Страница 81 из 115
Подобные отношения, особенно в Древнем Риме, уже не вызывали удивления и были общеизвестны. И посыпались, как из рога изобилия, эти самые кровосмешения, от которых гемофилия развивается и истончение «голубой крови» происходит. Тут и Калигула, живший со всеми своими тремя сестрами и обожавший младшую, возведенную в ранг жены, тут и Нерон, переспавший со своей матушкой Агриппиной, хотя комплекса Эдипа не имел, едино от своего распутства; тут и Лот, царь Содома, соблазненный своими дочерьми, и Береника, жившая со своим братом, как жена с мужем. Тут и Юлия, дочь Августа и жена Агриппы, жившая со своим отцом, и царь Каракалла, который не смог совладать с похотью, увидев обнаженную мачеху, тут и Лукреция Борджиа, жившая поочередно и с отцом — Римским папой Александром VI — и двумя своими братьями, из-за ревности которых один из них другим был убит. И несмотря на разнузданные страсти, даже с кровавыми преступлениями связанные, все чинно и благородно так на интимном алькове между родственниками происходило. Возьмем хотя бы того же Каракаллу. Узрев обнаженные телеса своей мачехи, он загорелся нездоровым румянцем, потупил молодые глазки и скромно и тихо произнес: «Ах, как бы я желал, чтобы мне было можно». На что царица Юлия залилась алым румянцем, потупила немолодые свои глазки и скромно ответила: «Ваша воля, вы царь и можете приказывать». Ну, всемогущий царь приказал ей немедленно ложиться, и акт совокупления совершился к обоюдной радости. Юлия даже особое сексуальное наслаждение получила, поскольку в этих сношениях присутствовал привкус преступления, ведь Каракалла убил ее родного сына.
Королева Марго, эта несчастная дочь жестокой Екатерины Медичи, всю жизнь носила на своей весьма соблазнительной попке следы желтых зубов своей матери, которая искусала ее не за половые сношения со своими братьями, один из них будет потом французским королем Карлом IX, а за физическую связь с ненавистным для Екатерины Генрихом Гизом.
Наших цариц, дорогой читатель, можно обвинить в чем угодно, но только не в кровосмешении. Никогда такого бесчинства они себе не позволяли, и от своих любовников детей рождали здоровыми и крепкими, поскольку смешения «голубых кровей» не происходило, а даже наоборот, в царскую кровь плебейская полилась, особенно у Елизаветы Петровны, демократический альков которой был насыщен разными там возчиками, лакеями и солдатами. Нарожала таких детишек наша любвеобильная царица довольно много. Сколько? О, это уже другой вопрос, и на него никто в мире вам не ответит. Нет единства в этом вопросе ни у историков, ни у биографов, ни у хроникеров того времени. В среднем, не претендуя на достоверность, удаляя все спекулятивные мифы и легенды, мы можем сказать: около девяти. Почему такая неточность в подсчете? А потому, что каждое рождение ребенка сопровождалось глубокой тайной, а беременность Елизаветы Петровны, облаченной в широкие платья, была совсем невидима. А поскольку ее состояние здоровья сопровождалось бесконечными рвотами, коликами, запорами и обмороками — поди докажи, от беременности это или от недомогания. Сейчас же по рождении ребенка его забирала или итальянка Джиованни, или постельничий Чулков. И все. Можем вас только уверить, что все они хорошо воспитывались и будущее их было обеспечено.
Относительно отцов внебрачных детей Елизаветы Петровны у историков большая путаница. Самый авторитетный из них, К. Валишевский, опровергая мнение многих, утверждает, что и от Шубина, этого раннего любовника императрицы, имелся ребенок, дочь, которую потом пристроили фрейлиной при дворце. И если когда вам, дорогой читатель, в исторических книжках попадутся две фамилии действительных статных советниц Марьи Филипповны Бехтеевой и Ольги Петровны Супоневой, знайте — это дочери русской царицы Елизаветы Петровны от неизвестного отца.
Хотя опять же в то время можно было во дворце подслушать, что, собственно, отец их известен: это дворянин Григорьев, принимающий участие в постройке дворца в Царском Селе и нашедший случай на короткое время сблизиться с царицей. Вот видите, дорогой читатель, как все приблизительно с детьми Елизаветы Петровны, и чтобы их всех «на белый свет» вывести, понадобится не один год внимательного изучения и анализа всех имеющихся архивных материалов. Но вообще-то во имя чего такой адский труд? Чтобы только иметь возможность констатировать: детей у царицы было ох как много и от разных отцов.
От Алексея Разумовского у царицы было двое детей — дочь и сын. Любовник царицы Бестужев повенчал эту дочь со своим сыном. Историк Дюкло утверждает, что от брака Елизаветы Петровны с Разумовским родилось восемь детей. Мы не особенно верим этой версии, по нашему мнению, историк, верно угадав с их количеством, малость перепутал с отцами и сунул их всех оптом к Разумовскому. А правда во всем этом только та, что действительно в 1753 году родилась дочка. Не она ли княжна Тараканова? И кто ее отец: Разумовский или Шувалов? Пока эти вопросы оставим без ответа. В дальнейшем в главе о княжне Таракановой постараемся выяснить все возможные версии.
Иностранный писатель Кастер утверждает, что детей у Елизаветы Петровны было трое, и все от Разумовского. Кастер намекает, что старшие — это сыновья. Со всей определенностью можем утверждать, что нам известны имена двух сыновей Елизаветы Петровны. Один умер после 1800 года, а другой учился химии у профессора Лемана и вместе со своим учителем был удушен какими-то ядовитыми испарениями из пролитой бутылки.
Один из сыновей Елизаветы Петровны носил фамилию Закревский. Это мы точно знаем. Но Закревских в России было много, хотя историк Г. Гельбиг утверждает, что все восемь Закревских того времени — это братья и сестры и дети императрицы Елизаветы Петровны, ибо она в отличие, скажем, от Екатерины Великой не больно свой мозг разнообразием фамилий утруждала: Закревские, и все. И если вам, дорогой читатель, на страницах исторических книжек будут попадаться персонажи с этой фамилией, отнеситесь с большим вниманием: того и гляди, это дети и родичи царицы Елизаветы Петровны. Ни одного из своих детей не пожелала Елизавета Петровна официально признать за своего, и ее доверительница Джиованни приняла всех за своих собственных.
А нас другой вопрос мучает: почему это в восемнадцатом, и довольно цивилизованном, веке русские царицы так много и охотно рожали? Все дворы Европы уже понемногу перешли к нововведению некоего врача Кондома, который, будучи при дворе Карла XI, большие облегчения в последствиях сексуальных увлечений дамам принес. Этот предохранитель от беременности, прообраз которого известный Казанова после одиннадцатого раза своей венерической болезни представил в виде собственноручно сконструированного колпачка из кишки овцы, быстро завоевал себе мировой рынок. И даже монашенки на Западе знали о чрезвычайных преимуществах кондома и охотно ими пользовались. И тот же Казанова рассказывает о прекрасной монахине из Мурано, которая предложила ему надеть «лучшего друга всех тайных любовников».
Но наши императрицы почему-то предпочли все неудобства беременности и все сложности воспитания внебрачных детей. Воспротивились умалению их физических наслаждений, их неограниченных прав на ложе любви, даже ценой нежелательных последствий.
Конечно, излишек половых наслаждений, неупорядоченная жизнь, где день превращался в ночь, и жажда все новых увеселений не могли не отразиться на здоровье императрицы Елизаветы Петровны. Здоровье царицы стало ухудшаться с каждым днем. Это стало тайной полишинеля, ибо во дворце об этом говорилось шепотом, по углам, а сама императрица свои недомогания тщательно скрывала. Она уже не резвится на балах и маскарадах, забросила охоту, не ездит по поместьям своих фаворитов, а все чаще пребывает в одиночестве в стенах дворца и пешком ходит молиться в придворную церковь. «Здоровье императрицы далеко не хорошо, — писали в 1755 году иноземные послы при русском дворе, — она ищет уединения и спокойствия, стала чрезвычайно задумчива и ведет жизнь совершенно затворническую. Она харкает кровью, страдает одышкой и сильным кашлем, ноги распухли, в груди водянка»[156].
156
М. Семевский. «Петр как юморист», стр. 81.