Беглец. Трюкач

— Да ничего там такого не будет. Автобус останавливается на небольшой стоянке, все выходят размять ноги, беглец выпрыгивает из окна туалета и шныряет в близлежащий лесок. Вот и все. Мне надо только немного подшлифовать детали.

— А что потом? Ну, когда он падает в машине с моста?

Рот ухмыльнулся.

— Посмотрим ближе к делу. Всему свой черед. Вот доберемся до этой сцены и решим.

Камерон сидел, уставившись в горшочек с тушеной говядиной, раздумывая над его словами. Внезапно перед его мысленным взором всплыло лицо Нины. Здорово ей удалось вжиться в роль, едва Готтшалк дочитал свой текст. Почему именно ее он назначил на роль жены героя-астронавта? Интересный все-таки парень этот Готтшалк. Вот бы хоть одним глазком взглянуть, что он там написал, вот бы влезть в его мысли.

— О чем задумался? — спросил Рот.

— Что? — Камерон вздрогнул, не сразу возвращаясь к действительности. — Да вот думаю, что тебя связывает с Готтшалком.

Рот откинулся на стуле.

— Все было просто донельзя. Началось с того, что я попал в черный список. Понимаешь, нигде не мог найти работу. И так несколько лет. Потом как-то прослышал, что он набирает парней с нетривиальными мыслями в башке. Ну, я и решил попробовать — чем черт не шутит. А он, представь, из всех выбрал меня. Это было как гром среди ясного неба.

— Как гром, — повторил Камерон. — Интересно… И каков же был первый заказ?

Рот задумался, прикрыв глаза.

— Первый? Дай подумать. То ли что-то о женщине, потерявшей ребенка, то ли об одном типе, незаслуженно попавшем в тюрягу, а из его семьи в это время вытягивают деньги… Понимаешь, раз я не могу вспомнить, о чем точно шла речь, значит, ни тот, ни другой сюжет так ни во что и не вылились.

— Да ладно, какая разница, главное, что вы с ним сработались, — подмигнул Камерон. Он вспомнил, как Готтшалк говорил, что Рот талантливо пишет и, что немаловажно, очень хорошо относится к актерам.

— Слушай, старик, — произнес Рот, — я хочу посоветоваться с тобой. Это о гримерше, ну, знаешь, о Денизе. Я на нее глаз положил, но девочка оказалась с характером. И я подумал… может, ты заметил, что кто-нибудь ошивается возле нее…

Камерон вытер губы салфеткой, отбросил ее в сторону и сказал:

— Да нет, ничего такого я не приметил.

Надо держаться настороже, подумал он, одно неосторожное слово — и все насмарку.

Рот мотнул головой.

— Черт, хотел ведь подарить ей смою книжку, а теперь вот сомневаюсь. Не собирался никому говорить, но тебе откроюсь — у меня вышла книга. Так, ничего особенного, разные рассказики.

Через полчаса Камерон сидел, удобно откинувшись на одном из складных стульев, составленных в ряды в вестибюле, как в кинотеатре, и смотрел на портативный экран, где через несколько минут будут прокручиваться до боли знакомые кадры.

Странная эта штука — кино, думал он, актеров снимают с разных ракурсов, каскадеры рискуют жизнью, и все для того, чтобы режиссер просмотрел эти кадры и половину из них вырезал и выкинул в корзину. Сколько раз он прыгал в воду, а выбран будет лишь самый удачный кадр.

Отбросив мысли о своих геройствах, он посмотрел на начальника полиции, сидящего в переднем ряду рядом с высоким человеком в белоснежном летнем костюме. Полицейский положил ногу на ногу, пристроил на колене свою фуражку, сложил руки на груди и вперил взгляд в пространство перед собой. В наклоне его головы Камерону чудилась некая мрачная сдержанность. Человек рядом с ним, подумал он, скорее всего, представитель ФБР. Может, даже сам автор сумасбродной затеи, перекинувшейся через океан.

Вестибюль постепенно заполнялся народом. Позади Готтшалк инструктировал человека у проекционного аппарата, аккуратно заправляющего пленку. В дальнем углу да Фэ зашелся в оживленной беседе со сборщиком дорожного налога, рядом с этой парочкой Дениза и Нина Мэбри обсуждали, судя по их жестам, модные прически, а позади них неприкаянно мотался Рот, словно ища повода, чтобы вмешаться в столь приятный разговор. Не хватает только, чтобы милые дамы перешли на более интимные темы, мрачно подумал Камерон, но тут раздалась команда тушить свет, и он с облегчением уставился на экран.

Появилось изображение прибрежной полосы и накатывающихся на нее волн. Звука не было, лишь вздымающиеся и обрушивающиеся на берег волны. В однообразном ритме их движения было что-то успокаивающее, и Камерон почувствовал, что у него начали тяжелеть веки. Так прошло несколько минут. Потом угол зрения оператора изменился, береговая линия удлинилась, и оказалось, что камера снимает с воздуха. Появился мол, дальним концом уходящий в пенящуюся воду.

Казалось странным и почти непостижимым, что всего несколько часов назад этот мол, оказавшийся теперь в круговерти разыгравшейся стихии, был таким спокойным, безобидным местом, где они встретились в перерыве между съемками… Камерон повернулся было, чтобы поискать глазами Нину, но вовремя передумал. Позади него стоял режиссер. Из отверстия кинопроектора на его удлиненное лицо падал лучик света. Уж от его внимательного взгляда не укрыться, это точно, так что лучше не дразнить гусей. Но зачем Готтшалк показывает мол? Простое совпадение, недосмотр, или за этим еще что-то кроется? Камерону стало не по себе, и он неловко заерзал на стуле. Это всего-навсего фильм, успокаивал он себя, просто фильм, не надо беспокоиться.

Изображение мола исчезло. Теперь камера перешла на пляж, потом появилась панорама города, с каждой секундой увеличивающаяся и, наконец, сфокусировавшаяся на увеселительном центре. Крупным планом пошло крутящееся чертово колесо, посверкивающее в солнечных лучах. В этом месте пленка пошла медленнее, на экране замелькали белые вспышки, первая кассета кончилась.

После небольшой паузы просмотр продолжился. Теперь это был вид сверху на соляные болота за городом. Появилась извилистая лента этой проклятой реки в обрамлении низких травянистых берегов. А вот и мост, где он прятался за воздушным компрессором. Камерон вздрогнул — сто мощений дороге по направлению к мосту на полной скорости мчалась машина, так запомнившаяся ему своим высоким горбатым багажником и овальным задним окном. Мозг опережал развитие действия на экране. Он знал наперед, что за компрессором уже никто не прячется. Сейчас на заднем плане появится его фигура, подумал он с замиранием сердца, но тут замелькали спасительные белые вспышки, проектор затрещал, но на сей раз это не означал© конец ролика, это порвалась пленка. Кто-то впереди разочарованно крякнул.

Зажегся свет. Камерон сгорбился на своем стуле.

Позади послышался шорох заправляемой в аппарат пленки.

Наконец, дело было сделано, и режиссер попросил выключить свет. Камерон перевел дыхание — машина мчалась на прежней скорости, но уже миновав мост.

Пока все идет отлично, подумал он, глянув в седой затылок начальника полиции. Но проглотит ли Бруссар пилюлю, если пленка порвется во второй раз?

Ставший совсем крохотным, автомобиль развернулся и вновь понесся по направлению к мосту. Теперь зрители видели его сбоку. Камерон как бы снова переживал уже пережитое, он снова летел навстречу тревожной неизвестности, ставшей теперь мучительным прошлым. Но что это? Машина вырулила к въезду на мост, но тут вертолет, с которого велась съемка, покачнулся и начал разворачиваться, когда же его движение выровнялось, машина уже летела по ровной дороге. Боже правый, да он все вырезал! И когда только успел! Но едва эта мысль пронеслась в мозгу Камерона, как он увидел, что правая дверца распахнулась и из автомобиля кувырком вывалился человек, сам же автомобиль, проломив перила моста, рухнул в реку. Вертолет следил за его падением, сменив угол, поэтому изображение тоже несколько перевернулось. И вот Камерон увидел себя, ничком лежащего на бетонированной поверхности моста.

Бруссар вскочил со стула, загородив собой луч проектора. На экране возник его зловещий силуэт.

— Будьте добры повторить! — рявкнул он. — Последние кадры. И, если можно, в замедленном варианте.