Страница 125 из 126
Вскоре, к великой моей радости, я увидел, что к нам торопливо шагает старый Биллали; на его исполненной достоинства физиономии выражалось такое смятение, что даже в ту минуту я едва не засмеялся.
— О мой Бабуин, мой Бабуин! — кричал он. — Мой дорогой сын, неужели это в самом деле ты и Лев? Его грива была словно спелая кукуруза, а теперь бела, как снег. Откуда вы идете? А где Свинья и Та-чье-слово-закон?
— Мертвы, оба мертвы, — ответил я, — но не задавай нам больше вопросов, помоги нам, накорми и напои, или мы умрем у тебя на глазах. Языки у нас, ты видишь, почернели от жажды. Как же мы можем говорить?
— Оба мертвы? Как может умереть та, которая никогда не умирает? — задыхаясь, проговорил он. — И видя, что за ним наблюдают подбежавшие глухонемые, он сдержал свои чувства и знаком велел им отнести нас в лагерь, что и было исполнено.
К счастью, когда нас туда принесли, на костре варился какой-то бульон: им Биллали и накормил нас, ибо мы были слишком слабы, чтобы есть сами: только это, я уверен, и спасло нас от немедленной смерти. После этого он приказал глухонемым стереть с нас кровь и грязь мокрыми тряпками, нас уложили на кипы ароматной травы, и мы тотчас же, в крайней степени изнеможения, провалились в глубокий сон.
Переход через гору
Когда я наконец пробудился, все мое тело сковывало сильное онемение, так, вероятно, чувствовал бы себя хорошо выбитый ковер, если бы обладал способностью чувствовать. Первое, что я увидел, открыв глаза, была почтенная физиономия нашего старого друга Биллали, который сидел рядом с моим травяным ложем, задумчиво поглаживая длинную бороду. В моей памяти сразу же воскресло все, нами перенесенное за это время; а тут еще я бросил взгляд на бедного Лео, который лежал рядом со мной: его лицо превратилось в зыбкое желе, а прекрасные кудри из желтых стали белыми;[72] я закрыл глаза и застонал.
— Ты спал долго, мой Бабуин, — сказал старый Биллали.
— Как долго, отец? — спросил я.
— Один круг солнца и один круг луны, день и ночь; и Лев тоже. Ты видишь, он еще спит.
— Благословен сон, — ответил я, — ибо он поглощает все воспоминания.
— Расскажи мне, — попросил он, — что с вами случилось, и что это за странная история о смерти той, которая никогда не умирает. И помни, мой сын, если эта история верна, и ты, и Лев в большой опасности: вам не миновать раскаленных горшков, а затем и съедения, многие с нетерпением ожидают подобного пира. Неужто не знаете вы, мои дети, что эти амахаггеры, обитатели пещер, ненавидят вас? Они ненавидят вас за то, что вы чужеземцы и еще сильнее из-за тех своих братьев, которых Она приказала казнить ради вас. Нет никакого сомнения, что, как только они узнают о смерти грозной владычицы Хийи, Той-чье-слово-закон, вам не избежать раскаленных горшков. Но расскажи все по порядку, мой бедный Бабуин.
В ответ на его просьбу я рассказал ему — не все, разумеется, это было бы нежелательно, а только то, что счел целесообразным, а именно: что Ее больше нет в живых, она попала в огонь и, как я ему сказал — ибо то, что произошло на самом деле, было бы выше его понимания, — сгорела. Я также рассказал ему о некоторых ужасных подробностях нашего спасения, и это произвело на него большое впечатление. Но я ясно понял, что он не поверил моему описанию смерти Айши. Он верил, что я его не обманываю, но сам он считал, что по каким-то своим соображениям она только исчезла на некоторое время. Однажды, при жизни его отца, — сказал он, — она отсутствовала двенадцать лет и ходил слух, будто много поколений назад ее не было целое поколение, затем она внезапно возвратилась и «разразила» женщину, которая заняла место царицы. Я ничего не сказал, лишь печально покачал головой. Увы! Я слишком хорошо знал, что Айша больше не появится; во всяком случае, Биллали никогда ее не увидит.
— А теперь, — заключил Биллали, — что ты собираешься делать, мой Бабуин?
— Не знаю, отец, — ответил я. — Можем ли мы бежать из этой страны?
Он покачал головой.
— Это очень трудно. Через Кор вам нельзя идти, ибо, как только эти гиены увидят, что вы одни… — Он многозначительно улыбнулся и сделал движение, каким мы надеваем шляпу, — но как я вам говорил, через утес есть перевал, по которому перегоняют скот на пастбище. Эти пастбища находятся в трех днях пути, за болотами; я слышал, что в семи днях пути оттуда — большая река, которая течет к черной воде. Если доберетесь туда, вы, может быть, и спасетесь, но как вам добраться туда?
— Биллали, — сказал я, — ты знаешь, однажды я спас тебе жизнь. В уплату за этот долг, отец, спаси меня и моего друга Льва. Тебе будет приятно вспомнить об этом, когда придет твой час, и будет что положить на чашу весов, чтобы уравновесить причиненное тобой зло, если ты его совершал. К тому же, если ты прав и Она только скрывается, вернувшись, она щедро вознаградит тебя.
— Мой Бабуин, — отвечал старик. — Не думай, что у меня неблагодарное сердце. Я хорошо помню, как ты спас меня, когда все эти собаки только ждали моей погибели. Я воздам тебе добром за добро и, если это возможно, спасу тебя. Слушай меня: к завтрашнему утру я приготовлю паланкины, чтобы вас перенесли через горы и болота. Я скажу, что такова воля Той-чье-слово-закон, и тот, кто посмеет нарушить ее волю, будет брошен на растерзание гиенам. Дальше вы должны уже действовать сами, и если вам будет сопутствовать удача, доберетесь до черной воды, о которой ты мне рассказывал. Но, смотри, Лев просыпается, я велел, чтобы вам приготовили завтрак.
Самочувствие Лео, как я узнал после его пробуждения, оказалось отнюдь не таким скверным, как можно было предположить по его виду; мы плотно подкрепились, что было нам совершенно необходимо. После этого мы, ковыляя, спустились к ручью и выкупались, а затем вернулись и спали до вечера, когда вновь поели за пятерых. Весь этот день Биллали был занят подготовкой нашего путешествия, в полночь нас пробудило прибытие довольно большого количества людей.
На заре появился и сам старик и сказал, что, угрожая грозным именем Хийи, он подобрал необходимое число носильщиков и двоих проводников, которые переведут нас через болота и что он настоятельно советует отправиться немедленно и даже готов сопровождать нас, чтобы предотвратить возможную измену. Я был сильно растроган добротой хитрого старого варвара по отношению к двум беззащитным чужеземцам. Трехдневное, а для него, считая обратный путь, шестидневное путешествие было нелегким испытанием для человека столь почтенного возраста, но он с радостью вызвался нам помочь. Это свидетельствует, что даже среди амахаггеров — я никогда не слышал о другом таком ужасном племени дикарей с необыкновенно мрачным нравом и приверженностью к кровожадным, дьявольским обрядам, — есть люди добросердечные. Возможно, тут была и своя корысть. Биллали опасался, что Она внезапно появится и потребует у него отчета обо всем, для нас сделанном; и все же, со всеми возможными скидками, следует признать, что он сделал для нас больше, нем можно было ожидать в сложившихся обстоятельствах, и я могу только сказать, что на всю свою жизнь сохраню нежное воспоминание о своем номинальном «отце», старом Биллали.
Наспех позавтракав, мы отправились в путь, хорошо выспавшиеся и отдохнувшие, чувствуя себя, если говорить о нашем физическом состоянии, как в доброе старое время. Можете представить себе, каково было наше душевное состояние.
Начался ужасающе трудный подъем: иногда по склону горы, но чаще по извилистой дороге, без сомнения, прорубленной в скалах еще древними обитателями Кора. По словам амахаггеров, однажды в году они перегоняют часть скота на пастбища по ту сторону горы; можно только предположить, что их скот необычайно силен и вынослив. Паланкинами, само собой, здесь нельзя было пользоваться, мы шли пешком.
К полудню мы достигли большой плоской вершины этой колоссальной каменной стены; оттуда открывался великолепный вид: и на равнину Кора, в центре которой мы ясно различали столбы разрушенного Храма Истины, и на безграничное унылое болото. Сама каменная стена, очевидно, замыкала древний кратер: она была в полторы мили толщиной и все еще покрыта застывшей лавой. Здесь не росли ни трава, ни деревья; пейзаж оживляли лишь разбросанные кое-где лужи (недавно прошел дождь). Мы перешли плоский верх этого могучего вала, воздвигнутого самой Природой, и начали спуск, хотя и не такой тяжелый, как подъем, но достаточно опасный, ибо в любой момент можно было свернуть себе шею; длился спуск до захода солнца. На ночлег мы остановились на пологом склоне, у самого подножья, дальше уже тянулись болота.
72
Любопытно отметить, что недавно к волосам Лео стал возвращаться их первоначальный цвет — сейчас они желтовато-серые — и я надеюсь, что со временем они станут такими же, как и прежде. — Л.Х.Х.