Страница 4 из 72
— Почему, — спросила у отца Гризельда, — девушка-единорог провела с Фульком только семь лет?
С запада на островок налетали порывы сильного ветра, сгибавшего деревья и относившего в сторону птиц. Принесенные ветром с океана тучи, насыщенные до предела дождем, роняли капли где придется, едва оказывались над сушей. Островок, находившийся всего в двух сотнях метров от побережья Ирландии, первым получал подарки от неба и бурного моря — дикую смесь ветра, солнца, дождя и волн, беспорядочно теснящихся, словно стадо овец.
— Семь лет — это не так уж мало, — промолвил сэр Джон Грин.
Он ответил совершенно машинально, но тут же, едва произнеся эти слова, удивился вопросу дочери. Он остановился и посмотрел на спутницу. Необычным было даже то, что рядом с ним находилась именно она. Как правило, во время утренней прогулки его сопровождала Элен. По рассеянности он не обратил внимания, что этим утром место Элен заняла другая дочь.
Гризельда… Фигурка в длинном плаще из зеленого драпа и круглой шапочке из белой шерсти. Щеки, блестящие от солнца и дождя, мокрые ресницы; в дерзком взгляде страстное желание все увидеть, все познать. Джон Грин почти догадался, что она сделает со своей жизнью, если только жизнь позволит ей это. Его сердце сжалось, когда он осознал, что Гризельда уже готова начать.
— Послушай, сколько тебе лет? — спросил он.
— Семнадцать! Вы разве не знаете этого?
Зеленые глаза и мягкий, слегка хрипловатый голос выдавали возмущение.
Сэр Джон Грин зашагал дальше, неопределенно пожав плечами.
— Ты же понимаешь, что в наше время.
Семнадцать лет. И она ведь не самая младшая. Значит, Элис, старшей, сейчас будет. Он не решился подсчитывать ее возраст. Порыв ветра растрепал великолепную светлую бороду сэра Джона, едва тронутую сединой. Солнечный лучик остановился на лице, потом спрыгнул на грудь.
Он глубоко вздохнул, почувствовав счастье быть живым и находиться на острове среди своих.
Время убегает только если ты гонишься за ним.
— Единорог, — сказал он, — принимает то, что считает совершенным. Наши привычки, случайная невнимательность, плохое настроение, радость по незначительному поводу, мелкие ссоры, короче, все, что слагает жизнь супружеской четы, ранит его, заставляет кровоточить сердце. С женщинами тоже часто бывает так. Но если единорог уходит, то женщины остаются.
— Уж я-то уйду обязательно! — бросила Гризельда.
В облаках появился большой просвет, через который выглянуло солнце, осветившее весь островок. И сразу же снова полил дождь.
Фульк, первый граф Анжу, он же Рыжий, он же Плантагенет, скончался в июне, в пятницу, через семь лет после того, как исчезла та, чье имя сегодня забыто всеми. Голова его стала белой, такой же, как цветы терна. Он умер в своем замке, и ему не помогали уйти ни болезнь, ни усталость. После причастия он присоединился к жене в том месте, где она находилась.
Двое его сыновей умерли в раннем возрасте, но от девушки-единорога у него был еще один сын, который совсем юным унаследовал владения отца и умер в возрасте тридцати лет. Это был добрый и справедливый правитель, державшийся несколько скованно, словно опасаясь неверно использовать ту внутреннюю силу, которую должен был передать по наследству: он был единственным, у кого в жилах текла смесь крови единорога и анжуйского льва.
Это был Фульк II, прозванный Добрым.
Его сын, Жоффруа I, остался в памяти потомков как вечно печальный человек, всегда одетый в серое, благодаря чему он и получил прозвище «Серый плащ».
И сын, и внук Фулька I были бесцветными, вялыми личностями, словно бутыли, в которых под пыльной пробкой набирает силу вино.
Пробка выстрелила, когда к власти пришел Фульк III. Свежие добавки расстроили союз двух разных кровей, соединившихся в жилах его деда, и они стремились разделиться. В результате спокойствию пришел конец. Фулька III часто охватывали приступы бешенства, за которыми следовало раскаяние; никто не мог сказать, кто был виновником его поступков — лев или плененный им единорог.
Подталкиваемый в противоположные стороны разнородными импульсами, Фульк III построил столько же монастырей, сколько и крепостей; он совершил четыре паломничества в Иерусалим, надеясь таким образом искупить свои грехи. Он поносил себя, валяясь в пыли, пахнувшей верблюжьим навозом, бил себя кулаками в грудь и кричал: «Господи, сжалься над Фульком, предателем и клятвопреступником!» Вернувшись домой из последнего паломничества, он скончался. Возможно, это и была та милость, о которой он просил.
В тайной борьбе, которую вели лев и единорог, последний скоро одержал верх: через два поколения мужчины в роду исчезли, и кровь передала потомкам женщина по имени Эрманзар. Она стала первой в ряду женщин, покорных или властных, победительниц или жертв, сыгравших роль, столь важную для потомков единорога.
Эрманзар вышла замуж за Жоффруа Ферроля де Гатинэ, и на свет появились новые Жоффруа и новые Фульки, ознаменовавшие начало двойной славы этого удивительного рода, разрывавшегося между воинственностью и миролюбием, действием и мечтательностью, солнцем и луной, землей и водой.
Фульк V, потомок Рыжего и его супруги в шестом поколении, странным образом походил на свою прародительницу. Вечный мечтатель и забияка, нежный, но неутомимый, упрямый, страстный любитель странствий, быстро забывавший о цели после ее достижения, он казался таким хрупким, что его назвали Юнцом, и это прозвище он носил до самой смерти. Он был женат два раза. Вторую его жену звали Мелисанда. Это имя феи; возможно, она и была феей. Смуглянка с каштановыми волосами, с глазами, похожими на черные бриллианты, и носом с горбинкой. Стройная и быстрая, как газель, лакомый кусочек, она была дочерью Бодуэна II, короля Иерусалима. Фульк-Юнец повстречался с ней во время паломничества, взял ее в жены и стал королем Иерусалима.
Таким образом, потомок единорога дошел до святых мест, чтобы царствовать там. Хотя, возможно, он просто вернулся домой.
Бодуэн IV, внук Юнца, заразился проказой. Когда он умер, на его лице застыла жуткая львиная маска, как часто бывает при заболевании этой проклятой и священной болезнью. Наследника он не оставил. Но кровь и на этот раз была передана дальше женщинами, его сестрами. У одной из них родилась дочь Мария, ставшая матерью Изабеллы, вышедшей замуж за Фридриха, германского короля и императора Священной Римской империи.
Таким образом, всего за три столетия единорог покорил два священных города — Иерусалим и Рим, а также город-крепость Экс, столицу двух великих императоров, Карла и Барбароссы. Впрочем, у него были и другие завоевания.
У Фулька V Юнца, походившего на свою прародительницу, как цыпленок походит на курицу, до женитьбы на Мелисанде Иерусалимской была жена по имени Эранбур, родившая ему замечательного сына Жоффруа V по прозвищу Красавчик, который стал носить славное имя Плантагенет. В возрасте четырнадцати лет он женился на Махо, девушке старше его на десять лет. Она была внучкой Вильгельма Завоевателя и дочерью английского короля. Когда король умер, Красавчик Плантагенет воскликнул: «Теперь Англия принадлежит мне!», но не смог даже ступить на английскую землю. Его сын оказался более удачлив; Генрих II Плантагенет был коронован в Вестминстерском аббатстве в 1154 году, за неделю до Рождества. Таким образом, потомок единорога завладел английским троном. И все последующие короли и королевы Англии, со времен Генриха II Плантагенета и до наших дней, являются потомками Фулька Рыжего и девушки-единорога, с которой он встретился в золотых зарослях дрока. Тюдоры, Йорки, Ланкастеры, Стюарты, Нассау — у всех в жилах течет кровь единорога. У Ее Величества Елизаветы II также кровь единорога, как и у ее мужа, Филиппа де Баттенберг Маунтбаттена, греческого принца и герцога Эдинбургского. Она досталась им от общего предка, королевы Виктории.
У их детей кровь единорога удвоилась, как уже не один раз случалось на протяжении веков. Разбавляясь чужой кровью, она всегда усиливалась благодаря многочисленным бракам между дальними родственниками. Ее частенько проливали в сражениях и на эшафоте. В длинном ряду исторических персонажей от Плантагенета до Елизаветы II история английской монархии есть не что иное, как длинная цепь трагических событий. Вопросы наследования обычно решались ударом шпаги или топора. Как дикая роза разбрасывает ростки во всех направлениях, так и династия то разделяется, то снова соединяется, захватывает потомками всю Европу, за исключением Франции, от которой она с болью отдаляется, окончательно укореняясь на британских островах, откуда начинает разветвляться по всем континентам и океанам. Земля и вода. Земля с помощью воды. В центре находится Остров и Трон. И на троне господствует то единорог, то лев, а иногда они оба. Но самыми великими английскими властителями с самой трагической судьбой всегда были королевы. Генрих VIII, безумный лев, поменявший стольких женщин, кажется чем-то незначительным рядом с дочерью Елизаветой I, у которой не было ни одного мужчины. Она гордилась огненными волосами своего великого предка, Фулька Рыжего; в то же время у нее были белые ресницы и лунная бледность единорога. Ее руки добивались все принцы Европы, но она ни одному из них не сказала «нет», не сказав никому и «да». В возрасте за пятьдесят она полюбила Эссекса, на тридцать лет моложе ее. Она отдала ему все, но не себя; потом она приказала отрубить ему голову в наказание за то, что он едва не принял неприемлемое, а затем умерла сама.