Страница 12 из 115
Щедро раздаривали своим подданным подарки бриллиантами русские царицы Елизавета Петровна и Екатерина Великая. Первая подарила своему врачу — фавориту Лестоку собственный портрет, усыпанный бриллиантами; вторая пойдет еще дальше: все ее фавориты, а их, как вы, дорогой читатель, узнаете дальше, было достаточно, получат ее портреты, усыпанные бриллиантами. Наиболее ценный подарок с правом ношения в петлице получил ее фаворит Григорий Орлов. Здесь портрет государыни был украшен не только многочисленными бриллиантами разной величины и ценности, но и содержал неимоверной величины плоский алмаз, очень редкий, по форме напоминающей сердце. Фавориты носили портреты государыни на своей груди, а ночью держали подле себя. Не было случая, кроме одного, об этом читатель узнает позже, чтобы императрица потребовала назад свой драгоценный в прямом смысле портрет у отставленного фаворита. Дольше всех носил на своей груди такой портрет последний фаворит императрицы Платон Зубов, имевший привычку вообще баловаться камешками. Наберет полную жмень бриллиантов в карман и перебирает их там своими пальчиками, как орехи или леденцы какие. Потемкин любил на бриллианты в карты играть. Рассыплет он их на карточном столе и если проиграет — камушки достаются его партнеру, выиграет — давай их сюда, в его многочисленную коллекцию. С матушкой императрицей только таким образом в карты играл. Играть в карты все царицы любили. Екатерина Великая особенно. Это потом уже ее сын Павел запретил карточные игры. Екатерина говорила: «Ой, как весело играть на бриллианты! Это похоже на тысяча и одну ночь!»
Но если бы вы знали, дорогие читатели, какие только истории со знаменитыми бриллиантами случались! Чаще, конечно, трагические, хотя сам по себе бриллиант — камень положительный, хорошей биоэнергией заряжен, да поди ты, вечно на его пути то какие-нибудь кровавые преступления, то трагические приключения, со смертью связанные, подвертываются. Видно, таков удел этого драгоценного камня, чтобы сильные эмоции вызывать.
Расскажем вам об истории с бриллиантовым перстнем английской королевы Елизаветы I, да, той самой, которая Марию Стюарт на эшафот послала и мать которой Анна Болейн сама была обезглавлена супругом своим Генрихом VIII. Итак, эта Елизавета, может, и великая была королева, как и наша матушка Екатерина Великая, по части политики или там разных государственных дел, а по части любви — баба бабой. С таким же арсеналом женских терзаний, мук ревности и даже неуспеха в любовных делах. К слову сказать, ни цариц русских, ни английских и французских королев корона, величие, богатство и титул нисколько не охраняли от тех же женских терзаний, что простым женщинам судьбой уготованы. Они так же плачут, страдают и терпят.
В этом отношении ничего царственного в Елизавете I не было. Ну, может, платья в количестве 3000 штук (нашла чем хвастать, у нашей матушки царицы Елизаветы Петровны было их 15 000 штук, вышитых золотом и разными драгоценными каменьями) — только царственные. А так та же ревность и те же слезы, что и у простой прачки. А к тому же была она рыжая, очень высокая и очень некрасивая. Но, конечно, хорохорилась. И, как каждая женщина, необъективно на себя в зеркало смотрящая, считала себя абсолютно неотразимой.
И вот, прожив что-то свыше тридцати лет с одним фаворитом Лейчестером (второстепенных многочисленных заместителей мы во внимание не принимаем), вдруг на шестом десятке лет (как же история любит повторяться, ну точь-в-точь такое случилось и с нашей матушкой Екатериной Великой) безумно влюбилась в некоего 22-летнего красавчика Эссекса. И этот Эссекс, без секса с которым она уже дня прожить не могла, хотя он и немного стыдился с бабушкой-королевой на придворных балах торжественно под ручку появляться, не говоря уж о более интимных моментах, все же со своей участью смирился: а как же, подневольный ведь, подданный двора, «кто же может уйти от любви царицы», как удачно сказала Анна Вырубова, подружка закадычная нашей последней царицы Александры Федоровны! А Елизавета, пробудившаяся, по словам Екатерины Великой, «как муха после зимней спячки», для любви, закрыв свою иссохшую шею длинным крахмальным гофрированным воротничком, упрятав седые волосы под рыжий парик, набеленная и нарумяненная, опутанная бриллиантовыми нитями, сверкая своими холодными, выцветшими бледно-серыми глазами, запорхала по двору влюбленной бабочкой и все пуще и пуще в юношу влюблялась!
И по примеру наших щедрых цариц, посыпались на фаворита разные чины, почести и богатства. И жить бы да жить ему в этой роскоши, но он, неблагодарный, — неймется ему, поскольку бабушка-королева ему уже изрядно осточертела, — взял и (ну как же история любит повторяться, точь-в-точь то же случилось с нашей матушкой государыней Екатериной Великой) тайно женился на любимой его сердцу. Ну, конечно, отчаяния Елизаветы ни в сказке сказать, ни пером описать! Но хорохорится, бедняжка, по ночам плачет, а днем безразличной делается. Но фаворита не наказала, а только изрекла: «Он мог бы составить партию более достойную», — хоть так, но унизить молодую соперницу! И пришлось еще целых 12 лет бедному Эссексу по части секса на части разрываться, деля ложе между женой и королевой. Но в конце концов нервишки, что ли, у бедного не выдержали или возроптал он от своей сексуальной неволи, только вдруг ни с того ни с сего выступает он против королевы и даже какой-то там малочисленный отряд соорудил, чтобы ее с престола свергнуть. Как бы там ни было, но нашего молодчика бросают в тюрьму и приговаривают к смертной казни. Мы не знаем, подглядывала ли Елизавета из-под занавесочки, по обычаю многих цариц, как ему рубят голову, или нет, не знаем, не были, не видели. Но что мучилась она очень — это нам точно известно, об этом многочисленные историки здорово расписывали. Особенно ее гордость женская сильно страдала: ведь она в самом зените своей любви к Эссексу подарила ему бриллиантовый перстень, при помощи которого, подобно волшебному слову — «сезам, сезам откройся», мог он добиться отмены любого приговора для себя, любое прощение получить, таково было данное королевой ему право, стоило только предъявить его. Но Эссекс предпочел умереть жестокой смертью, но не попросить у Елизаветы прощения. Она, может, и смертный приговор подписала с той мыслью, что Эссекс воспользуется своим правом! А тут оказалось, что любовь королевы до лампочки любовнику и так ему опротивела, что он даже готов свою голову сложить на плахе. И ее как женщину это мучило больше всего. Но вот проходит какое-то время, и зовет ее к себе умирающая графиня Ноттинэм и, напрягши последние силы для слез, умоляет Елизавету простить ее. Оказывается, сидя в крепости, Эссекс призвал графиню и передал ей то злополучное кольцо для передачи королеве. А графиня, во имя каких-то козней своего мужа, скрыла это и вот сейчас, на смертном одре, умоляет королеву о прощении, когда возлюбленного Эссекса уже нет на свете! «Снявши голову, по волосам на плачут»! Но Елизавета плакала и не простила коварную фрейлину, так и умерла та непрощенная. Но и сама Елизавета недолго прожила после этого. Она от горя и отчаяния чуть с ума не сошла и сходила, конечно, помаленьку, впадая в черную меланхолию, и семидесятилетней старушкой, никогда не оправившейся от такого удара, ушла в могилу. И, как мы знаем, с ее смертью прекратилась династия Тюдоров.
А о знаменитых бриллиантах Марии Антуанетты слышали? Мы вам вкратце повторим этот мировой скандал. Потом это скандальное алмазное ожерелье королевы будет продано русскому графу В… польского происхождения.
Было это ожерелье сделано парижским ювелиром Беллером и состояло из семнадцати великолепнейших бриллиантов чистейшей воды и величиною каждый с орех — цены баснословной. И вот французские ювелиры такую музейную редкость преподнесли… о, не будьте наивны, дорогой читатель, не в качестве подарка, конечно, а для продажи, французскому королю Людовику XVI. А тот, как ни умоляла его жена Мария Антуанетта, заартачился: слишком дорог, дескать, для королевской казны и что на эти деньги можно для флота корабль хороший купить. Так заботился король о престиже своей страны. Пусть он нас своим патриотизмом не удивляет, у нас тоже Николай II отказался купить у секретаря Распутина — ювелира Симановича замечательные бриллианты, поскольку война на дворе и негоже в такое время драгоценностями баловаться. Но чего не могут короли, вполне приемлемо для их подданных. История изобилует казусами. Первый министр двора кардинал де-Роган, умирающий от испепеляющей его страсти к королеве, решил воспользоваться услугами международного афериста Калиостро, который потом в Петербурге, при дворе Екатерины Великой, за нос будет всех своими фокусами водить и про делишки которого царица в своих пьесках напишет. Так вот, этот самый Калиостро при помощи авантюристки, придворной дамы графини де-Ламот, уверил кардинала, что его любовным терзаниям придет конец и королева подарит ему свою взаимность, если получит в подарок это дорогое ожерелье. Ну, кардиналу делать нечего, вздохнул, конечно, от такой безумной траты, но что поделать, любовь королевы недешево стоит. А пройдоха де-Ламот послушала Калиостро, обрядила в королевские одежды простую девицу Оливу, статью и внешним видом похожую на королеву, и направила ее в Версальский сад. Там под сенью кустов и под пение птичек удовлетворена была любовная страсть кардинала. Дело было состряпано лихо и так замаскировано, что кардинал понятия не имел, что в его объятьях не королева. И все, на этом история падения королевы, оклеветанной подлой фрейлиной и мировым обманщиком, так и закончилась бы, если бы не настырные ювелиры. Не получив ни денег, ни ожерелья, пришли к королеве и твердо потребовали или то, или другое. Она в слезы, ибо знать ничего не знает, а ожерелье только мимоходом и видела, когда король купить его отказался. И выяснилось тут следующее: графиня де-Ламот заграбастала себе ожерелье, ювелиры денег не получили, а всех подряд — и кардинала, и двух женщин, графиню и девицу Оливу, вкусившую любовь кардинала, — взяли под арест. Графиня клялась и божилась в своей невиновности, все взваливая на Калиостро. Судебное разбирательство при пристальном внимании всего мира длилось несколько лет. Предприимчивые бумагомаратели, с замирающим сердцем следящие за его ходом, лихорадочно взялись за перья и душещипательными историями на тему узников, томящихся в Бастилии, литературу напичкали.