту печь? — мы будем держать тебя — раздетого и истекающего кровью — прижатым к железу до тех пор, пока твое мясо не обнажит костей. Потом…

Вероятно, Львов переживал в эту минуту далеко не приятные чувства. Его глаза расширились, сухие губы подергивались нервной дрожью. Но на новый вопросительный жест говорящего он снова слабо качнул головой.

Это дало толчок окружающим. Двое прыгнули и быстро сорвали с него верхнюю одежду. Обнажилось костлявое, волосатое тело. Один из китайцев снял с огня светящиеся щипцы и подошел ближе.

Это уже было выше обычного мужества. Хриплым и еле слышным голосом Львов простонал:

— Постойте… В меховой шапке… зашит под подкладкой спереди… Возьмите его и кончайте меня, желтые вонючие дьяволы!

Он обвис в державших его руках. Облезлый мех затрещал в судорожных пальцах искавших. Остаток бумаги очутился в руках «детей Черного Дракона».

Но еще одному необычайному событию было суждено закончить эту трагическую сцену.

Посол Фа с того самого момента, как тело Львова обнажилось для пытки, впал в настоящий длительный столбняк. Только после находки документа он стряхнул с себя оцепенение и повернул к другим мерцавшие ужасом глаза.

— Капитан Лайон, первый белый дьявол, — он указал прыгающим пальцем на бесчувственное тело.