Страница 7 из 72
Альбан бросил лодку на песчаном пляже и пошел на восток. Он стал одним из монахов, возродивших в Европе христианство. Ему приписывают основание шести монастырей во Франции; когда же он состарился и голова его стала совсем белой, он двинулся дальше на восток, чтобы основать еще один монастырь. Оказавшись в дремучем лесу, он был взят в плен готским вождем, который отрубил ему голову и бросил ее свиньям. Но свиньи опустились на колени вокруг тела. Увидев такое чудо, вождь тоже упал на колени и поверил в христианского бога. Довольный случившимся, Альбан встал, сунул свою голову под мышку и двинулся в обратный путь. Он снова пересек Францию, нашел свою лодку на песке и вернулся на ней на остров. Достигнув знакомых мест, он пристроил голову на плечи, возблагодарил Господа и скончался. Монахи похоронили его на местном кладбище, водрузив на могилу каменный крест с вырезанным на нем рисунком. В центре креста был изображен Альбан, ставящий обеими руками голову себе на шею. Босыми ногами он попирает лебедя, длинная изящная шея которого описывает вокруг святого шесть с половиной оборотов, так как он не смог завершить создание седьмого монастыря.
Отца Альбана канонизировал папа Сизинний[7]. С тех пор остров носит название Сент-Альбан.
В возрасте двадцати одного года, когда лорд Веллингтон окончательно рассчитался с племянником, Джонатан, вернее, сэр Джонатан Грин, оказался владельцем состояния в 100 000 фунтов стерлингов и имения площадью в 9000 гектаров в графстве Донегол в Ирландии, налог с которого поступал в королевскую казну.
Он сразу же решил познакомиться со своими владениями и принялся день за днем объезжать их верхом, посещая фермы и деревни. Его поливал дождь и сушил ветер; он с удивлением знакомился с неизвестным миром, постоянно обращая к Богу в коротких молитвах свою растерянность, восхищение и гнев. Он заново открывал для себя забытую Ирландию, ее землю, пропитанную влагой, ее мохнатых ослов, пони и овец с черными головами и длинной белой шерстью, ее жителей, невероятная нищета которых переполняла его сердце удивлением и стыдом.
В то время Ирландия была густонаселенным краем. Условия жизни ирландских крестьян после завоевания страны англичанами постоянно ухудшались, пока не достигли самого низкого уровня, на котором и остановились. У арендаторов в собственности вообще ничего не было. Обрабатывая не принадлежавший им клочок земли, они отдавали весь доход своему лендлорду. Все, что они выращивали на участке, за исключением картофеля, предназначенного для их пропитания, уходило в виде арендной платы. Если они применяли какое-нибудь новшество, позволявшее увеличить доход, арендная плата тут же возрастала, так что они не видели никакой пользы от нововведений. Лендлорд имел право выгнать их с земли через шесть месяцев после предупреждения. Оставшимся без денег, без жилья, без земли не оставалось ничего другого, как забраться в нору, выкопанную в торфянике, и покорно ожидать смерти. Каждый год такое случалось с очень многими. Если же фермер отказывался покинуть свое картофельное поле и свое жилье, лендлорд вызывал людей, разрушавших хижину. Это было делом несложным, поскольку стереть с лица земли убогую хибарку не представляло трудности. Хижина, обычно с одной комнатушкой без окон, в которой ютилась вся семья, сооружалась из глины и покрывалась соломой; мебели в ней не было совсем, и сидеть ее обитатели могли только на бревне или камне. В расположенном неподалеку от Гринхолла округе Тюллаобагли на девять тысяч жителей приходилось всего 10 кроватей, 93 стула и 243 табуретки. Такое обилие последних можно объяснить только тем, что они нужны для дойки коров. Обитателям хижин с глиняными стенами приходилось спать на соломе, превращенной лежавшими рядом с ними свиньями в груды навоза. К счастью, зимы в этих краях были мягкими, да и торф для отопления не стоил ничего. Поэтому местные жители не теряли хорошего настроения, лишь бы у них на столе всегда было достаточно картофеля и сыворотки, а уж если время от времени находились деньги на стаканчик виски, то жизнь вообще казалась безоблачной. Двери их хижин никогда не запирались, и любой посетитель был желанным гостем.
Фермеры или простые работники, католики, то есть коренные ирландцы, потомки гэльских племен, обитавших в этих краях с каменного века, не имели политических прав, не могли участвовать в заседаниях парламента, работать адвокатами, судьями, правительственными чиновниками. Все пути, ведущие к получению гражданских прав и к улучшению условий жизни, были для них перекрыты законами завоевателей. Так продолжалось до 1829 года, когда герцог Веллингтон, дядюшка Джонатана, находившийся тогда на посту премьер-министра Англии, добился принятия парламентом билля об эмансипации католиков, на основании которого англичане начали рассматривать ирландца как человеческое существо.
После завоевания Ирландии было множество восстаний. После подавления очередного бунта, несмотря на жестокие репрессии, вскоре вспыхивал следующий. За семь столетий рабства и нищеты гэльский народ не утратил ни радостного отношения к жизни, ни надежды.
Большинство лендлордов постоянно жили в Англии, и на посещение ирландских владений у них ежегодно уходило не более нескольких дней. А многие из них вообще никогда не бывали в Ирландии. Согласно закону, все дела за них мог вести управляющий.
Были среди лендлордов и такие, кто проникся любовью к Ирландии и считал себя ее сыном. К их числу относились и предки Джонатана. Они круглый год жили в своем имении и делали все возможное, чтобы улучшить условия существования их фермеров, но не могли нарушать требования закона. Закон запрещал любые меры, способные кардинальным образом улучшить жизнь ирландцев, которые были обречены на примитивный труд, едва обеспечивающий им голодное существование. Обычно так относятся к вьючным животным, ежедневно выполняющим тяжелую работу, за которую они получают вечером корм. Кроме того, английским гражданам, как женщинам, так и мужчинам, запрещалось заключать брак с местными обитателями, который считался столь же неестественным, как брак между людьми и животными. Наказывались по закону даже англичане, носившие прическу «по-ирландски», с волосами, закрывавшими шею и уши.
Увиденное в Ирландии потрясло Джонатана. Только в своих владениях он почувствовал облегчение, словно вернулся домой из ссылки. Жизнерадостные крестьяне встречали его дружелюбными и слегка ироничными улыбками.
Из воспоминаний детства у него сохранились картины жизни в замке, в котором он родился. Повзрослев, он неожиданно столкнулся с реалиями крестьянского мира, мира изнурительной работы и нищеты, за несколько прошедших столетий обеспечивших благосостояние не только его предков, но и английской казны.
Не осознав полностью свое решение, он сразу же начал борьбу с бедностью и несправедливостью.
Свои первые 14 лет, самых длинных лет в жизни мужчины, он провел в английской деревне, упорядоченной и похожей на аристократический салон, а поэтому был потрясен грубым и примитивным обликом ирландской деревни. Она была необычно угрюмой, как ее обитатели и даже здешние домашние животные. В сельской местности почти не было дорог. Все грузы или перевозились на лошадях и ослах, или переносились на человеческих спинах. По редким более или менее сносным дорогам передвигались грубые повозки с колесами в виде сплошных деревянных дисков. Босые крестьяне обрабатывали землю деревянными мотыгами.
Джонатан первым делом вызвал из Шотландии мастеров-тележников, чтобы научить своих крестьян делать легкие повозки на колесах со спицами. Потом настала очередь кожевников и сапожников, которые должны были научить крестьян шить кожаную обувь. Те долго подшучивали над прихотями своего лендлорда: их ноги, непривычные к кожаным башмакам, сильно страдали, а что касается повозок, то на каких дорогах их можно было использовать?
И тогда Джонатан взялся за строительство дорог.
7
Сизинний (Сисинний) — сириец, в 705 году стал 87-м папой, сменив Иоанна VII. Умер от подагры через 20 дней после рукоположения, после чего папой стал другой сириец Константин.