Страница 104 из 115
И сыплются на фаворита (тоже по установившейся традиции) щедроты. Вот он уже из флигель-адъютанта переведен в генерал-адъютанты, а из унтер-офицера в генерал-майоры. Вот уже ему напяливают на плечо орден Белого Орла с поместьями в придачу. И вот он своим ангельским тенорком поет царице душещипательные романсы, что у той слезы умиления появляются на глазах. Вот он пиликает своей возлюбленной на скрипке и получает самую дорогую в мире скрипку Страдивари. Для него приглашаются в Петербург лучшие певцы Европы, чтобы имели честь спеть дуэтом с новоиспеченным талантом. Наступила эра не только любви, но и музыки и пения. Наконец-то душенька императрицы довольна — вовсю может развернуться ее тяга к искусству и литературе. И Корсаков был в этом стремлении достойным партнером. Он, вошедший во вкус и роль великого музыканта, уже мнит себя великим литератором, а поскольку одним из признаков этой специальности является наличие огромного количества книг, приказывает позвать к себе самого лучшего книготорговца Петербурга. И вот между ними состоялся такой разговор: «Какие книги желает иметь ваша светлость?» — «Чтобы большие тома были внизу, а маленькие книжки наверху, как у ее величества».
Радостные слезные пятна на письмах к вечному адресату царицы «конфиданту» Гримму переплетаются с захлебывающимися словами восторга: «Он ослепителен, как солнце, и, как оно, разливает свой блеск вокруг себя. Это Пирр, царь Эпирский. Все в нем гармонично, нет ничего выделяющегося. Это — совокупность всего что ни на есть драгоценного и прекрасного в природе; искусство ничто в сравнении с ним, манерность от него за тысячу верст»[206].
И дальше философствует так: «Восхищение, энтузиазм, а не прихоть возбуждают подобные творения природы! Произведения рук человеческих падают и разбиваются, как идолы, перед этим перлом создания творца, образом и подобием Великого!»[207]
Но мы с вами, дорогие читатели, стреляные воробьи, нас на мякине не проведешь! Знаем мы цену этим дифирамбам влюбленной или вообразившей себя таковою нашей русской матушки государыни! У нее уж манера такая выработалась — от каждого очередного фаворита в неописуемый восторг приходить и в этой любовной лихорадке, подобно несчастному королю Пирру, все в золото превращать. Каждый ее фаворит в ее устах становился гением! А как же иначе! А вдруг история, не разобравшись как следует в интеллектуальных ценностях фаворитов, все свалит на ее физическую чувственность! Эдак недолго и в нимфоманки попасть!
Но какой же черной неблагодарностью, дорогие читатели, отплатил этот фаворит Корсаков своей благодетельнице! Он осмелился изменить ей. Вот и говори потом, что житейские неурядицы настигают только простых женщин и недоступны царицам. А она, может, рыдала, бедная, тихонько по ночам, хотя внешне поступила, как царственной особе пристало: холодно и достойно. До объяснений или, упаси боже, до выслушивания таковых унижаться не стала: закрыла дверь в свою спальню с той стороны, и все. И что же такое узрела царица в своей спальне? Заглянем на минуточку, а?
Вот царица, разрумяненная в предвкушении наслаждений, в премиленьком пеньюарчике впархивает в свою спальню, чтобы застать там приготовленного к ее порывам любовника, но видит зрелище довольно странное: на ее царственной постели и на ее царственных простынях разложились и предавались любви ее фрейлина графиня Брюс и Ванюшка Корсаков.
То ли растяпа-тенор перепутал впопыхах спальни, приняв царицыну за свою, то ли подкупленный им лакей забыл (может, заснул) в дверь постучать, условный сигнал подавая, то ли любовный пыл парочку так одолел, что они об опасности позабыли, — мы не знаем, только для Екатерины это было зрелище, от которого любовь отступает на задний план, а на первый выдвигается ревнивая месть. Елизавета Английская и Кристина Шведская в таких случаях не церемонились — обезглавливали неверных любовников, и все!
Французский Генрих II, до безумия влюбленный в старушку Диану Пуатье, служившую верой и правдой и собственным телом еще отцу короля, боясь лишиться ее благосклонности, просто терпел ее любовников. Страдал, конечно, ни мало ни много, а целых 20 лет, ибо любил Диану вечно, независимо от того, какую очередную внучку она выдала замуж и сколько зубов у нее на сегодняшний день осталось. И когда он накрыл свою любовницу с маршалом Бриссаком, хотя тот поспешно под кровать забрался, то спокойно сделал свое дело, стараясь своей тяжестью не очень-то придавливать притаившегося внизу Бриссака, а потом, устав после этой работы, попросил конфет, чтобы подкрепиться, затем потом горсть их бросил под кровать, говоря: «Ешь, Бриссак, подкрепляйся». Совсем иначе поступил английский Генрих VIII со своей неверной Анной Болейн, о сомнительности обвинения которой до сих пор историки спорят: платочек ли только она подарила своему кузену или нечто большее? Ну, король Генрих VIII, широкая душа, вникать в подробности не стал, оттяпал ей голову, и все, да еще и раструбил всему миру о ее неверности, и при дворе говорили: «Никто с такой радостью не выставляет свои рога напоказ, как Генрих VIII».
Клавдий Тиберий вручил неверной жене Мессалине меч, прося ее достойно покончить со своей недостойной жизнью. Мессалина упиралась, а стоящая рядом ее мать уговаривала:
«Не бойся, мое дитя, это не больно. Воткни только поглубже».
Но Мессалина, смелая в ночных походах по ближайшим борделям, трусила. Стоящий рядом воин, не терпящий трусости, помог ей разделаться с жизнью.
Генриэтта Английская, муж которой Филипп Орлеанский изменил ей со своим слугой, отомстила весьма оригинально: взяла и сделала этого слугу своим любовником. Филипп Орлеанский возмущался: «Это что же? Он предпочел совершенные мужские прелести несовершенным женским? Вот и верь потом „чистым“ гомосексуалистам!»
Изабелла Французская расправилась с мужем-гомосексуалистом Эдуардом II Английским еще покруче: она не только его любовника кастрировала, но и трон у мужа забрала: «Не блудничай, негодяй ты эдакий!»
А Людовик XIII, узнав о шашнях своей жены Анны Австрийской с герцогом Бэкингемом, занимавшимся с ней любовью прямо на траве Версальского парка и заставившим ее сказать такие вот исторические слова: «Все мужчины грубы и нахальны», — лишил ее трона. Но Анна Австрийская, хитрая бестия, как-то умудрилась королевский указ своего мужа проигнорировать и после его смерти все-таки влезла на французский престол. Часто мужья были очень снисходительны к любовным утехам своих жен на стороне: Генрих IV вообще не обращал внимания на шашни своей жены королевы Марго на стороне и спокойно позволял ей носить на поясе засушенные сердечки ее погибших любовников. Генрих Кастильский пошел еще дальше в своей снисходительности: он нанимал своей жене любовников и платил им большие деньги за услуги. Но это, конечно, редкость. Чаще всего мужья рвали и метали, узнав об изменах своих жен. И мстили порой сурово: заражали их венерическими болезнями. Это сделал австрийский Франц Юзеф. Другие только намеревались, но до реализации дело не дошло. И мы вам хотим, дорогой читатель, привести здесь поучительную историю о том, как мучаются иногда рогатые мужья.
Да, во Франции было принято, чтобы рогатые мужья мстили своим женам за измену коварным способом, заражая их сифилисом. То же самое вознамерился сделать законный супруг любовницы французского короля Людовика XIV маркизы Монтеспан.
Долго об этом не знал рогатый муж. Вообразите себе, дорогой читатель, такую сцену: сидит в ложе неподалеку от самого короля ничего не подозревающий маркиз и горячо аплодирует великолепной пьесе Мольера «Обманутый муж». А вечером ненароком узнает, что обманутый муж он и есть и что его законная супруга находится на особом счету у короля. Ревнивый муж рвет и мечет, но как отомстить королю? Не убивать же его. И он решает заразить короля через свою жену сифилисом. Мобилизовав все свои возможности и связи, он на себе это намерение осуществил и для дальнейшего воплощения в действительность ринулся в спальню к своей жене. А там заперто. Стучал, кричал, аж перед лакеями стыдно, да и король рядом, жена не открывает, да и все! Ну, тогда он облачился в черные одежды и стал своим горестным видом мозолить глаза королю: «По ком такой глубокий траур?» — поинтересовался король. «По моей жене», — ответил рогатый муж, а утречком снарядил коляску с гробом, посадил в нее двоих законных своих детей, которым приказал громко рыдать, и двинулся к костелу, где потребовал открыть ему главные ворота. Когда аббат возразил, что он преспокойно мог бы въехать в калиточку, несчастный муж ответил: «В калиточку? О, нет, мои рога слишком ветвисты, чтобы поместиться в калиточке». Вот и вся месть рогатого супруга. С королями не борются, не правда ли?
206
А. Савин. «Фавориты Екатерины Второй». «Дело». М. 1912 г., стр. 213.
207
Гуи Бретон. «Женская война в королевской армии». Варшава. 1995 г., стр. 116.