Отель с привидениями (сборник)

Прежде чем отдавать распоряжение, управляющий основательно задумался.

Перенумерованную комнату уже отдали французскому джентльмену. Она будет занята, когда приедет мистер Фрэнсис Уэствик, но уже на следующий день освободится. Так, может, ее действительно оставить для мистера Фрэнсиса? И когда, ничего не подозревая, он благополучно переночует в номере 13А, наутро спросить его при свидетелях, как ему спалось. Если о комнате снова пойдут худые толки, его ответ восстановит справедливость, поскольку будет исходить от члена той самой семьи, которая впервые опорочила номер 14. Немного поразмышляв, управляющий решил рискнуть и распорядился, чтобы 13А оставили за мистером Фрэнсисом Уэствиком.

Фрэнсис Уэствик приехал в наилучшем расположении духа.

Он подписал контракт с самой известной итальянской танцовщицей, перепоручил миссис Норбери заботам брата Генри, уже съехавшегося с ними в Милане, и теперь он имел полную возможность доставить себе развлечение, всесторонне расследуя необычайное действие нового отеля на своих родственников. Когда брат с сестрой поведали ему о своих испытаниях, он тотчас заявил, что поедет в Венецию исключительно ради собственного театра. Сообщенные ему обстоятельства сулили самую настоящую драму с привидениями. В вагоне он даже придумал название: «Отель с привидениями». Напечатайте это красными шестифутовыми буквами на черном фоне да расклейте афиши по всему Лондону — и, будьте уверены, возбужденная публика валом повалит в театр. Несмотря на самый любезный прием, оказанный ему управляющим, в отеле Фрэнсиса ждало разочарование.

— Тут какая-то ошибка, сэр. Никакого номера 14 на первом этаже нет. Комната с этим номером находится на втором этаже, и со дня открытия отеля ее занимаю я сам. Возможно, вы имеете в виду номер 13А? Это на первом этаже. Она будет к вашим услугам завтра; прекрасная комната. А пока мы сделаем все, чтобы обеспечить вам сегодняшний ночлег.

Мало кто так же неспособен держаться хорошего мнения о ближнем, как преуспевающий хозяин театра. Про себя Фрэнсис записал управляющего в мошенники, а разговор о нумерации комнат счел враньем.

В тот день он обедал в ресторане один, до табльдота, имея ясную цель: расспросить официанта без посторонних. Из ответов выяснилось, что номер 13А располагается там же, где по описаниям брата и сестры находился номер 14. Потом он спросил список постояльцев. Выяснилось, что занимавший номер 13А французский джентльмен был владельцем парижского театра, которого он лично знал. Он сейчас в отеле? Он отсутствовал, но обязательно вернется к табльдоту. Фрэнсис пришел в столовую к концу табльдота, и парижский коллега встретил его буквально с распростертыми объятиями.

— Приходите ко мне выкурить сигару, — сказал сердечный француз. — Мне интересно знать, в самом ли деле вы ангажировали эту итальянку.

Фрэнсису сама собой представилась возможность сравнить интерьер комнаты с описанием ее, слышанным в Милане.

Уже подходя к двери, француз вспомнил о своем попутчике.

— Со мной тут декоратор, — сказал он, — собирает материал. Прекрасный парень, он будет признателен, если мы его позовем. Я велю швейцару направить его к нам, когда он появится. — Он передал ключ от комнаты Фрэнсису. — Вернусь через минуту. Это в конце коридора — «тринадцать-а».

Фрэнсис один вошел в комнату. Вот она, роспись на стенах и потолке, о которой он столько наслышан! Он уяснил это себе с первого взгляда, и в ту же минуту случилась такая мерзость, что он мог теперь заниматься только своими ощущениями.

Он вдруг почувствовал, как комната наполнилась непонятно откуда взявшимся зловонием, гаже которого он в жизни своей не знал. В его состав, если такое возможно, входили два вполне различимых запаха: слабый и малоприятный душок, замешанный на тошнотворном смраде. Не в силах вынести эту отраву, он распахнул окно и высунул голову наружу.

С сигарой во рту вернулся его французский коллега. При виде открытого окна, страшнее чего не могут представить себе его соотечественники, он отпрянул в смятении.

— Вы, англичане, совершенно помешаны на чистом воздухе! — вскричал он. — Мы же насмерть простудимся.

Фрэнсис обернулся и изумленно уставился на него.

— Как! Вы не чувствуете, какой в комнате запах? — спросил он.

— Запах? — повторил собрат по искусству. — Я чувствую запах моей хорошей сигары. Угощайтесь! И, ради бога, закройте окно.

Помотав головой, Фрэнсис отказался от сигары.

— Извините меня, — сказал он. — Закройте окно сами, когда я уйду. У меня темно в глазах и кружится голова — мне лучше выйти. — Он прикрыл нос и рот платком и направился к двери.

Француз шел за ним в полной растерянности, упуская случай закрыть окно.

— Неужели это так противно? — спросил он, изумленно выкатив глаза.

— Чудовищно! — глухо сказал Фрэнсис из-за платка. — Ничего подобного я не ощущал за всю мою жизнь.

В дверь постучали. Вошел декоратор. Его хозяин сразу спросил, какой запах он чувствует.

— Запах вашей сигары. Восхитительный! Дайте мне попробовать!

— Погодите, а кроме сигары, вы ничего не чувствуете? Ничего гадкого, мерзкого, удушающего, неописуемого, небывалого?

Столь темпераментная речь озадачила декоратора.

— Воздух как воздух, — сказал он, — чистый и свежий.

Он удивленно оглянулся на Фрэнсиса Уэствика, с нескрываемым отвращением смотревшего из коридора в комнату.

Приблизившись, парижский коллега внимательно и тревожно вгляделся в него.

— Смотрите, мой друг, нас двое, и у нас такие же носы, как у вас, однако мы ничего не чувствуем. Если вам угодно еще доказательство, то вот еще носы. — Он показал на пару английских девчушек, игравших в коридоре. — Дверь у меня открыта, а запах, вы знаете, распространяется быстро. Сейчас я допрошу эти невинные носы на языке вашего унылого острова. Душеньки, вы чувствуете какой-нибудь ужасный запах, а?

Дети рассмеялись и решительно ответили:

— Нет!

— Дорогой Уэствик, — продолжал тот по-французски, — вывод, очевидно, ясен? Что-то скверное, очень скверное происходит с вашим собственным носом. Я рекомендую обратиться к врачу.

Подав этот совет, он вернулся в комнату и с возгласом облегчения закрыл окно. Фрэнсис вышел из отеля и улочками направился на площадь Святого Марка. Вечерний ветерок взбодрил его. Он наконец раскурил сигару и смог спокойно размышлять о происшедшем.

Глава 4

Сторонясь толчеи под колоннадами, Фрэнсис мерил державное пространство площади, залитой светом поднимавшейся луны.

Он был, не ведая о том, законченным материалистом. Странное действие, которое произвела на него комната, до этого столь же странной подействовавшая на других близких его покойного брата, не очень обескуражило эту чувствительную натуру. «Возможно, — размышлял он, — я в большей степени фантазер, чем полагал, и воображение сыграло со мной скверную шутку. А может, прав мой друг и со мной что-то неладно? Я определенно не чувствую себя больным, но иногда это ни о чем не свидетельствует. Ночевать в этой мерзкой комнате мне, слава богу, не надо, а утром увидим, показываться врачу или нет. И не похоже, чтобы отель подсказал мне сюжет пьесы. Смердящий невидимый призрак — это, безусловно, свежая мысль. Однако она с изъяном. Возьмись я осуществить это на сцене, я выкурю из зала всю публику».

Завершив свои здравые суждения этим остроумным выводом, он заметил, что его самым внимательным образом разглядывает некая дама, одетая во все темное.

— Если не ошибаюсь, мистер Уэствик? — спросила дама, когда он ответно взглянул на нее.

— Да, это мое имя, мадам. А с кем, простите, имею честь говорить?

— Мы с вами виделись всего одни раз, — сказала она, уходя от ответа. — Ваш покойный брат знакомил меня с вашим семейством. Интересно, вспомните ли вы мои большие темные глаза и страшный облик? — Она подняла вуаль и подставила лицо лунному свету.

Фрэнсис тотчас узнал эту единственную в своем роде женщину, вызывавшую в нем самое неприязненное чувство: вдова его брата, первого лорда Монтбарри. Он нахмурился. Намучившись на репетициях со строптивыми актерами, он приучил себя грубить женщинам, которые ему неприятны.