Страница 9 из 13
Откуда я узнал про Жар-птиц?..
В этот раз мне про них рассказал Родитель. Сначала рассказал, а после показал.
Удивительно, но про этих существ я не ведал, а увидев их, несколько так сотрясся... Испугавшись не столько их неповторимого сияющего вида, когда они, зависнув недалече от Творца Галактик, синхронно взмахивали широкими крыльями, с, тем не менее, размашисто распушив долгие перья хвоста, сколько того, что коли б встреча наша прошла ранее, вряд ли ноне я смог их лицезреть. Впрочем, как и самого их Создателя.
- Послушай, милый малецык,- дополнил свою много раз прерванную молвь Родитель.- Гамаюн-Вихо заключит тебя в сосуд и доставит в Золотую Галактику, Созвездие Льва, Систему Козья Ножка, на планету Зекрая, чтобы ты вселился в человеческую плоть. Ты должен постараться сглотнуть искру, чтобы привязать себя к плоти. В целом все, так как учил тебя Перший, и тогда, надеюсь, вскоре ты его увидишь...
Отец!
Увидеть тебя для меня было таким важным, что я согласился. И как только сказал "да", ветка, на которой восседал, медлительно стала удлиняться и одновременно наклоняться вниз... А вместе с ней, как и понятно, опускался я.
Неспешно миновал я лицо Родителя... его плечи... стан. Он слегка вздел вверх левую руку и провел перстами по моей макушке, успокаивая меня тем движением, а после я поравнялся с лицом Гамаюн-Вихо. Определенно, я заглянул в недра его пурпурных радужек глаз, размытых по краю ярко-желтой склерой и поигрывающей оранжевым оттенком. Да нежданно для себя увидел далекую планету.
Скалистые серо-голубые горные гряды, собранные из рыхлых каменно-ледяных глыб, окружали с одного окоема мощное плато. Почва, которого такая же голубоватая с прорехами более темных пятен была изрыта глубокими узкими рытвина и округлыми впадинами. Сама поверхность гор и почвы легохонько светилась, флуоресцируя, принимая под воздействием ультрафиолетовых лучей голубоватую окраску. Черный небосвод, раскинувшийся над этой частью планеты, едва оттенялся по краю голубоватыми лучами, в нем зримо просматривались небольшие, почти иссиня-черные, низко нависающие шарообразные спутники. И испускающая, те самые ультрафиолетовые, лучи уже многажды удаленная от планеты, огромная звезда. Только не привычного почти белого свечения, оный у поверхности обитаемых планет приобретает несколько желтоватый оттенок, а насыщенного голубого света. Еще миг и явственно проступило и само плато неизвестной планеты, изрезанное неглубокими каньонами, впадинами, в каковых хоронились почитай ледяные насты, иссекающие острыми своими краями стены возвышенностей. В одной из таких рытвин туго спеленованный густо- синей сетью лежал Гамаюн-Вихо в нонешнем своем виде. Воочью проступил его несколько остекленело- напряженный взгляд, иссеченное в мелкую выбоину круглое лицо, покрытое в тон голубоватому сиянию темно-серой кровью.
Казалось, саиб гамаюнов не только сам весь был недвижим... Чудилось, в нем остановилось биение... течение жизни...
Посему когда такой же голубовато- флуоресцирующий василиск навис над ним и выплюнув изо рта впадинки багряные шнуры-сосуды, концы которого прилепились к сети, поднял его... И голова, и такие же кровоточащие конечности, высунувшись из прорех сетей, бездвижно повиснув, закачались туды... сюды.
Наверно, я глубоко вздохнул...
Ан, нет! это перста Родителя огладив макушку, вернули меня в реальность. Видения былого... грядущего... мне это было доступно. Так пояснил Творец Галактик, когда растолковывал мне, что там, в коридоре, в трубчатом образовании Стлязь-Ра, в своем видении я зрел собственное космическое судно, кое создам в будущем.
К тому моменту, когда я увидел когда-то произошедшее с Гамаюн-Вихо и проникся к нему теплотой, ветка на оной восседал, прекратила свое движение. Ее конец, изогнувшись, воткнулся в землю, а я оказался на уровне груди саиба гамаюнов.
Представляю, какую он пережил боль, на почти не живой, покрытой льдами, планете, стараясь скрыть от Родителя замыслы моего Отца, стараясь справиться с мощью рати платиновых гамаюнов, которым было велено его изловить и привести живым.
- Эм! саиб лучица,- звонкий и одновременно высокий голос Гамаюн-Вихо, звенел так громко, что отдавался во мне пронзительным стоном.- Поверьте мне! я все! все сделал, чтобы не выдать замыслы Господа Першего, так как он мне дороже меня самого. Но уж так получилось. Надеюсь, вы не будете на меня серчать, когда переродитесь в Господа.
Я ничего ему не ответил. Поелику не просто ощутил боль в его речи. Я эту боль почувствовал, узрев прошлое и пережитое им. Гамаюн-Вихо медленно поднял вверх свою левую руку и я рассмотрел на ней мгновенно свернувшиеся по коло, словно перепутавшиеся, объединившиеся в нечто целое перста, образовавшие воронку, и несколько углубленное в ней пространство. Стенки воронки резко дернулись, и принялись выдвигаться вперед, по мере роста уменьшая в объеме само предплечье и плечо руки саиба гамаюнов.
- Не пугайся, моя любезность,- прозвучал надо мной голос Родителя.- Ты такая неповторимая уникальность, что я могу доверить тебя только особо приближенному ко мне Гамаюн-Вихо. Он и понесет тебя в своей конечности и поможет вселиться в плоть.
Еще немного я дюже пугливо смотрел на ту неглубокую воронку, коричневые стенки которой значимо выдвинувшись замерли, а после, когда они вновь пришли в движение, но теперь завертевшись по кругу, вроде наверчивая спираль, легохонько подался к ним. И в тот же миг липкие листки, ветоньки солнечной березы отпустили мое сияющее естество. Воронка тотчас втянула меня в глубины своей мягкой коричневой плоти. Ее стенки, дрогнув, плотно окутали со всех сторон меня, закупорили все щели, нежно качнули вправо... влево...
- Гамаюн-Вихо,- пробился сквозь те стены мягкий бархатисто-мелодичный голос Родителя.- Будь только осторожен. Не надобно, повторять, что ты везешь в себе самую большую бесценность нашей Вселенной. Новое, неповторимое и уникальное божество.
- Лучицу моего Господа Першего,- совсем тихо вторил своему Творцу саиб гамаюнов.
Глава пятая.
Конечно, Отец меня всему научил. Однако многие знания, как и способности, во мне находились с самого моего появления... особенно у меня. Очевидно, это было связано с самим моим возникновением. Я аки божество "неповторимое и уникальное", как величал меня Перший, "Изюминка Всевышнего", как говорил Родитель, уже нес их в себе. Впрочем, возможностью проникнуть в человека, обладала каждая лучица. И Отец, в свое время, прежде чем меня выпустить пояснил, каким образом сие самое вселение я смогу проделать. Но он только пояснил... только растолковал, самой же практикой я не занимался. И вельми волновался, еще тогда, когда находился в руке Творца, еще тогда, когда он меня выпускал. Я страшился подвести моего любимого Отца, страшился подвести его чаяния...
Тогда...
Тогда, Отец был рядом, совсем близко и посему я хоть и тревожился, но верил в свои силы.
Нынче, когда стенки плоти саиб гамаюна прижимались ко мне, нежно лаская, все изменилось. Я почасту от волнения стал отключаться. А если и приходил в себя так ярко сиял, что Гамаюн-Вихо не раз шептал успокоительные слова надо мной. Хотя... Такой его звонкий голос, вряд ли располагал к умиротворению, скорее он предназначался, абы пробудить, встряхнуть, придать бодрости. И оттого напряжения я волновался еще сильней, боясь, что не смогу вселиться в плоть и потому не увижу моего дорогого Творца.
- Может, стоит изъять женщину носящую чадо с Зекрой и поместить к нам на пагоду, чтобы все прошло благополучно?- говорил Вежды, прибывший прямо перед самым моим выпуском из руки в пагоду Першего.- Чтобы мы были уверены в благополучном вселении лучицы?
Это был в отличие от Отца весьма крепкий в стане и плечах Господь. Его черная кожа, как и положено всем Зиждителям, отливала золотом, и сквозь ее тонкую поверхность проглядывали оранжевые паутинные кровеносные сосуды и еще более ажурные нити кумачовых мышц и жилок. Покато-уплощенной смотрелась голова Бога, поросшая мельчайшими, точно пушок завитками курчавых черных волос, а лицо с четкими линиями, где в целом высота превосходила ширину, завершалось угловатым острием подбородка. Тонкими, дугообразными были брови моего старшего брата, крупными с приподнятыми вверх уголками темные глаза, широким и с тем несколько плоским нос, а толстые губы иноредь озарялись почти рдяно-смаглыми переливами света. У Вежды, как почти и у других Димургов, кроме Темряя, не имелось волосяного покрова на лице.