Страница 30 из 93
— Почему же ты, боже, этого не сказал людям? И почему твои слуги пожирают людей и скот? — смело глядя в лицо богу, спросил царь.
— Людям довольно знать, что этих двоих я послал. Разве я не самый мудрый из светлых богов? А что много едят, так за труды положено.
— А человечина им тоже положена?
— Сыроежка людей не трогает, а со змеем сам разберусь, — проворчал Велес.
— Не долго ли разбираешься? Может, мы поможем? — дерзко спросил Неждан.
— Ты хочешь, о бог, чтобы тебя считали всегда правым? Но для этого нужно никогда не ошибаться. Доступно ли это кому-либо из богов? Ты, например, предоставил творить мир своим сыновьям, Белбогу и Чернобогу. Согласись, что они справились с этим не лучшим образом, — сказал Хилиарх, удивляясь собственной смелости. С кем-то другим из богов он, возможно, не решился бы так говорить, но Велес напоминал ему рогатого бога лесов Пана, простого и весёлого, которого эллин пару раз видел издалека в лесах родной Аркадии.
Велес нахмурил брови:
— Осмелели вы, я гляжу, без меры от подвигов своих. Скоро нас, богов, за бороды хватать станете. Так вот, кончились ваши подвиги! Отдохните пока что здесь, в Нижнем мире. Скучать не будете: время для вас остановится, уснёте и проснётесь только когда великие бедствия придут на землю росов. Тогда, по воле нашей, вернётесь вы на землю для новых подвигов. Ты, Ардагаст, сын Зореслава, посмел Солнце-Царём сделаться? Так ведь Солнцу есть время уходить под землю и время снова восходить.
Хилиарх проклял свой язык. Как он мог забыть: боги не прощают людям дерзости — даже величайшим из героев, и в особенности им. Он взглянул на посуровевшее лицо Ардагаста, молодое и красивое. О, Зевс, ему всего лишь двадцать один год! Александр в этом возрасте только взошёл на трон, а в тридцать три года завистливые боги призвали его к себе, когда его сын ещё не родился. Соратники величайшего из эллинов тут же растащили его царство, а жену и сына позже убили. Неужели то же ждёт Ларишку с Добряной, и их ещё не рождённых детей, и всё только что созданное царство росов и венедов? В отчаянии эллин готов был пасть к ногам бога, моля его о прощении. Но знал, что не сделает этого. Ибо так не поступит сейчас ни один из росов. Гордые, вольнолюбивые росы не унижались даже перед богами. Оставалось вооружиться величайшей из добродетелей — стоической покорностью судьбе и верой в разумность и гармонию мира, управляемого Богом. Каким богом? Этим ворчливым стариком? Или Зевсом, мучителем Прометея? Или жестоким и капризным Яхве иудеев? А Судьба? Подвластна она Зевсу или он ей? Об этом спорили жрецы и философы.
Волх, князь нуров, не был философом. Он был варваром, человеком-волком. И его голос был подобен рычанию загнанного зверя:
— Ты думаешь, боже, похоронить волков в норе? Мы пророем себе дорогу — когтями, мечами, разрыв-травой!
Бог не удостоил волколака ответом. Лишь рога Велеса засияли ярче, и спокойный серебристый свет, подобный лунному, полился в глаза и души людей. Этот свет мягко, но властно охлаждал кровь, сковывал волю, лишал силы. Сонное оцепенение паутиной опутывало мысли и чувства, погружая в сон, от которого никто не падал с коня, даже не опускал головы — лишь застывал живой конной статуей.
Застыл в безмолвии и Ардагаст, казалось смирившийся с участью заходящего Солнца. Но Вишвамитра тихо сказал ему:
— Царь, твой долг ещё не исполнен до конца.
А Вышата также тихо произнёс:
— Это — всего лишь бог. А ты Ардагаст — Гость Огненной Правды.
И волхв вручил царю Огненную Чашу. Золотое пламя вспыхнуло в ней и залило всю пещеру, разгоняя чары лунного света. Бог, по-прежнему стоявший выше людей, уже не казался таким могущественным. И под сводами подземелья разнёсся громкий голос Ардагаста:
— Не по Правде творишь, боже! Ты — лишь старейший из богов. Но старше и выше всех вас Огненная Правда. А она велит чудовищ, сеющих зло, истреблять, а не распускать.
— Вот-вот. Если, скажем, волк из моего леса в хлев полезет, а люди его убьют — я ведь им не мщу, — сказал Шишок.
Даже он, всегда трепетавший перед Хозяином Зверей, теперь осмелел. А Зореславич продолжал:
— Рано ты меня хоронишь, боже. Я ещё царство своё не укрепил. Не добыл стрелы Абариса, не увидел двух остальных даров Колаксая.
— Всё это совершить назначили Ардагасту светлые боги, собравшись в Экзампее. Я сам это видел и слышал, — твёрдо сказал Вышата. — Снова скрыть от людей Колаксаеву Чашу — такого там не решали. Не много ли берёшь на себя, мудрейший из богов?
— Старейшина богов не ты, а Род-Белбог. Но и он не может отменить то, что все боги решили, — добавил Святомысл.
Неожиданно стена пещеры разошлась, и на выступе рядом с Велесом появилась молодая темноволосая женщина с бледным лицом, в белой сорочке и красном плаще. Милана с Мирославой радостно переглянулись. Это они, не надеясь на мужчин и их богов, воззвали к своим богиням.
— В чём дело, прадедушка? Отпусти наших воинов. Или мне с мамой Ладой их отсюда выводить? — сказала Морана.
— Да уж ты и без мамы кого угодно из самой преисподней выведешь... или заведёшь туда. Куда уж мне против вас и ваших избранников... Спасибо, напомнили старику его место, — сгорбившись, махнул рукой Велес. — Я, может быть, только проучить малость хотел храброе этих непобедимых. Чтобы ни у кого жизнь зря не отбирали, даже если за это славить будут. Сгубили бы слуг моих, а потом — потоп. Кого бы тогда люди кляли? Ну конечно, старого Велеса. А славили бы воителей ваших, что пришли, всё перевернули и дальше пошли.
— Все у тебя, прадедушка, виноваты, кроме тебя самого, — вздохнула Морана. — И помощи ни у кого не попросишь. Змей твой совсем от рук отбился, а ты ни Перуна не позовёшь, ни Ярилу. А люди потом тебя поминают наравне с чертями и змеями.
— И что за мир мои дети создали: без драки порядок не наведёшь, — проворчал Велес. Потом, распрямившись и снова приняв величественный вид, обратился к росам: — Ну вот что, воины правнуков моих! Выпущу я вас, так и быть. Только Сыроежку моего не трогайте. А змея одолейте без оружия и без чар. А не хватит на такое ума — уходите с Велесницы без подвигов.
Вышата с простоватым видом потёр затылок, потом обратился к Хилиарху:
— Вот задача-то! Не для великого волхва. Может быть, ты, хитрейший из эллинов, что-нибудь придумаешь?
— Пока выйдем наверх, непременно придумаю. Хотя напрягать мысль для решения столь низменных задач многие считают недостойным философа, — насмешливо ответил грек.
Змей был стар, но ещё силён и прожорлив. Зубы стали совсем плохи, поэтому крупную дичь — быков, оленей, взрослых людей — он грыз, а мелкую — телят, овец, детей — глотал целиком. Людей в доспехах он предпочитал вовсе не трогать, чтобы не сломать последние зубы о панцири. Но сегодня большая толпа их несколько раз подступала к его пещере, пускала стрелы, кричала, дразнила копьями. Сыроед один раз загнал их под землю, а потом куда-то запропастился. Вот зануда, хуже старика Велеса, всё твердит: «Гляди, придут люди целой ратью отплатить тебе за людоедство, не стану тебя спасать».
Змей с неохотой выбрался из логова, погнал прочь надоедливых людишек. Настичь ни одного конного он уже не мог, зато вознаградил себя за ратные труды несколькими телячьими и бараньими тушами, брошенными людьми. Проглотил туши, улёгся переваривать и... света невзвидел от боли в животе. Откуда ему было знать, что коварный чернявый человечек додумался начинить солью шкуры баранов и телят? А соль нашёл на купеческом возу, хозяев которого змей сожрал вместе с волами неделю назад. Истошно воя и ревя, чудовище доползло до Вороны и стало втягивать в себя тёмную грязную воду столь жадно, что лопнули внутренности. Тушу змея люди обложили дровами и сожгли, а кости сбросили в Ворону. В истоках вновь пробившейся Велесницы жрец Велегор устроил капище Велеса, и весь край ходил туда молиться о даровании плодов земных и избавлении от засухи. Служитель бога злыми чарами не баловался, хорошо ладил с верховным жрецом Богитским Святомыслом и звенигородскими жрецами и даже упросил Ясеня вырезать для капища фигуры Велеса, Сыроеда и змея.