Три повести

— Подойдите к судну.

— Как бы не запутаться снова. Где она, эта сеть?

Буек уже уплыл. Катер крутился на месте. Все же пошли вперед.

— Давайте восточнее. Там должны быть наши кавасаки, — приказал Стадухин.

Катер опять покрутился и пошел. Все тесно стояли в рубке. Вдруг старшина опять схватился за проволоку звонка.

— Снова сеть! — Плавал освещенный буек. — Какого черта… откуда здесь сеть?

— Да ведь это тот же самый буек! Куда вы держите? Я же вам сказал — на восток.

— Компас не действует.

— Как не действует компас?

— А шут его знает. Крутится во всю картушку на каждом повороте.

Под тусклым неопрятным стеклом свободно вращалась полным кругом магнитная стрелка.

— Почему вы не доложили, что компас не действует? Как же можно выходить в море без компаса? Вас надо за это под суд!

Стадухин почти ненавидел этого вислоусого туповатого человека.

— И отдавайте под суд. По крайней мере не трепаться на катере в море.

— Вы не моряк, вы… впрочем, поговорим после. Старожилов, поглядите на звезды. Определим положение.

— Звезд не видно, — отозвался Старожилов.

— Посмотрите в бинокль. Нет ли судовых огней? У вас глаза посильнее моих.

Старожилов увидел далекий неясный огонек кавасаки.

— Держите на этот огонь. Потом определим направление.

Буек остался наконец позади. Шли на далекий огонь. Боковая волна валяла с бока на бок. Из машинной душно пахло бензином. Стадухин посмотрел на часы. Был четвертый час. Катер, шел.

— Куда он девался, этот бисов огонь? — спросил вдруг старшина.

Огонь исчез. Минуту спустя Старожилов увидел, что навстречу несется туман. Это был мгновенный, предвещавший ненастье туман. Все затянулось им. Позади еще виден был огонь кунгаса.

— Поворачивайте назад, на кунгас… будем держаться поблизости!

Стадухин знал за все свои тридцатилетние скитанья по морю, что́ значит этот тихоокеанский туман. Опять звякнул звонок в машинной. Катер сделал полный круг, едва не залился на повороте водой и пошел обратно к кунгасу. Были видны кунгас, буек, ныряющий неподалеку от него.

Внезапно на самых глазах кунгас стал расплываться, таять. Наперерез шла сплошная стена тумана. Катер отчаянно нырял. Стало тревожнее. Шли в предполагаемом прежнем направлении. Подвывала сирена. Пришлось уменьшить ход из боязни налететь на кунгас или запутаться в сети. Прошло с полчаса. Кунгаса не было.

— Если будем так болтаться впустую, бензина не хватит, — сказал старшина. Он ожесточился. — Чтобы я с вами еще плавал… сам спишусь к черту!

Он готов был покинуть рубку.

— Вымерять глубину! — приказал Стадухин матросу.

Шеста не хватило. Лот показал двадцать пять футов. Это была морская глубина. Становиться на якорь невозможно — не хватило бы якорной цепи. Двигаться дальше без цели — может не остаться бензина.

— Пойдем по волне, — предложил Старожилов. — Все-таки окажемся ближе к берегу… пойдем с промерами.

Туман оседал на ве́ках. Фонаря мачты не было видно. Зыбь нарастала. Ветер менялся с остового до норда — норд-веста. Приближался тайфун. Как обычно, он шел от Формозы, через Японское море, захватывая своим левым краем. Вдруг ощутились морская глубина, затерянность в тумане. Пошли малым ходом в направлении волны. Компас бездействовал. Стадухин почти с отвращением поглядывал на светящийся круг. При каждом толчке стрелка ходила от норда до зюйда. Все было утеряно: время, направление, пространство. Сирена поглощалась туманом. Может быть, шли не в направлении к берегу, а в открытое море. Стадухин спустился со Старожиловым в кубрик. Несколько пробирок вылетели из своих гнезд. Осколки лежали на полу.

— Положение неважное, Клавдий Петрович. Главное, неизвестно, где мы находимся… а тайфун надвигается.

Неуютно звенели и вздрагивали лабораторные склянки.

— Ну, какой же тайфун… поштормуем немного.

Но из опыта своих скитаний Стадухин знал — все признаки приближения тайфуна: ветер, зыбь и туман.

— До рассвета поболтаемся, а там будет видно. Не мы одни в таком положении. Кавасаки и вовсе открыты.

Кавасаки, однако, были надежнее. У них были устойчивые плоские днища. Катер же при боковом ветре могло перевернуть первой сильной волной. Близко за железной стенкой обшивки плескалась вода. Пришел сверху мокрый матрос, достал хлеб, миску с рыбой и стал равнодушно есть. Матрос как бы деловито продолжал обычную жизнь.

— Туман не меньше?

— Погода что надо… — ответил матрос.

Он налил еще холодного чая в кружку, запил свою скудную пищу и вышел. Вытянутая рука казалась в тумане обрубленной. Только равномерное килевое ныряние катера указывало, что идут по волне. Глубина уменьшилась до двенадцати футов, потом снова стала расти. Матрос на носу закидывал лот. Ветер сеял мелкий холодный бус[5].

Внезапно что-то царапнуло днище, зашуршало внизу. Двойной короткий звонок в машинной. Машина остановилась.

— Старшина, что случилось?

Старшина выбирался из рубки.

— Достукались… сели!

Он побежал на корму. Шест уткнулся в грунт. Только что была пятнадцатифутовая глубина. Катер сидел на мели. Если сейчас же не сняться, волнением начнет его поднимать и постукивать, пока не разойдутся скрепы. Берег был близко. В тумане различался шум прибоя. Все перешли на корму, чтобы облегчить нос. Шесты, которыми упирались в грунт, не помогли. Машина подвывала на полных оборотах обратного хода. Ветер усилится — катер перевернет. Сидят на какой-нибудь кошке, в сотнях саженей от берега. Но как мог оказаться здесь берег? Сеть со светящимся буйком сбила с направления. Разгильдяйство, беспечность… нелепые распоряжения старшины. Тычут шестами, расходуют горючее. Стадухин прошел на корму.

— Что вы делаете… сбили с толку людей. Я с вами говорю, старшина! — Даже некая морская сноровка появилась в его коротконогой фигуре. — Отдать якорь!

Надо было завести якорь и попробовать сдвинуть корму. Опять заунывно на полных оборотах заработал мотор. Помогали шестами с правого борта. Внизу зашуршало, корпус содрогнулся, пополз.

— Майна! — крикнули с носа.

Катер вдруг качнуло. Корма была на воде. Еще шуршание — и он съехал с мели. Загремела выбираемая якорная цепь. Освободившись, катер стал отступать. Матрос на носу закидывал шест. Глубина увеличивалась. Стадухин вернулся в рубку к рулевому.

— Стоп! Отдать якорь!

Машина снова остановилась. Двигаться дальше было бессмысленно. Оставалось штормовать, в надежде, что тайфун пройдет краем. В кубрик набилось семь человек. Горело электричество. После сырости и мрака было тепло. Можно было даже вытянуться на минутку на койке. Минутка вдруг растянулась. Все спали. Только плескалась за железной стенкой вода.

В пятом часу Стадухин вышел на палубу. Палуба была мокра и пустынна. Некая молочноватость появилась в тумане. Просачивался, светлел рассвет. К утру пошел дождь. Хлопчато расслаивались, приходили в движение полосы тумана. Вдруг в стороне показалась, нырнула чайка. Появлялась видимость. Теперь слышней стал прибой у близкого берега. Разбудили команду. Заспанные, измятые люди появлялись на палубе. Видны стали волны, гребни на них, редкие чайки. Надо было дождаться, пока просветлеет береговая полоса, чтобы определить направление. Берег появлялся медленно, как изображение на передержанном негативе. Скопища туч становились очертаниями сопок. Обозначались буруны на рифах. Тяжелый бинокль все глубже вбирал пространство.

— Знаете, где мы? — сказал вдруг Старожилов. — Банка Бонсдорфа. Мыс Развозова видите? — Все поглядели и узнали мыс Развозова. — Ведь это мы не меньше чем на восемнадцать миль в сторону махнули.

Надо было двигаться, пока была видимость. Стук машины вернул к деловому продолжению жизни. Ночь отодвигалась. Катер снялся и пошел. Снова стало затягивать береговую полосу. Все же проглядывали по временам скалистые срывы. Пришлось уменьшить ход. Конечно, разбросало ловецкие суда. Вернулись ни с чем в лучшем случае. Внезапно разом навалился, перехватил колесо рулевой. Впереди было судно. Судно стояло на месте. Сирена стала набирать высоту. Из тумана ответили звуковым сигналом. Старожилов взял рупор:

5

Бус — мелкий дождь.